Юрий Астров - Девять граммов
Так что шейх своего добился: вопрос об увеличении численности войск ООН даже не рассматривался, денег никто давать и не думал, и Симонян скоро вышел в отставку.
Именно в тот день, когда отставка нобелевского лауреата была с облегчением принята, директор Матухарской физической лаборатории послал по электронной почте письмо в ЮНЕСКО с просьбой выделить 100 граммов оружейного плутония из уничтожаемых бомб для физических опытов. Цель исследований — возсть превращения оного плутония путем облучения его быстрыми нейтронами в долгоживущий изотоп калифорния.
Подобными просьбами и ООН, и его дочерние организации были завалены. Почему-то всем понадобились оружейные плутоний и уран. Впрочем, несмотря на то, что мир продолжал ликовать и смеяться, спецслужбы государств-гарантов договора сложа руки не сидели, ибо очень не хотели терять специалистов из-за сокращений. А поскольку вопрос был горячий, одни спецслужбы перепроверяли результаты работы других. И поэтому не только ни грамма ядерной взрывчатки не попало в руки террористов, но и выдача хотя бы аптекарской дозы расщепляющегося материала организации, вызывающей хотя бы малейшее сомнение, начисто исключалась.
А вот Матухарская лаборатория свои боевые сто грамм получила быстро. Здесь сыграла роль не только безупречная репутация ее директора, но и, конечно же, мизерное количество запрошенного. Из ста граммов бомбу не сделаешь…
К экспериментам приступили немедленно по получении, но они грозили затянуться — очень уж невеликой была мощность циклотрона. Этого и следовало ожидать, и никто из сотрудников не понимал нервозности сеньора Гонсало. А чего, собственно, директор хотел? И куда гнать мустангов? И зачем ему понадобились вообще эти эксперименты? Такие исследования уже проводились, результаты, вполне положительные, опубликованы…
Директор, однако, с упорством и настойчивостью, достойными, по мнению его подчиненных, лучшего применения, гонял ускоритель на разных режимах круглосуточно, пока, наконец, не нашел оптимального. После этого все побочные исследования были свернуты, а все специалисты брошены на обслуживание циклотрона. Лаборатория превратилась в фабрику с четырехсменным режимом работы, причем без выходных. И все новые и новые миллиграммы изомерного калифорния отправлялись в директорский сейф.
Под смех и ликование мира, не имевших, правда, отношения к происходящему в Матухаре.
Впрочем, скоро — очень скоро! — миру стало не до смеха.
Ливень в степи — штука скверная. Во-первых, нет стока воды: вся округа плоская, как гладильная доска. Во-вторых, любой выдающийся на этой доской предмет — мишень для молнии, в том числе и человек. И, наконец, негде укрыться от падающей с неба влаги.
Но есть и один плюс: фронтовая авиация во время дождя прикована к аэродромам.
Человек перестает прислушиваться к далеким отзвукам, поглядывать на небо, а просто идет как быстрее, что при таком ливне является не столь уж легким делом. Впрочем, набрев на перевернутую штабную машину, он останавливается, заглядывает внутрь кузова и, что-то там обнаружив, лезет внутрь. Вскоре оттуда раздаются завывания радиоприемника.
Через некоторое время человек вылезает из фургона, толкая перед собой посыльный трицикл. Ездить на таком под дождем — удовольствие ниже среднего. Но человека это не останавливает. Драндулет на удивление легко заводится и срывается с места, буксуя в грязи и на склонах. Вовремя: в автомобиль, лежащий на боку, ударяет молния. В фургоне что-то загорается. Вскоре взрывается бензин.
Человек на трицикле не оглядывается. Воз, он не слышит взрыва. Воз, важнее другое: до предгорий становится существенно ближе. Воз, по радио он услышал то, что заставляет его спешить.
Когда дождь перестает, вдали уже никого не видно.
3
А теперь стоит поговорить о хобби.
В принципе трудно найти человека, у которого не было бы увлечения, не имеющего ничего общего с его основными занятиями. Академик филологии коллекционирует оловянных (сейчас, конечно, пластмассовых) солдатиков, разыгрывая с малолетним сыном целые сражения — и как же ему становится не по себе, когда однажды выросший сын заявляет, что заниматься этой мурой не желает и пора ему покупать мотоцикл, желательно 500-кубовую «Хонду»!
Полковник генерального штаба ищет по всем магазинам редкие издания поэтов серебряного века и гордится брошюркой какого-нибудь всеми забытого Сергея Городецкого куда больше, чем мобилизационным планом, за разработку которого вот-вот получит генеральское звание…
Заслуженный учитель Армянской ССР все свободное время, которого у учителя, кстати сказать, не так уж много, посвящает вырезанию на пшеничном зернышке полного текста… ладно бы «Ран Армении», а то ведь почему-то «Витязя в тигровой шкуре»!
Впрочем, все перечисленные хобби для большинства жителей бывшего Советского Союза, а ныне стран СНГ достаточно экзотичны. Для одних нужно иметь деньги, для других дополнительно к деньгам — еще и связи, для третьих — неиссякаемое терпение и твердую руку.
У советской интеллигенции было хобби, общее для всех: книги. Жить-то было невоз — ни поехать куда-то, за исключением дачи и — раз в десяток лет — в Крым (как правило, дикарем), ни построить дом, ни купить автомобиль — за исключением «Запорожца» либо «Москвича», при этом мобилизовав все финансовые ресурсы родных и знакомых… О, конечно, были люди, которым не то что «Волгу» — Волгу-матушку купить ничего не стоило. Но мы ведь не о них… А книги — да, надо было порой и поискать, и в очереди за подпиской постоять, но это даже придавало некий романтизм бесцветной, скажем прямо, жизни среднего интеллигента.
Было массовое хобби и у работяг. Нет, я не о домино, хотя столики для оной игры торчали во всех дворах. Я о — чем? Правильно, о водке. Дешево и сердито. Хотя в свое время официоз нажимал на миф о «рабочей интеллигенции», а недовольная «нерабочая» интеллигенция — на большие заработки рабочего класса — мы-то знаем, что и это — тоже миф… Жизнь работяг советского разлива была столь же бесцветна и куда более тяжела, чем у служащего. Водка скрашивала ее. Как книги — жизнь более образованных, но столь же несчастливых «белых воротничков»-совслужащих.
Стало быть, хобби скрашивает бесцветность жизни.
— Это у академика-то жизнь бесцветная? — удивится, а может, даже возмутится читатель. — Или у полковника генштаба?
А что, вполне может быть, что и бесцветная. Ежели он всю жизнь занимается тем, чем заниматься категорически не хочет, порою даже не подозревая об этом… Попал в колею — и поехало! Бывает такое, читатель, бывает…
