Песах Амнуэль - Убийца в белом халате
В то знаменательное (или злосчастное?) утро он, прежде чем заснуть, подумал: "если в тот момент, когда врач убивает зародыш, производя аборт, извлечь душу этого еще не рожденного существа, то..." Вот дальше-то он не додумал - уснул. Додумывал потом: на дежурстве, по дороге домой, вечером, и еще много дней и бессонных ночей. Опустим эту часть истории, в ней совершенно нет динамики. Ходит человек и думает, все дела.
Для дальнейшего Алексу понадобился компаньон. Найти компаньона среди олим из бывшего СНГ никогда не было проблемы. На открытие бизнеса, на свержение правительства, на изобретение вечного двигателя, на покупку самолета для бегства в Соединенные Штаты...
Алексу нужен был хороший физик, и он такого физика нашел. Запомните это имя: Евгений Брун. По делу Рискинда он проходил свидетелем, роль его осталась непроясненной, читатели и зрители не обратили особого внимания на этого человека. И напрасно: он был главным лицом, потому что, в отличие от Рискинда, знал физику.
Нет ничего печальнее, чем безработный физик-экспериментатор. Безработные врачи думают иначе, но они ошибаются. Безработный врач может хотя бы лечить своих домашних. Безработный журналист может писать обличающие статьи. Безработный инженер может переделывать кран на кухне. А физик, привыкший работать на сложной аппаратуре? Поэтому нечего удивляться, что Евгений Брун принял предложение совершенно незнакомого ему врача, даже не подумав, получит ли за работу хоть один шекель.
В теологические, мистические и психотерапевтические детали идеи Евгений и вдаваться не стал.
- Понимаешь, - сказал ему Рискинд в первый же вечер, отправив Элину с сыном спать и угощая гостя на кухне чаем с печеньем, - душа, потенциальная способность мыслить, появляются у зародыша в первые же часы после зачатия. В тот момент, когда инструмент врача-убийцы приближается, чтобы лишить зародыш жизни, он это чувствует, он это уже понимает. Ему становится безумно страшно - представь, что огромный нож приближается, чтобы разрезать тебя на части, и ты ничего не можешь сделать... Это ведь зафиксировано приборами - как дергается плод, когда инструмент его еще даже и не коснулся... Так вот тебе задача, как физику. Славин умеет выделять души людей в момент смерти. Ты должен видоизменить прибор так, чтобы извлекать и сохранять нерожденные души. Если женщина хочет совершить убийство, это ее дело. А наше с тобой - сохранить жизнь. Ясно?
Трудно сказать, было ли Евгению уже что-то ясно в тот вечер. Но физик по призванию отличается тем, что, однажды над чем-то задумавшись, остановиться уже не может. Как автомобиль, лишенный тормозов.
Говорят, что для абсорбции ученых ничего не делается. Это ложь. Я не говорю о стипендии Шапиро (кстати, я недавно читал: чиновник, отвечающий за абсорбцию ученых в министерстве, очень обижается, что стипендию называют именем давно ушедшего в отставку Шапиро, а не его, Каневского, именем). Я имею в виду общественный Институт в Иерусалиме - здание в районе Рехавии, куда каждый безработный ученый может запросто придти и поработать на компьютере или даже в лаборатории, чтобы не потерять навыки. Лаборатории, сами понимаете, еще те, но ведь навыки можно сохранять даже измеряя в миллионный раз величину заряда электрона.
Вот там-то Евгений Брун и собрал свой прибор. О патенте и не подумал. Какой, впрочем, патент, господа? Для этого деньги нужны, а Евгений с матерью жил на пособие. Прибор получился чудо - вот, что значит, не дать физику работать в течение трех лет. Идеи аккумулируются, руки жаждут, и возникает шедевр. А если не давать физику работать этак лет десять... Впрочем, это проблема для отдельного рассказа.
Евгений назвал свой аппарат "эмбриовитографом". Никакой заботы о потребителе - сразу и не выговоришь. Алекс повертел прибор в руках ("эмбрио..." получился размером с транзисторный приемник!) и остался доволен. На следующий день он сделал второй шаг к своему преступлению.
В "Шарей цедек" абортов не производили - о причине читатель догадывается. Алекс отправился в "Хадасу", где у него был знакомый гинеколог, и попросил разрешения присутствовать во время предстоящей нынче плановой операцию по убиению плода.
- Зачем тебе? - удивился приятель. - Собираешься переквалифицироваться? Так у вас там, насколько я знаю, аборты считаются криминалом!
- Да, - подтвердил Алекс, - есть заповедь "не убий". Именно поэтому я и хочу поприсутствовать.
Приятель не понял логики, но и отказать не нашел основательной причины. Коллега, все-таки.
Надеюсь, читатель меня простит, если я не стану описывать операцию. Детали ничего ему, читателю, не скажут. Главное - уходя из больницы, Алекс имел при себе заключенную в "магнитную колыбель" душу убитого только что врачами зародыша мужского пола.
Из "Хадасы" Рискинд отправился прямо в Рехавию, где его ждал в институте для безработных ученых Евгений Брун. Аппарат подключили к компьютеру, и Алекс с Евгением услышали биение сердца, какие-то вздохи, шорохи и бормотание.
- Потрясно, - сказал о собственной работе господин Брун. - И ты думаешь, что он будет расти?
- Душа жива, - убеждая самого себя, подтвердил Алекс, - и теперь ее не убить.
В теориях реинкарнаций Евгений не был силен и потому согласился.
Прежде чем сделать третий шаг к своему преступлению, Алекс Рискинд отправился к раввину Райхману в ашкеназийскую синагогу Неве Яакова. Самое интересное, что он вовсе не был религиозным человеком, кипу носил по прагматическим соображениям, и тем не менее, когда возникла потребность излить душу, Алекс взял в собеседники раввина, а не физика. Раввину он доверил свои мысли, свои записи и свои планы. И вот, что он услышал:
- Творец запрещает убивать плод в чреве матери. Но я не уверен в том, что твое решение - единственно возможное в данной ситуации. Тело и дух едины в этой жизни. Оставь свои записи - я поразмыслю над ними.
К сожалению, рав Райхман размышлял очень долго - несколько лет. До самого суда. Может, не будь он таким тугодумом, Алекс Рискинд не наделал бы глупостей?
Через три месяца "магнитная колыбель", соединенная с компьютером IBM/AT-860, содержала и пестовала души сорока трех зародышей, что говорит о высокой потенциальной рождаемости среди нерелигиозного израильского населения. Алексу приходилось трудно - он вынужден был зарабатывать на хлеб насущный в "Шарей цедек", между сменами мотаться по больницам, присутствуя при операциях прерывания беременности, причем приятелям надоело терпеть постороннего в операционном зале и Рискинду норовили поручить хотя бы подавать инструмент - а каково это было для его возмущенного сознания? И еще дома - Элина почему-то решила, что муж завел любовницу, иначе с чего бы он стал таким постным в постели... Ну почему жены, наблюдая неожиданно охлаждение супруга, видят единственную причину в появлении соперницы? Как известно, из всех причин эта - последняя.
