Александр Плонский - В семье не без урода
Герасимов молчал. На миловидном лице проступили пятна.
- У меня больше нет вопросов, - сказал Зорин.
Он взял ведомость и, не колеблясь, поставил тройку.
В перерыве к нему подсел Бахметьев.
- Эка вы, голубчик... У парня в семестрах одни пятерки, пожалуй, с полсотни наберется, а вы ему всю обедню хотите испортить.
- Здесь не обедня, а защита дипломного проекта.
- Разве проект плох? - вступил в разговор Оболенский. - Читали, что пишет профессор Руденко? Наша кафедра рекомендует Герасимова в академическую аспирантуру...
- Проект хороший, - согласился Зорин. - Поэтому я поставил три, а не два. Мы ведь оцениваем по совокупности и проект, и защиту. А защита...
- Вся рота шагает не в ногу, один поручик... - обиженно фыркнул Оболенский. - Мы все поставили пятерки, вполне заслуженные дипломником, лишь товарищ Зорин, придравшись к пустяку...
- Пустяк? - Зорин почувствовал, что вот-вот взорвется, и больно стукнул об стол костяшками пальцев. - Скажи он честно "не знаю", так нет... Наука, видите ли, не установила! И схему выбрал, чтоб безошибочно, а в чем ее достоинства и недостатки, разобраться не соизволил. Пятерки в зачетной книжке заслонили от вас главное...
- Сан Саныч, вас к телефону!
Зорин возвратился минут через пятнадцать. В коридоре толпились студенты и новорожденные инженеры: сейчас они болели за своих друзей. Все взволнованно разговаривали. Возникали, чтобы тотчас раствориться в общем гуле, отдельные возгласы.
- А как он его... А он...
- Слушайте, слушайте, что скажу...
- Вовремя вернулись, голубчик! - встретил Зорина Бахметьев. - Это, кажется, по вашей части.
Перед комиссией стоял "Любознайкин". Он только что закончил доклад.
Зорин раскрыл папку с пояснительной запиской. Криво бегущие уродцы-буквы, неряшливые, размазанные рисунки, многочисленные отпечатки пальцев, способные привести в восторг дактилоскописта. Казалось, автор проекта не подозревал о существовании циркуля: кружки на схемах были нарисованы от руки и по форме напоминали кляксы.
- Как вы допустили такой проект к защите?
Гудков развел руками.
- Понимаете, мы... я...
- Неприятно, очень неприятно, - проговорил Оболенский. - Но в семье не без урода... План выпуска, знаете ли, престиж кафедры.
- Итак, вопросы, - напомнил председатель. - Прошу, товарищ Зорин.
- Подойдите ближе.
"Любознайкин" шагнул вперед.
- В этой схеме у вас ошибка. Найдите ее.
- Вот здесь, - последовал неожиданно быстрый и точный ответ.
- Еще одна схема. А в ней все верно?
- Нет, я забыл нарисовать емкость.
- Скажите, - перебил Оболенский, - каков ваш личный творческий вклад... Рациональное зерно...
- Антигравитатор. Я придумал антигравитатор, - оживился "Любознайкин".
- Антигравитатор? Что еще такое? - недоуменно воскликнул Оболенский.
- Да я покажу, у меня макет сделан. Одну минуту... Сережка, неси! крикнул "Любознайкин" на всю аудиторию.
"Ну и макет... - подумал Зорин. - Нарочно так не спаяешь, вкривь и вкось... Все наспех, на живую нитку... А сверху, похоже, крышка от кастрюли..."
- Сережка, тяни шнур, включаю!
Запахло паленым, из макета повалил дым.
- Вы свободны, - ледяным тоном сказал Бахметьев и, повернувшись к Гудкову, понизил голос: - Не понимаю, профессор... Чтобы на вашей кафедре... Ой, что это?
Крышка от кастрюли взмыла вверх и, едва заметно покачиваясь, зависла под потолком.
