А Деревицкий - Конец мемуаров капитана Уильяма Дампира
Я могу с абсолютной точностью назвать час, когда у Дампира испортился характер. Это был час кончины его его любимца Джоули - цветного мальчишки-раба, которого Дампир за плату демонстрировал в балаганах паноптикумов лондонского Сохо после двенадцати лет своих кругосветных скитаний. Из этих странствий Уильям привез две ценности: дневник путешествий, который Дампир, как и во время походов по сельве, хранил в бамбуковом цилиндре, и этот татуированный с головы до ног мальчишка, о котором в афишах писали, что он - "знаменитый раскрашенный принц". Сорванец скончался через месяц после прибытия в Лондон и оставил Дампира безо всяких средств к существованию. Дампир призадумался и решил разменять на фунты стерлингов и второе сокровище.
Издатель Нептон сразу смекнул, чего может стоить рассказ буканьера о кругосветном путешествии.
В первый день наборный цех стоял: рабочие не польстились даже на премиальные и до поздней ночи слушали школяра-чтеца, легче остальных разбиравшего летящий почерк Уильяма Дампира. В типографии Нептона кашляли мушкеты, рвалась картечь, свирепый зюйд рвал заледеневшие снасти, тигр с зашитой пастью, которому так поразился и которого так пожалел Дампир в далеком Сингапуре, поочередно сражался с пятьюдесятью боевыми слонами, на печатные машинымастодонты садились тропические птицы всех цветов радуги, а свирепые вожди кровожадных племен стучали наконечниками копий в тусклые решетчатые витражи покрытых свинцовой пылью окон старой типографии. Через несколько дней пять тысяч этих феерических миров, уже вшитых в перплеты, мальчишки-книгоноши снесли в магазины и лавки Лондона. И в тот же вечер пять тысяч семей, живущих в сердце той Империи, над землями которой никогда не заходило солнце, клялись завтра же рассказать о новой книге всем своим знакомым... Поверьте, десять процентов за переиздание "Нового путешествия вокруг света" обеспечили скряге-Нептону весьма сытую и беззаботную старость. Это говорю вам я, капитан Вудс Роджерс.
И все-таки даже такого триумфа Дампиру было мало. Он с сожалением вспоминал те ускользнувшие возможности изведать и описать еще более потрясающие приключения и божился, что в следующем плаваньи он наверстает упущенное. В самом деле, зачем было торопиться с подавлением бунта на подходе к Гуаму, когда матросы решили продолжить путешествие, подкрепляясь мясом своих офицеров. С расправой стоило повременить, и тогда описание тихоокеанского траверса могло бы получиться гораздо более эффектным.
А как можно было бы украсить случай с его высадкой на один из островов Никобарского архипелага!.. Разумеется, украсить вначале не на бумаге, а в жизни, ибо разве можно с совершенной достоверностью описать то, чего не было в реальности, то, что создано фантазией не Фортуны, а ее раба. О, тем топором, который Дампир выменял у аборигенов на каноэ, можно было бы добыть себе джонку шамана!..
Теперь Дампир не жалел о плаваньи, в один из дней которого он записал в своем дневнике:"Меня достаточно утомила эта сумасшедшая команда..." Тогда он собирался даже бежать с корабля. Впрочем, чтобы отдать должное Истине, следует процитировать и следующую фразу дневника:"Однако, чем дольше мы будем плыть, тем больше знания и опыта я получу, что есть моей главной задачей..."
На Дампира снизошла известность. Сам сэр Джонатан Свифт увидел в Вилли прототип капитана Покока, с которым вскоре "вышел в плаванье" Гулливер: "Этот капитан был славный малый, но отличался некоторым упрямством в своих мнениях, и этот недостаток погубил его..." Хотя, как думаю я, капитан Вудс Роджерс, Дампира погубил отнюдь не этот недостаток. Его погубила даже не страсть видеть и описывать мир. Дампира погубило желание сочинять и списывать со своей биографии книги.
Успех и особенно утверждение действительным членом Британского Королевского научного общества позволили Уильяму окрутить Адмиралтейство и его первого лорда. Впрочем, говорят, и сам Колумб изрядно поводил за нос и Фердинанда, и Изабеллу (короля Арагона и королеву Кастилии), когда обещал им заокеанские сокровища. На самом деле, Христофору хотелось просто найти и увидеть что-то новое. Дампир же убедил первого лорда Адмиралтейства графа Оксфорда, что Великобритании необходима экспедиция к берегам Новой Голландии. Граф собственноручно составил и подал Королеве характеристику кандидата на капитанский патент предприятия: "Дампир - опытный кормчий. С одинаковым совершенством он владеет астролябией, секстантом, парусами, бомбардами, пистолетом и саблей..." О, если бы Ее Величество знали, что на уме у протеже Оксфорда! Лишь после гибели "Косули" и окончания ее экспедиции Адмиралтейство поняло, что компания снобов Королевского флота - среда, остро враждебная характеру Дампира, никогда не грешившему почтением к наибольшей глупости, которой только способен служить человек - дисциплине. В буканьерских экипажах каждый член команды повиновался только капитану и на верность ему целовал Святую Библию. Но как странно подчиняться нелепым уставам, авторы которых со своими клистирами, пьявками и грелками остались на таких далеких теперь берегах!.. За приверженность уставам и склочный характер Дампир избил тростью и заковал в кандалы своего первого помощника Джорджа Фишера и по возвращении в туманный Альбион поплатился за это крупным штрафом и судейским приговором, который гласил: "Капитан Дампир - не тот человек, который может быть использован как командир какого-либо корабля флота Ее Величества". Опять оставшись без гроша, Дампир не огорчился: теперь он знал, как делать береговую часть своей жизни. В этом плаваньи он "сочинил" такие приключения, что ... что спустя пару месяцев после возвращения новый лорд Адмиралтейства принц Георг Датский в связи с выходом в свет новой книги Дампира -"Путешествие в Новую Голландию" - представил автора самой Ее Величеству королеве Великобритании.
В следующем плаваньи с Дампиром был уже и я, капитан Вудс Роджерс, а тогда - еще совсем зеленый штурманенок. Начало было в Лондоне.
Я увидел его во второй раз, впервые после встречи на Тортуге. Там, среди толпы буканьеров,поражавших блеском золота и серебра, которые сияли повсюду: на груди в виде массивных блях, в виде браслетов и колец на руках, среди толпы, которая бряцала богатейшим оружием, достойным самого знатного идальго, в море платков от общих потаскух-возлюбленных, среди покрытых романтическими шрамами и обезображенных жестокими увечьями абордажных рыцарей, там Дампир показался мне несколько чопорным и даже вызывающе изысканным. Но тут, на людной набережной старушки-Темзы, Дампир удивлял обывателей обратным: простой фетровой шляпой, суконным потертым камзолом и видавшими виды башмаками, которые совершенно не вязались с его уже общеизвестным имиджем. Правда, из-под его шляпы, достойной скотовода из северных провинций, во встречных впивались холодные, чуть насмешливые и пытливые глаза. Именно эти глаза тысячи моих сограждан так боятся увидеть в потемках какой-нибудь сырой и зловонной припортовой подворотни.
