Юрий Леднев - Мать скорбящая
И все нестройно поддержали их:
— Правильно решил Сенат…
— Давно пора…
Глава с успокоившейся совестью спросил:
— Кто пойдет со мной? Мне нужны трое. При свидетелях я зачитаю Постановление Сената. И три помощника подсобят мне выполнить его.
Добровольцев не находилось.
Глава с недоумением повторил просьбу.
Никто даже не шелохнулся.
«Странная логика у людей! — с раздражением подумал Глава Сената. — Только что требовали, возмущались, а как до дела — в кусты!»
— Что же это такое? Пойдет кто-нибудь?
Молчание.
— Вот вы, вы и вы! От имени Сената!
Две дамы из «Общества спасения» ответили ему с укором:
— Мы уже пробовали. Теперь попробуйте сами!
Только сейчас он разглядел на лицах дам синяки и ссадины.
— Кто это вас? — спросил он удивленно.
— Она…
— За что?
— Мы хотели экспроприировать у нее ребенка… А она, как тигрица…
Глава, покачав головой, подумал: «Здорово она их!»
— Поймите: без представителей общественности я не имею права… У нас пока еще, слава богу, действуют законы, и я не собираюсь их нарушать. Да и вам не советую… Если вы не одобряете решения Сената, мы пересмотрим его, но при одном условии: никто никогда больше не станет посягать на права матери. Вы согласны?
Он надеялся, что нашел путь к благополучному завершению конфликта. Но в ответ раздалось: «Нет!.. Ребенка надо у нее отобрать!»
Глава понял, что выполнять Постановление просто необходимо, хотя бы в целях безопасности матери и ребенка. Но с чего начинать? Растерянный, он молчал, не глядя на людей.
Выручил его профессор медицины:
— Я предлагаю: пойдите вы один. Зачитайте решение. А уж потом, когда она свыкнется с мыслью неизбежного расставания с ребенком, можно будет… Помните, как мы решили с ее мужем? Так будет правильно. С нами же она пойдет на крайние меры. Буквально… Здесь все ее боятся…
«Ай-ай! Надо же — подумал Глава. — Пятнадцатилетняя особа третирует целое общество взрослых. Может, ее слегка припугнуть? Наказать, как это делают… делали с непослушными детьми? Пожалуй! Да, но какая здесь подойдет мера? Поставить в угол — несерьезно! Отшлепать? (Он усмехнулся.) Или…»
Он сразу же отверг мысль обратиться за помощью к уличной толпе. Толпа настроена слишком… Придется все-таки одному…
Глава подошел к двери, ведущей в детскую, постучал в нее и громко произнес:
— Откройте! Именем Сената!
Через небольшую паузу щелкнул замок, и Глава вошел в комнату к молодой сумасбродной матери, чтобы разрешить небывалый в истории общества конфликт.
Стоя перед женщиной, Глава молчал. Он хотел, чтобы та заговорила первой. И тогда, услышав голос собеседницы, он мог бы выбрать верную интонацию, чтоб начать свой разговор. К такому приему диалога Глава прибегал не раз. И всегда все получалось! Но женщина молчала и, затаившись, смотрела на него, словно пыталась прочесть его мысли.
Пауза так сильно затянулась, что Глава хотел уже изменить тактику и заговорить первым. Но женщина вдруг сама исправила неловкость. Она улыбнулась и предложила Главе сесть. Однако ее приветливость только ярче высветила всю глупость положения, в котором оказался Глава. Злясь и стремясь выглядеть солидно, он окинул молодую мать театрально-грозным взглядом. Под этим взглядом у нее вдруг надломились брови, а маленькая фигурка сжалась. «Не переигрываю ли я?» — подумал он. И, безнадежно проваливаясь в какую-то глупейшую трясину, он, запинаясь и путаясь, произнес:
— Вот что, милочка моя… Ты ведешь себя возмутительно… Конечно, молода… Конечно, красива… Но, несмотря на это, Сенат есть Сенат. Он, разумеется, по просьбе общества лишит тебя звания матери и всех вытекающих отсюда прав!..
Постепенно он входил в раж. И распекал юную мать, не видя ее глаз, не особенно заботясь, как она реагирует на сказанное.
По поручению Сената я уполномочен тебе заявить… — Он потянулся к карману за Постановлением, но осекся, взглянув на молодую мать. По ее пунцовому лицу текли слезы. Губы вздрагивали, а расширившиеся зрачки выражали сильное внутреннее потрясение.
«Боже мой! Да она, как затравленный зайчонок! Что ж я делаю? Что я болтаю? „Уполномочен!.. По поручению!..“ Какой я дурной!..»
Видя, что женщина вот-вот упадет, Глава поспешил поддержать ее. Он заботливо, отечески усадил ее на диван и заговорил тихо, нежно, сам едва сдерживая рвущийся наружу комок слез.
— Ну, что ты? Что ты, милая? Зачем плакать-то? Да разве я хотел обидеть тебя? Прости меня, старого дурака! Не плачь. Мы с тобой сейчас все уладим, все решим по-хорошему, по-людски! Честное слово, все решим по-человечески!
Первоначальная роль начисто вылетела из его головы. Стараясь быть как можно ласковее, добрее, он утешал ее, утирая своим платком горючие ее слезы. При этом грозил в сторону окна кулаком:
— Я вот им задам! Будет им от меня! Напали все на одну! Не выйдет! Я им этого не позволю! Я их всех сегодня же в Сенат вызову! Я их тогда…
И чудо: от этого наигранного заступничества лицо молодой матери постепенно светлело, всхлипывания ее стали реже, а потом и вовсе прекратились. Прижавшись к его плечу, она закрыла глаза и успокоенно замолкла. Глава сидел недвижимо, боясь потревожить наступивший покой.
Через минуту-две женщина глубоко вздохнула и открыла глаза. Взглянув друг на друга подобревшими глазами, оба улыбнулись смущенно, как улыбаются люди, осознавшие нелепость происшедшего.
И вдруг он неожиданно для себя ласково поглядел на дверь спальни:
— Как она там?
Лучисто улыбнувшись, его собеседница ответила:
— Спит. Так крепко заснула — из пушки не разбудишь! — И, качнув головой, она издала какой-то радостный звук через сложенные в трубочку губы.
— Это хорошо, что крепко заснула. Очень хорошо! — подхватил Глава, стараясь еще больше расположить молодую женщину к себе. — Расскажи-ка, что тут у тебя вышло с этими старушками…
Она улыбнулась и, словно принимая правила игры, известной только им двоим, доверительным тоном пожаловалась:
— Хотели отобрать у меня дочку!
— Да неужели?! — словно впервые узнав об этом, удивился Глава, и это удивление у него получилось почти искренним. И, выражая крайнее негодование по такому возмутительному поводу, он разразился гневной тирадой — Отобрать у матери ребенка? Ишь чего захотели! Вот еще выдумали чего! Ну, это бабушка надвое сказала! Это у них не получится! Я этого не позволю! Какая дикость! Что они, из ума выжили?
Глава возбужденно ходил по комнате, вовсю возмущался «их» намерением, а она глядела на него с восхищением, как на сказочного героя, защитника слабых и обиженных, который явился сюда внезапно, по волшебному мановению, и по-детски радовалась поношению своих обидчиков.
