Игорь Водолеев - Где кот идет 2
Повернувшись на юг, Эрцех засек направление на пульсар, который подмигивал ему из центра соседней туманности, пронизанной волокнами гравивозмущений, напоминавшими клешни краба. Гравипульсар Краб, видимый в направлении на южный полюс, использовался на Ларце для навигации, как важнейшее южное тяжило. Воин взобрался на кучу валунов, прикрывавших вход в пещеру. Выпрямившись во весь свой полутораметровый рост, он поднял копулятивное щупальце с единственной люминофорной клеткой и послал к горизонту сложный световой сигнал, означавший сексуальную готовность мужечника. Через несколько секунд, показавшихся ему вечностью, далеко на юге возникли две короткие вспышки, означавшие готовность и приглашение женочника. Вспотев от внезапного волнения, Эрцех окутался облачком ароматического вещества и стрелой слетел вниз. Впереди была ночь свидания и он не желал упускать из нее ни одной минуты.
– Внимание! – предупредил Белов. – Похоже, артропод-мужечник заканчивает свое дело. Смотри, подстилочник раскрывает сумку, а женочник особь вводит в нее яйцеклад. Готово, яйцо отложено.
– Давно пора, – сказал Кари. – Свидание длилось почти всю ночь. Смотри, женочник отвалился и помчался обратно в пещеру к своим подружкам. Мужечник пока остался. Похоже, он должен еще и няньку ублажить. Правильно, любишь кататься, люби и саночки возить.
– У них так принято, – пояснил Белов. – Это разумно. Пока подстилочник не закрепится на грунте, мужечник не уйдет.
– Мужечник сильно рискует, – заметил Кари. – Если восход Рецола застигнет артропода, ему придёт конец. Задымит, как вампир на солнце, и – аллес, пишите письма…
Прильнувшие к экрану инфракрасного локатора диверы наблюдали, как подстилочник с яйцом внутри сумки-инкубатора сворачивается в плотный кокон, покрываясь коркой кремнезема. Все его шесть коротких ножек вросли в сухой грунт и окаменели. В наблюдательной башенке, замаскированной под голую скалу, прозвучал мелодичный гонг.
– Все, – вскочил Кари. – Рецол восходит! Мужечнику обратно никак не успеть. Открывай дверь для артропода. Теперь его можно брать, вместе со шкурой таптуха, причем наша совесть, прошу заметить, будет абсолютно чиста.
– Разумеется, – согласился Белов, нажимая клавишу. – Мы, можно сказать, спасаем туземца от мучительной смерти.
Артропод заметался по площадке. Он понимал, что на открытом пространстве ему не протянуть и двух минут. Впрочем, можно попытаться завернуться в попонку, облив ее тяжелой водой. Воды осталось еще полмеха. Но что это даст, лишнюю минуту-другую. А что будет с малышом? Как он будет отращивать глаза? Всю влагу он получает через подстилочника. Нет, Эрцех не будет отбирать воду у ребенка. Значит, ему суждено умереть здесь. Пусть будет так. Прекрасная, славная смерть воина.
Оглянувшись, Эрцех увидел вход в пещеру, открывшийся у подошвы лысой скалы. Как я раньше его не заметил, обрадовался он. Если пещера глубока, то можно занавесить вход попоной. Это шанс.
Он вылил последнюю воду на окуклившегося подстилочника и нырнул в тесный лаз, излучавший, как обычно, слабый гравифон. В глубине скалы лаз расширялся в небольшую пещеру с подозрительно гладкими стенами. Сзади послышался слабый шум. Повернувшись всем телом, он увидел, как сзади опустилась массивная каменная плита, полностью перекрывшая вход. Воину это не понравилось, но выбора не было. Приглядевшись к мерцанию фона, он определил, что плита была не очень толстой. При необходимости тренированный артропод мог расколоть ее одним ударом заднего ходила. Эрцех был тренированным артроподом.
