Геннадий Гор - Детство Смита
— Кто он такой? — спросил я отца. —Ведь он очень некрасивый. Правда?
— Красота ему ни к чему, — ответил отец. — Он кудожник от слова «худо». Несчастный человек, который теряет свое время, думая и надеясь, что совершит чудо.
— А разве он его не совершит? — спросил я.
— Нет. Он только зря теряет время.
Я отлично понимал действительный смысл слова «терять». Однажды я потерял свой новый, хорошо очинённый и мягко писавший карандаш, долго разыскивал его, наконец нашел и снова потерял. Казалось, карандаш терялся нарочно, словно бы играя со мной в прятки. Но художник от слова «худо» терял не карандаши и не краски, а время. И мне думалось, что он рано или поздно найдет его, свое утерянное время, а потом снова потеряет.
Рано на рассвете, очень рано, художник от слова «худо» вставал и шел к реке. На небе небрежно лежала полоска зари, словно она попала туда не сама, а ее положил художник, нечаянно задев небо своей кистью. Пастух гнал коров, задумчиво играя на сопелке.
Выкупавшись в синей студеной воде, художник возвращался в дом, брал свой подрамник с натянутым на него холстом, краски и кисть и садился напротив горы.
Не знаю, но мне казалось, что горе это не очень нравилось. Она любила покой и тишину. А этот человек сидел, нарушая тишину хриплым кашлем, курил трубку и смотрел, смотрел на гору жадными глазами.
Однажды я подслушал его разговор с горой.
— Гора, — сказал художник тихо, — я дал себе слово, что подниму тебя и перенесу к себе на холст.
Но гора не ответила. Мне показалось, что она вот-вот встанет и подойдет к художнику. Она была очень похожа на оленя, который прилег, сложив цодхебя ноги, чтобы отдохнуть.
— Гора, — сказал еще тише художник. — Я полюбил тебя. И я не уйду отсюда, пока не пересажу тебя на свой холст.
И вдруг гора ответила. Она ответила мелодичным женским голосом, очень похожим на голое моей матери: Л
— Твой холст слишком мал для меня.
— Гора права, — сказал я художнику. — Твой холст действительно мал, а она большая.
— Ничего, — улыбнулся мне художник. — Если она захочет, она уменьшится.
Улыбка его показалась мне печальной. И я подумал, что художник жалеет не гору и даже но себя, а свое время, которое он теряет.
Мне тоже было жаль его времени. Художник очень уставал. Ведь он сидел перед горой с утра до вечера, а дело нисколько не подвигалось.
7
В этот раз я проспал. Я вскочил с постели и посмотрел в окно, чтобы узнать — сидит ли возле горы художник. В конце концов он мог тоже проспать. Ведь он очень устал и вчера жаловался моей матери, что у него болит спина и ноют руки.
Я посмотрел в окно, художника не было на его обычном месте. Я удивился. Но, посмотрев внимательнее, я удивился еще больше. Не было не только художника, но и горы. На том месте, где всегда стояла гора, теперь было пустое место.
Я поскорее оделся и выбежал из дому.
Еще не добежав до ворот, я увидел художника. Он нес свой холст, и лицо у него было смущенное и даже растерянное.
А где гора? — спросил я художника. — Ведь она всегда стояла на одном месте. Она всегда была здесь.
— А ты уверен в этом? — сказал художник.
— Уверен. Она стояла здесь еще до того, как я родился.
— Когда ты не родился, тебя не было. Не так ли? И ты не можешь знать, стояла ли тогда здесь эта гора. Не спорь.
— Но куда же она все-таки делась?
— Куда? — ответил спокойно художник. — Никуда. Ко мне на холст. Я ее очень долго просил. И она в конце концов согласилась. Мне удалось ее уговорить. Возможно, ей надоело стоять на одном месте. И я увезу ее в город вместе с холстом.
— А что же будем делать мы? Мы тоже любим эту гору. И к ней привыкли.
Художник промолчал. Он бережно нес свой холст, словно боялся, что гора сползет с холста и вернется на свое место.
8
Из дому быстро вышел мой отец. Он подошел к художнику и спросил его строго:
— Вы не знаете, куда делась гора? Я ее что-то не вижу. Может, у меня испортилось зрение?
— Нет, — ответил художник. — Ваше зрение тут ни при чем. Дело в том, что случилось чудо. И мне удалось уговорить гору и совершить почти невозможный поступок.
— Ничего не понимаю, —пожал плечами отец. — Где же гора?
— Она у меня на полотне, — ответил художник. — Гора сошла с места. И теперь я бережно несу ее домой.
Мой отец не поверил художнику так же, как он не поверил своим собственным глазам. Он подошел к тому месту, где еще вчера стояла гора и протянул руку. Но и рука подтверждала, что здесь уже не было никакой горы.
Тогда мой отец очень рассердился и сказал художнику:
— Из-за вас у меня испортилось зрение! Я стал очень нервничать, когда мне показалось, что нет горы. И от сильного волнения я почти ослеп. Вот как вы отплатили за мое гостеприимство.
Художник очень смутился и стал просить отца извинить его.
— Я не останусь перед вами в долгу, — сказал он. — Если хотите, я напишу портрет вашей милой жены. Уверяю вас, я зто сделаю не хуже даже покойного Леонардо да Винчи.
— Вам мало, что исчезла гора, — возразил мой отец. — Вы хотите, чтобы на том месте, где находится моя жена, вдруг ничего бы не оказалось.
Художник смутился еще больше и начал что-то невнятно бормотать.
— Дело в том, — сказал он, — что я вовсе не был уверен... Я думал, что гора останется на своем месте, а я уеду домой с пустым холстом. Но сегодня рано утром, когда пастух гнал коров, это случилось. Пастух играл на сопелке какой-то нежный грустный мотив. А коровы, как известно, обладают большим музыкальным слухом. Гора тоже прислушалась к мелодии пастуха. А потом это и случилось.
— Что случилось? — нервно крикнул мой отец, — Объясните мне толком.
Художник пожал плечами.
— Я не могу это объяснить.
— Почему?
— Это необъяснимое явление.
9
Люди быстро привыкают ко всем явлениям, в том числе даже к необъяснимым. И мы постепенно привыкли, что у нас под окном нет больше горы, хотя она стояла здесь много лет.
Художник в благодарность за наше гостеприимство стал писать портрет моей матери.
Я очень боялся, что мать исчезнет, как исчезла гора. Но отец говорил, что он не верит ни в какие чудеса, и по-прежнему посмеивался над художником, за глаза называя его мазилой и неудачником.
Проснувшись рано утром, художник брал подрамник с натянутым на него холстом и садился возле моей матери. Он не спускал с нее своих жадных глаз, ловя какое-то нужное ему мгновение. Но мгновение каждый раз ускользало. И художник просил мою мать не шевелясь сидеть на одном месте.
Я по-прежнему очень боялся, что мать исчезнет, как только художник окончит ее портрет. Но мать не исчезла, а вдруг исчез сам художник. Он скрылся незаметно, словно провалился сквозь землю, оставив нам два холста. На одном холсте стояла гора, а на другом сидела моя мать.
