Елена Грушко - Атенаора Меттер Порфирола
Рапан на языке черноволосого и загорелого было обозначение самой замечательной раковины, которую ему приходилось видеть в жизни: дядьке подарил ее приятель-моряк. Однако мальчишек этого города, отстоявшего не так уж далеко от Океана, трудно было бы удивить тускло-оранжевым рапаном. На песке лежала истинная диковина!
И невообразимой формой, и безудержной расцветкой она превосходила и рапана, и нептунию, и кассиду, живущих в далеких южных морях. Что вообще можно было сравнить с нею - такою розовой, будто ясная заря, излучавшей из своей сердцевинки таинственное перламутровое свечение!..
И толпа ребятишек, сперва разразившаяся восторженными воплями, вдруг замерла и затихла, заглядевшись на это чудо. Такое они все видели впервые, и никто, конечно же, не мог знать, что лишь троим из них доведется увидеть подобное вновь - и то через много, много лет...
Дева-Туман стояла на берегу, и волосы ее развевались за
спиной, словно легкие крылья, и лицо ее было чистым и ясным,
будто звездный свет.
- Пришла я на твой стон, в ночи зовущая на помощь,
проговорила Дева тихо, но женщине почудилось, что ее голосу
отзывается дальнее эхо.
Археанесса протянула свою белую руку, но женщина
склонилась перед ней, едва справляясь с безмерным ужасом.
Археанесса безмолвствовала, хотя, казалось, эхо ее голоса еще
бродит по берегу. И просящая решилась, и резко вытянула вперед
руку, и дотронулась до странно-жаркой ладони той, что явилась
из моря. И на миг ей почудилось, что одним лишь прикосновением
своим Дева стерла с нее и нескладность судьбы, и горе нелюбви
к ней любимого, и муки от бесплодия, которое мешало ей
растопить сердце милого, обратить его вновь к себе. И даже
замыслы отмщения, иногда пленявшие ее измученное обидами
сердце, уничтожило прикосновение Археанессы!
Дева подняла невиданно-светлые глаза, словно пытаясь
разобрать знаки небесные. И женщина тоже посмотрела ввысь,
встретилась взором со взорами звезд. Она никогда и не
подозревала, что ночное небо так прекрасно и величаво... о,
даже прекрасней и величавей царского дворца! Звезды сверкают
ярче его наружных медных стен, и средних, украшенных литьем из
олова, и даже стен самого акрополя, покрытых орхиалком,
излучавшим сиянье, подобное огню. Женщина видела все это
несколько лет назад, на храмовом празднике в честь Бога Морей
и его супруги, родоначальников царской династии, и видела
золотые изваяния Морского Владыки и ста его дочерей на
дельфинах, и видела статуи первых правителей острова,
благословенных богами, и златые же статуи их высокочтимых
жен...
- О Луна, ты, что странствуешь ночью! - вновь зазвучал
голос Археанессы. - О звезды, владычицы судеб земных и
небесных! Вы знак Порфироле, молю вас, подайте, что дочь
призывает ее на подмогу для смертной!
Женщина и не заметила, как сам собою возгорелся ее почти
угасший костерок, от него потянулись к небу сладостные и
дурманные ароматы смирны и стиракты. Археанесса тоже тянулась
к небесам, и ее тело и одеяния налились вдруг прекрасным
розовато-золотистым, словно ясная заря, светом, и сама она,
чудилось, воспарила над землею, зовя:
- О Меттер! О Атенаора!..
- Наверное, там, в раковинке, радуга уснула, - произнес вдруг тоненький голосок, и мальчишки наконец-то заметили, что возле чуда, принесенного обимурскою волною, сидит на корточках - острые коленки выше плеч - девчонка в линялом купальнике, с обожженными солнцем плечами, а волосы ее до такой степени исхлестаны ветром и волнами, что туго-натуго закрутились в бронзовые колечки. И эта девчонка по-хозяйски поглаживает розовые извивы раковины.
Мальчишки смотрели на невесть откуда взявшуюся худышку, разочарованно осознавая, что вот - счастливица, первой увидевшая подводную красавицу, и, значит, именно она теперь - ее полновластная владычица!
Беловолосый, гибкий как прут парнишка, пренебрежительно присвистнув, вдруг растолкал толпу и быстро пошел прочь по берегу, туда, где темнела его одежда, полузасыпанная песком. Руки его против воли потянулись было к прекрасному дару волн, но этот дар был назначен не ему, он был чужой, а потому мальчишка заставил себя уйти, хоть, может, никогда в жизни ему не было так невыносимо тяжело отказаться от чего-то.
Не оборачиваясь, он сдавленно крикнул:
- Аркашка! Пошли, Каша! Туча вон идет, дождь будет.
Но его приятель, тот самый, что кричал про рапана, и не отозвался. Окинув собравшихся ребят быстрым взглядом исподлобья, он плюхнулся на песок рядом с девчонкой и вкрадчиво заглянул в прозрачно-серые, шальные от восторга глаза.
- Хочешь за нее... три рубля? - стараясь говорить как можно более небрежно, предложил он, не слыша, что друг позвал его снова:
- Каша!.. Ну, я тогда пошел!
Девчонкины глаза на миг затуманились: она вспомнила, как только лишь вчера вечером бродила по улицам, упершись взором в тротуар, и молилась неизвестно кому, чтобы он заставил кого-нибудь из взрослых обронить пятнашку, а лучше двадцатник: возле кино "Гигант" продавали мороженое, да беда - мамы не было дома. А теперь - три рубля!..
Но тут же она изумленно улыбнулась: такое чудо продать?! Да ни за что! Ведь это ей, ей невероятную розовую красавицу подарил Обимур!.. И черноволосый Каша, который уже готов был щедрою рукою прибавить к трехрублевке "Графиню де Монсоро", тотчас понял, что не сторгует он себе девчонкину находку даже... даже за... но, так и не додумав баснословной ставки, он схватил раковину и вскочил.
Девчонка тоже стремительно распрямилась и вцепилась в его руки, пытаясь разжать пальцы, но он сильно толкнул ее пяткой в колено:
- Отстань! Я только посмотрю!
Он вглядывался в перламутровое сияние и ничего не мог понять: раковина была теплая! Конечно, ее могло нагреть солнцем, но нет это тепло исходило изнутри, как свет. Будто бы где-то там были впаяны крошечные разноцветные лампочки, которые и светились - и в то же время нагревали раковину. И еще - наощупь она была упругой, словно живое тело.
- О Порфирола, о Меттер! - взывала Дева, сбрасывая на
песок дивную, украшенную серебристыми звездами ткань своего
покрывала, словно призывала на землю ночное небо. - Сойди!
Зову я на помощь тебя! Зову я на помощь сонм звездных сестер!
Дочерей твоих зову, Атенаора! Ты владеешь всем небом высоким,
ты породила всех нас и направила к смертным - так помоги и
сейчас мне беду отвести от дочери рода людского. О Порфирола,
явись! Одиночество невыносимо. Как я могу без тебя отвратить
овладевшую женщиной муку? Как зло пересилю, что душу ее