Почувствовав усталость, он улегся на полу и укрылся шкурой таптуха. Не успел он втянуть глаза под защитный козырек, как с потолка опустилась паутина. Липкие нити ничего не весили, он сначала ничего не почувствовал. Артропод рванулся, пытаясь разорвать паутину, но у него ничего не получилось. Чем сильнее воин старался, тем крепче затягивались прочные нити. Внезапно задохнувшись, Эрцех потерял сознание.
Глава 2
Стройная медсестра склонилась над больничной койкой.
– Сэр Оливер, утренняя капельница, эуфелин, одна пинта. Прошу закатать рукав. Нет, на левой руке. Правая была вчера.
– Мисс Тейлор, – взмолился Хэвисайд. – Сколько можно? Ведь это уже пятнадцатая!
Привычно улыбнувшись, медсестра перетянула руку выше локтя резиновым жгутом и быстро ввела иглу в набухшую вену.
Устроив удобнее больную ногу, Хэвисайд наблюдал, как бесцветная жидкость капает в переходную камеру. В этом простом устройстве, подумал он, применен технический принцип, изобретенный еще во времена Аристотеля. Древний грек узнал бы в нем клепсидру, водяные часы. Даже деления имеются: сто капель, двести… Две тысячи прокапало – час прошел. Еще один час жизни. Нет, это устройство измеряет не прожитое время. Скорее, оно показывает, сколько жить осталось. Я назвал бы это обратным отсчетом. Мои карманные часы отсчитывают время вперед. А если бы было наоборот? Предположим, кому-то нужно знать, сколько часов осталось до Рождества. Устанавливаем нужную дату, нажимаем кнопку. Стрелки бегут в обратную сторону, показывая время. Нет, стрелки не годятся. Нужны диски с цифрами. Тогда на крышке надо прорезать окна, чтобы цифры были видны. Дисковые часы? Нет, диски слишком тяжелые. Поставить мощную пружину? Тогда это будет настольный вариант, а хочется иметь нечто легкое. Нет, я думаю не о том. Нужен новый принцип измерения времени, а его пока нет. А что такое время? Я не знаю. Аристотель тоже не знал, но ему простительно. Он был уверен, что тяжелые тела падают быстрее легких. Эйнштейн утверждает, что это не так. Весь мир согласен с ним. Мы создаем все более точные приборы для измерения величины, о которой не имеем ни малейшего понятия. Пуанкаре в конце жизни написал книгу «Измерение времени», в которой было больше философии, чем физики. Все же он был больше математиком, чем физиком. Допустим, физика часть философии. Тогда что есть математика? Дадим определение: математика есть способ описания объектов и процессов, основанный на логическом законе исключения третьего. Достаточно? Нет. Исчезло понятие количества. Здесь я бессилен. Никто не может определить понятие количества. Даже Пуанкаре не смог. Кошмар! Любой ребенок знает, что два яблока больше одного. Но никто из математиков не смог логически определить, что означает «один». А если так: математика есть способ описания объектов и процессов, основанный на логическом законе исключения третьего и включающий неопределяемое понятие количества. Нет, не это годится. Какой смысл в определении, которое содержит неопределяемое понятие?
Физикам проще, они сразу начинают измерять. Мы не знаем, что такое масса, но измеряем ее в унциях на рычажных весах. Мы не знаем, что такое сила, но измеряем ее в динах на пружинных весах. Вздор! Проблема не решается тем, что, мы изобретаем новые, все более совершенные приборы. Допустим, мы разгадали загадку времени. Тогда каждый желающий сможет слетать в будущее и узнать дату своей смерти. А зачем? Интересно, был бы я счастлив, если б знал, сколько мне осталось жить на этом свете? Человек – странное существо. Он сам не понимает, что ему нужно для счастья. А другие обитатели Вселенной? Если на Марсе есть разумные существа, то они должны быть намного старше нас. Возможно, они знают дату своей смерти, как мы – день рождения. Дают ли счастье такие возможности? Один русский утверждал, что человек рожден для счастья, как птица для полета. Да, но еще раньше древний римлянин сказал, что нет большей глупости, чем устраивать собственное счастье. Логику древних трудно понять. Наверное, у этого римлянина не было травмы позвоночника. В конце концов, это просто смешно. На Марсе не может быть разумных существ, там слишком мало кислорода.
