Дмитрий Емец - Князь Всеволод Большое Гнездо
Михалко и его племянник Ярополк поехали вперед, Всеволод же с Мстиславом остались пока в Чернигове. Когда князья приехали в Москву, здесь их уже дожидались ростовские бояре. Увидев, что вместе с Ярополком приехал и Михалко, которого они не звали, бояре рассердились и послали сказать Ярополку: "Ступай с нами", а Михалку сказали: "Подожди немного на Москве". Разумеется, это означало: "Ступай куда знаешь".
Склонившись на уговоры бояр, Ярополк тайком оставил дядю и поехал к Переяславлю, где его ожидала вся северная дружина.
Узнав, что Ростиславич отправился один по ростовской дороге, Михалко понял, что племянник изменил ему. Не желая ни преследовать Ярополка, ни ждать на Москве, Михалко сказал:
"Поеду во Владимир. Напомню владимирцам о крестоцеловании".
И, не мешкая, решительный Михалко отправился во Владимир, стоявший без дружины, поскольку вся владимирская дружина отбыла по зову ростовцев в Переяславль.
Во Владимире Михалко был приветливо встречен посадскими людьми, сказавшими ему:
"Не забыли мы, кому крест целовали. Хотим тебя князем. Если сядет князь в Ростове, будет нам притеснение. Доныне мнят нас ростовцы младшим своим пригородом".
"Пока жив, буду при вас, как и брат мой Андрей", - обещал владимирцам растроганный Михалко.
ОСАДА ВЛАДИМИРА
Тем временем в Переяславле-Залесском все северные дружины целовали крест на верность Ярополку, после чего отправились с ним к Владимиру изгонять оттуда Михалко. Силы были неравны - полки ростовские усилились полками муромскими и рязанскими, во Владимире же никого не осталось, кроме простых людей и посадских. Однако, несмотря на это владимирцы не выдали Михалко, а, затворившись в городе, стали отбивать все приступы.
К такой отважной обороне их принудила явная вражда старого города Ростова, который не мог простить своему бывшему пригороду возвышения при Андрее Боголюбском.
"Пожжем Владимир или пошлем туда посадника: то наши холопы каменщики. Не бывать тому, чтобы старый город подчинялся младшему, а младший держал у себя княжий стол", - говорили ростовские бояре.
Семь недель владимирцы отбивались от осаждающих, не понимавших, как простые посадские могут столь успешно стоять против дружины.
"Ишь ты, крепко засели, - говорили осаждающие. - Ну да ничего - не взяли приступом, возьмем голодом".
В городе, и правда, подходили к концу все запасы. Вскоре голод стал таким непереносимым, что владимирцы вынуждены были сказать Михалку: "Делать нечего: мирись либо промышляй о себе".
Михалко же отвечал: "Будь так: не погибать же вам для меня".
Договорившись с Ростиславичами, Михалко выехал из Владимира и, с плачем провожаемый жителями, вернулся в Чернигов. Владимирцы же заставили Ростиславичей целовать крест, что они не сделают городу зла, и, открыв ворота, впустили их.
В Богородичной церкви заключен был окончательный договор, по которому в городе оставался княжить младший Ростиславич - Ярополк, а в Ростове старший Мстислав. Так мужество владимирцев сделало неполным торжество ростовцев: хотя старший стол и поставлен был у них, зато ненавистный им пригород, Владимир, получил своего князя, а не посадника.
* * *
Однако равновесие, установившееся в Северной Руси, оказалось непрочным. Объяснялось это несамостоятельностью Ростиславичей, за которых все решения принимал рязанский князь Глеб. Кроме того, собственные дружины Ростиславичей, набранные в Южной Руси, вели себя на севере словно на завоеванной земле.
"Князь наш Ярополк грабит нас хуже жидовина. Разве по-божески это?" удивлялись владимирцы. Другие же отвечали:
"Не тех князей мы взяли себе, братья. Князья с юга все такие. Сегодня сидит он в Новгороде-Северском, завтра по смерти дяди будет в Чернигове, да и там долго не задержится - сядет в Киеве. Сын же его будет уж в Турове сидеть или на Волыни, а, глядишь, и в Новгород Великий занесет его. Где ж им о волостях заботиться - тут бы лишь старшинство свое в роде утвердить."
"То князья, а что ж дружины? Рыщут по городу точно половцы: прибирают все, что не увидят".
"Сам смекай, паря. Дружина всюду идет за князем - куда он, туда и она. Нет у нее ни земель, ни домов. Что еще дружиннику делать? Сегодня он здесь завтра в ином граде. Куда ни глянь - всюду для него чужбина, вот и грабит точно на чужбине".
С каждым новым днем Владимир подвергался все большему разорению. Наученный князем Глебом, Ярополк отобрал ключи от ризницы и взял из церкви Владимирской богородицы все золото и серебро. Даже главную святыню Владимирскую чудотворную икону, писанную по преданию евангелистом Лукой, отправил в Рязань к князю Глебу.
Разорение святынь окончательно подорвало во владимирцах доверие к Ярополку. Собравшись, горожане стали говорить: "Точно не в своей волости он княжит, не хочет долго сидеть у нас... Грабит уж не только волость, но и церкви. Промышляйте, братья!"
"Попросим у Ростова заступы", - предлагали одни.
"Уж лучше у Иуды веревку попроси. Давно ли хотели ростовцы сжечь наши дома?" - отвечали другие.
Наконец владимирцы решились действовать собственными силами и, сговорившись с Переяславлем - таким же молодым угнетаемым городом - послали в Чернигов к Михалку сказать ему:
"Ты старший между братьями: приходи к нам во Владимир; если ростовцы и суздальцы задумают что-нибудь на нас за тебя, то будем управляться с ними как Бог даст и святая Богородица".
Откликнувшись на зов, Михаил с братом Всеволодом и с Владимиром Святославичем, сыном черниговского князя, выступил на север. Отъехав от Чернигова всего одиннадцать верст, Михалко сильно занемог и на носилках был привезен в Москву, где к нему примкнул изгнанный из Новгорода сын Андрея Боголюбского Юрий с отрядом владимирцев.
* * *
Сын Боголюбского Юрий Андреевич - уникальная фигура даже для средневековой истории. Самые яркие краски слишком тусклы для него. Этот неудачливый, но удивительно беспокойный князь в своем роде наш отечественный "витязь перекати-поле". Будучи посажен отцом в Новгороде, он не усидел там и после смерти Андрея Боголюбского с рвением, достойным своего деда Юрия Долгорукого, вмешался в борьбу за северные земли. Не преуспев в этой борьбе, он вынужден был бежать, спасаясь от преследования Всеволодова, и длительное время скрывался на Северном Кавказе у половцев.
В 1185 году мы видим его уже в Грузии первым мужем прославленной грузинами царицы Тамары. Однако и здесь Юрий не смог ужиться, видимо из-за того, что по примеру отцов и дедов своих искал истинной власти, не смиряясь со вторыми ролями. Уже через два с половиной года грузинские вельможи выдвигают против Юрия ряд обвинений и признают брак недействительным.
