Евгений Гаркушев - Взмах крыла
Самолет вновь оказался над холмом, где несколько минут назад отдыхала Катя. Павел прикоснулся к синему сенсору, и за хвостовыми элеронами потянулся искристый след крупных снежинок. В воздухе снег довольно быстро таял, но все же некоторые крупинки долетали до земли и оседали на траве, чтобы превратиться в рукотворную росу спустя несколько минут.
Над приборной доской появился голографический экранчик розового цвета. С каждым разворотом самолета розовый цвет слабел. Десять минут — и он стал белым, а потом вспыхнул зеленым.
— Нужная температура достигнута. Теперь у нас есть несколько минут свободного времени. Куда вас отвезти; Катя?
— Можете высадить там же, откуда взяли, — фыркнула девушка. Она-то полагала, что заинтересовала этого пилота, а он просто убрал ее с поля, как досадную помеху. — Я вообще-то не напрашивалась кататься.
— Извините, — смутился Павел. — Думал, вам будет интересно.
— Было чрезвычайно интересно, — процедила Катя. — На самолетах такой расцветки прежде летать не доводилось.
— А можно я приглашу вас в кафе после работы? — спросил Павел.
— Подумаю, — не слишком дружелюбно ответила девушка. Получается, что она еще и напрашивается?
На приборной доске вспыхнул красным сенсор.
— Извините, — встревоженно прошептал Павел, активируя голографический экран.
Возникший над приборной доской экран мигал вишневым цветом. На нем можно было увидеть карту с указанием координат и много дополнительной информации. Катя узнала знакомый значок «розы ветров» и на нем — стрелку направления ветра. Синяя точка их самолета скользила по карте. Павел повернул штурвал, и синяя точка на карте устремилась к красному полю.
— Что там произошло? — спросила Катя.
— Пока ничего. Но если не предпринять никаких действий, через некоторое время погода необратимо изменится, выйдет из параметров моделирования. Может быть, возмущение проявится дневным дождем над Москвой, а может, градом над пшеничным полем. Или шквал порвет линии электропередачи. Чтобы не корректировать погоду серьезно, нужно срочно ликвидировать очаг нестабильности.
— И что мы будем делать? — Катя почувствовала себя вторым пилотом.
— Добавим немного угольной взвеси в воздух. Она изменит показатель преломления воздушной среды, чуть позже — характер поглощения солнечной энергии почвой. Через день ее смоет дождем, а до этого температура поля поднимется на половину градуса.
Катя покачала головой и саркастически заявила:
— Интересная у вас работа. Можно даже сказать, героическая. Поля невидимым порошком да снежной крошкой посыпать. Воздушные силы службы погоды! Павел слегка покраснел.
— А вы считаете, что мы непременно должны находиться в центре циклона? — спросил он. — Примерно вот так?
Еще один голографический экран, всплывший перед Катей, показал потрясающую картину зарождающегося урагана. Неслись по кругу огромные черные тучи, которые то и дело пронзали разряды молний. Стереокамера снимала картинку с высоты в десять или пятнадцать километров — судя по линии горизонта и облакам, расположенным далеко внизу. И вдруг с высоты, откуда-то из темно-синего неба, в тучи ударил ослепительно белый луч. По ионизированному каналу устремилась вниз, к океану, чудовищная молния. А в небе словно вспыхнуло второе солнце.
— Повернулось орбитальное зеркало, — объяснил Павел. — Тучи лишили ионизации, теперь их будут греть. Это операция по уничтожению циклона неподалеку от Кубы — красивое зрелище, правда? Но только теперь все гораздо тривиальнее. Как правило, разгонять тучи с орбиты не приходится.
— Вы снимали этот циклон? — поинтересовалась Катя.
— Нет. Учебная запись. Но мне нравится.
— A…
Внизу замелькали выкрашенные в белый цвет и просто зеркальные крыши домов. В некоторых, плоских, самолет отражался как огромная радужная муха.
— У наземных служб здесь нет регуляторов, — заявил Лужкин.
— Это вы о чем? — не поняла Катя.
— Ну, видите, крыши, как и везде, имеют большую отражающую способность для того, чтобы не допускать перегрева атмосферы. А есть города с крышами, которые по команде оператора меняют коэффициент отражения. Очень удобно. Температура там повышается и понижается, что тоже позволяет управлять погодой наземной службе.
— И люди позволяют вам повышать температуру в городах, прямо у своего жилья?
— В прохладное время года — почему бы и нет? А в теплое — для человека изменение на десятую часть градуса незаметно, а для формирования погоды — существенно.
Самолет миновал город и оказался на огромном лугу. Несколько коров мирно паслись на свежей травке. Павел нажал сенсор на приборной панели и резко развернул самолет.
— Коров будете углем посыпать?
— В распылительной системе не совсем уголь… Точнее, особая модификация угля… Одним словом, вреда для коров никакого не будет.
— А я думала, вы их тоже пригласите в самолет.
— Нет, пусть пасутся, — улыбнулся Павел.
Не успел Лужкин как следует замутить воздух над лугом угольной пылью, еще один индикатор загорелся красным. Всплывший голографический экран требовал развернуть самолет на девяносто градусов и подавить очаг турбулентности в двадцати километрах от города.
Павел вздохнул, развернул самолет и активировал водородный ускоритель. Машина резко набрала скорость, поднялась выше и помчалась в заданную точку.
— Может быть, вы меня высадите? — спросила Катя.
— Увы, не успею, — ответил пилот. — Из графика выбиваемся. Придется вам полетать немного со мной.
— То есть вы захватили меня в плен?
— Получается, так. Но я буду рад компенсировать доставленные неудобства.
— Чем?
— Чем пожелаете.
Катя рассмеялась — таким виноватым и озабоченным выглядел Павел. Наверное, и правда профессионал, мастер своего дела. Хотел приятно провести время, покатать девушку, но работа превыше всего.
— Ладно, тогда я и правда соглашусь с вами поужинать. Только не сегодня, а завтра.
— Отлично, — ответил Лужкин, но мысли его были явно заняты другим. Еще один сенсор наливался красным.
Сбросив в воздух порцию загустителя на водной основе, Павел вновь развернул самолет, понесся подавлять очередной очаг возмущения расчетных параметров грядущей планетарной погоды. Хотя он и говорил Кате, что служба погоды не разгоняет облака, три больших облака им разогнать все же пришлось. А потом еще одно, которое неподвижно висело над разгонным пилоном баллистической почты.
Тревожные зуммеры смолкли, и Лужкин широко улыбнулся Кате, пробормотал:
