Александр Рубан - Сон войны
- Извините, Танечка, - сказал он, едва откатив дверь купе, - вам придется подождать, пока не выветрится.
Войдя, он сочувственно улыбнулся мне, движением руки устранил с дороги Симу, скатал Танечкину постель и забросил ее на багажную полку.
- Сядь вон туда, - сказал Олег, еще одним движением руки передвигая Симу в угол у двери, - и постарайся не дышать.
Сима хмыкнул.
- Ты лучше расскажи, чего узнал? Из-за какого мы тут...
Он не договорил, потому что Олег зажал его губы ладонью.
- Действительно, Олег, - поддержал я Симу. - Вы бы с нами поделились информацией, а то мы тут сидим, ничего не знаем.
- Конечно, поделимся. - Олег улыбнулся мне, споро наводя порядок на столике. - Всем, что имеем... Танечка! - позвал он, выглянув в коридор. По-моему, уже терпимо... Давайте сумку.
- Танюха! - оживился Сима. - Молодой меня заразой обзывает! Ты его за это к телу не подпускай, а то обижусь.
- Дурак! - сказала Танечка, входя и садясь рядом со мной, напротив Симы.
Я поспешно отвел глаза, потому что средняя пуговка на ее блузке расстегнулась. Бюстгальтеры Танечка, видимо, никогда не носила - не было, знаете ли, нужды.
Олег между тем раскрыл Танину болоньевую сумку с эмблемой Аэрофлота и стал выкладывать ее содержимое на столик. Содержимого было немного, и оно было странным. Четыре кусочка хлеба (тоненьких, явно ресторанной нарезки), четыре баночки аджики и десятка два плоских стеклянных баночек с черной икрой (из них Олег выстроил четыре одинаковые стопки, и одна баночка при этом оказалась лишней).
- Все, - сказал он, сев напротив меня и аккуратно складывая сумку. - На это ушли все наши наличные деньги. Танечкины и мои.
Сима молча протянул свою лапу, взял лишнюю баночку, повертел ее перед глазами и положил обратно.
- Видал, на что "бабки" тратят, ослики? - сказал он мне. - Я же говорю: мусор!
- А у вас, как я понимаю, денег уже не осталось? - спросил Олег.
- Рублей триста, - сказал я и посмотрел на Симу.
Сима сидел, сунув руки в карманы, и смотрел в потолок.
- Да, это не деньги, - согласился Олег. - Разве что покушать, если успеете: там пока еще кормят. А на вынос - только вот это... И воды никакой. Было сухое вино и пиво, но их уже разобрали, нам не досталось.
- А в титанах? - подал голос Сима.
- Титаны пусты. Утренний чай был последним: по расписанию мы в шесть вечера должны быть на месте.
- Но почему... - Мне пришлось сглотнуть подступивший комок, чтобы продолжить. - Разве это надолго? Что случилось?
- Посмотрите в окно, - Олег пожал плечами, - и вы узнаете все, что знают другие.
- Война?
(Не знаю, кто задал этот вопрос - я, или Сима. Кажется все-таки, я.)
- Сомневаюсь, - ответил Олег. - Хотя есть и такая версия.
- Версия... - повторил я. - Почему версия? У вас что, нет никакой информации? А проводники что говорят? А радио?
- Проводники заперлись в бригадирском вагоне и уже четвертый час заседают. Поездное радио передает баллады Алексея Толстого вперемешку с русскими плясовыми. Поэтому информации нет, одни слухи. Если хотите, могу изложить.
- Валяй, старик, - сказал Сима. - Время терпит.
- Хорошо. Версий множество, я перечисляю основные...
Основные версии Олега сводились к:
а) Авария. Впереди столкнулись два состава. Если бы это было так, мы бы давно двинулись обратно в Березино и перешли на запасный путь. ("И ворон не видать, - заметил Сима. - Со всех сторон летели бы".)
б) Березино отделилось от Бирюкове - а наш состав оказался на спорной территории. Пока две мэрии не договорятся, где ставить таможню, нас не пустят ни туда, ни обратно. Вполне похоже на правду - особенно если вспомнить, что Березино находится в Тунгусии, а Бирюково в Корякии. (Так решил Сима, но, по-моему, напутал: Корякия где-то не здесь...)
в) Военные проводили некие жутко секретные испытания. У них взорвалось не там, где надо, а нам не повезло: попали под воздействие. Теперь нас объявили подопытным материалом и будут изучать последствия.
г) Изучать нас действительно будут, но никакие не военные, а гончепсяне - гуманоиды из созвездия Гончих Псов. Светящийся дискоид со щупальцами, который ночью видели две женщины и один мальчик из девятого вагона, был на самом деле побочным эффектом пространственной свертки - так что теперь мы от всего отделены. Солдаты никакие не солдаты, и "шилки" никакие не "шилки". То и другое - муляжи, наскоро сооруженные гончепсянами для правдоподобия. Заметили, что скоро полдень, а солнца не видно? То-то! (Эту версию Сима никак не прокомментировал. Выслушал молча, приоткрыв от внимания рот, и даже не чесался.)
д) Все это выдумки - а на самом деле китайцы тридцать лет готовились и вот наконец напали. Ничего не слышно, потому что фронт пока еще далеко, но вся прифронтовая стокилометровой ширины полоса взята в режим.
е) Это все жиды! ("И кацапы с чурками".)
ж) Не жиды, а жидов, потому что давно пора. Россия для русских!..
з) И это еще далеко не все, потому что версия о гончепсянах имеет бессчетное множество вариаций, более или менее трансцендентных: все различные сдвиги во времени, параллельные пространства, раскрепощение сатанинских или божественных сил и даже - неуклюжесть одряхлевшего тибетского далай-ламы, задевшего локтем тот самый заварочный чайник (сработанный из сардониксовой скорлупы яйца Дунги-Гонгма), в котором содержится наша Вселенная...
- Про гончих псов ты клево загнул, - заявил Сима. - А только вертухаи настоящие, гадом буду. Глянь, как стоят!
Мы глянули. Картина за окном вагона была все та же, только цепочка солдат вроде бы стала погуще. И беззвучная суета возле "града" (если это был "град") прекратилась - теперь его стволы смотрели не прямо на нас, а в сторону, туда, где была голова состава.
- Надо как-то добраться до проводников, - сказал я.
- Что ж, попытайтесь, - согласился Олег. - Мы пытались.
- Они в каком сидят? - спросил Сима.
- В пятом, - ответил Олег. - Через один после ресторана. Но тамбур закрыт. Еще хорошо, что ресторан с нашей стороны.
- Точно, - сказал Сима. - Жрать захотят - откроют. Идешь, Петрович? Я пошел!
Я наконец нашарил свои туфли (они оказались под Симиным рюкзаком) и молча стал обуваться. Этого типа, видимо, придется терпеть. И, может быть, долго.
- Танюха, мы твою сумку возьмем, - сообщил Сима. - Ты застегнись, не смущай Петровича.
Ну, хам и хам!
Уже выпустив меня из купе и выходя сам, Серафим Святый вдруг сделал широкий жест.
- Там, - сказал он, полуобернувшись в дверях и тыча рукой на свой рюкзак под столиком, - шмат сала, яблоки, печенье и два пузыря сухача из падалок. Это мое, дозволяю присовокупить. И еще мак в торбочке, три кило, но это родичам передали... Пошли, Петрович!
"Все равно хам..." - подумал я не очень уверенно. И, как бы специально для того, чтобы не оставить у меня ни малейших сомнений в его нутряной сути, Сима, еще не до конца задвинув дверь, сунулся губами к щели и проговорил:
