Аврам Дэвидсон - Рорк !
Неудивительно, что у него начала болеть голова.
Второй офицер Станции Аквилас Арлан, отыскивая офицера по торговле Релдона, обнаружил его в баре берегового клуба. Никто не ожидал встретить его в его рабочем помещении, но почти всеобщая невозможность отличить реальную деятельность от видимой и была вероятной причиной пребывания Арлана на Пиа-2.
Релдон тщательно разгладил свои причудливо завитые длинные усы и поднял стакан.
- Смерть роркам! - сказал он.
- Ваши записи готовы? - как всегда нервно спросил Арлан. - Вы знаете, Ку приближается.
- Выпьем.
- Но Ку...
- Может, он опоздает. - Выражение удивления, близкого к ужасу, появилось на лице второго офицера Станции.
- Ку никогда не опаздывает. Ку? Опоздает? Как он может опоздать? Нет, о нет, он не опоздает.
- Выпьем. Вот. Смерть роркам! - С нервным хихиканьем Арлан поднял стакан и автоматически оглянулся, ожидая осуждения (было так рано, рано, рано), которого никто не мог выразить.
- Гм... ну... ваши записи будут готовы, не так ли? Ох! Смерть роркам!
Хихиканье... хихиканье...
- Смерть роркам! Парень, еще выпивки, и быстро-быстро. Ах, кончайте это. Берите еще. Смерть роркам!
- Смерть роркам!
- Смерть роркам!
Мистер Флиндерс на Утесе Флиндерса был разгневан. Он был разгневан больше, чем обычно, каждая щетинка на его лице торчала, как игла дикобраза. В такие минуты только древняя мать осмеливалась называть его "Флорус". Но сейчас он был особенно разгневан. Его старший сын и наследник, выпрямившись и окостенев, сидел рядом, гости молчали, а жена говорила коротко и только о деле - и то, и другое было совершенно необычно для нее.
- Где, во имя ада, еда? - кричал он.
- У них не хватает кишок сказать, - ответила жена, ее бледная нижняя губа еле заметно дрожала. - Но у меня их хватит. Еда? Вот еда. - Она тяжело опустила котел на стол. Он зазвенел. - Хорошая еда, - с горечью добавила она ритуальные слова.
Мистер сунул кулак в котел, вытащил и разжал пальцы. Тяжелые пули со звоном упали обратно. Он осмотрел стол, грязный от остатков пищи и потеков рыбьего жира от ламп.
- Пули на завтрак, - пробормотала старуха-мать. Она часто была свидетельницей подобных сцен и сама незадолго до этого принесла котел пуль. В лагере нет еды... Флорус?.. - она подняла голову и убрала с глаз прядь грязных волос. Ее рот, беззубый, как у ящерицы, раскрылся, она гримасничала, потрясая тощими кулачками. - Разве вы мужчины? пронзительно визжала она. - Разве вы мужчины? Разве вы мужчины? Или вы те, как зовут вас на севере. _Т_о_к_и_! Не люди, а грязные токи!
Мистер угрюмо сказал:
- Грязные - это не беда. Здесь гости. Я горжусь этой грязью. - Он повернулся к сыну. - Стрип, как с порохом?
- Не очень много, - ответил Стрип.
- Не очень много, говоришь. А пули. Все в котле?
- Большая часть.
А мистер Флиндерс уже грохотал:
- Вижу, время снова отправляться на север. Как я это ненавижу! Время продавать краснокрылки и отдавать нашу кровь за них и кровь отцов и дедов. Отдавать за жалкие обломки железа и горстку серы. Время ползти на карачках к Гильдии. Свиньи, злые, грязные свиньи! - он ударил кулаком по столу и вскочил на ноги. Все за столом торопливо встали.
- Но нельзя идти на север с пустыми кишками! - кричал он. - Разве я не ждал Ниммаи достаточно долго? Разве я не просил его возместить нам убытки? Разве правильно то, что на завтрак у нас пули, а у него мясо, и рыба, и мука? Эй, говорите!
Стрип громко сказал:
- Нет, отец! Набег! - Набег! Набег! Ноги топали, кулаки стучали. Флиндерс кивнул и вновь в жарко-красном свете костра начал нападать на мистера Ниммаи.
- Они там, у Ниммаи, думают, что если у них одиннадцать пар мушкетов, значит, они в безопасности! - Смех, насмешливые возгласы, крики, стук, топанье. - А разве Утес Флиндерса не имеет двенадцати пар? - Лицо его покраснело, голос стал хриплым. - Говорите же, разве Утес Флиндерса не имеет двенадцати пар? Разве...
Он остановился и обвел всех взглядом... Гость, чье тяжелое дикое лицо было окружено седыми волосами, прочистил горло.
- Двадцать семь, хозяин мистер, - флегматично сказал он.
Еще крики, еще топот. Поднял голову другой гость. Шум прекратился. Мистер Флиндерс посмотрел на него скорее удивленно, чем гневно.
- Грейм не желает идти туда, где течет Хаггар? - сказал он, проведя серым языком по губам. - Эй, Грейм. Говори!
Второй гость сказал:
- Хаггар течет туда, куда хочет. Обида Флиндерса - это его дело. Я его друг и гость здесь, но вы знаете: Ниммаи и я сосали одни и те же соски.
Флиндерс презрительно, бледный от разочарования из-за утраты десяти мушкетов Грейвса, но осторожно, все еще надеясь на что-то, бросил:
- Молочный братец!
- Молочный братец лучше, чем отсутствие брата вообще.
Флиндерс пнул стол. Тот задрожал, но не упал. Мистер подошел к открытой двери, глянул на черные крыши лагеря Флиндерса, от которых поднимались серые дымки. Отсюда вел лишь один узкий путь, перегороженный укреплением. Стрип подошел к нему, и мистер сказал, не оборачиваясь:
- Готовь мушкеты. Бери горшок с огнем, пока не нужно пороху. Может, дождь и не прекратится. Хаггар! Моя гордость. Ты не будешь меня стыдиться.
Грейм сказал обычные слова благодарности и прощания. Флиндерс махнул рукой. Голод, гнев, презрение смешались на его узком лице.
- Ты еще присоединишься ко мне, гость-мистер, - сказал он - Если мы токи, то дикие. И кровь нам не мешает. Мы скорее уж станем мясом для рорков, чем будем полоть траву. _В_п_е_р_е_д_! - закричал он, поворачиваясь к Стрипу. - _Н_а_б_е_г_!
Мистер Грейм и его люди в молчании ушли. Крики за ними превратились в песню:
- Набег! Набег! Набег-набег-набег!
Ку-корабль приземлился, и пассажиры с экипажем с любопытством всматривались в людей - длинные цепочки потных, грязных, оборванных людей, грузивших и разгружавших. Корабль привез пятилетний запас, а вместо него увезет множество тюков крепко пахнущей краснокрылки, из которой дистилляторы на Геркулесе изготовят лекарство. И только для этого существовала гильдейская Станция на Пиа-2, и потому только в краснокрылке и заключалась для "Сотни миров" ценность Пиа-2.
Вскоре Ку-корабль снова взлетел - все вверх, вверх, вверх - в громе, грохоте и облаке разноцветного тумана. Гром, казалось, ошеломил всех внизу. Все ходили с бессмысленными лицами и не слышали, когда к ним обращались. Конечно, дело не в шуме. Не шум оглушил их. Точнее, не только в шуме, не в физическом звуке взлета. Другой шум затуманил им головы. Пять лет, пять лет, пять лет. Пять лет - пять лет - пять лет.
И Эдран Ломар, увидев, что его багаж перенесли в заплесневелое грязное старое здание У-образной формы, которое станет его жилищем на ближайшие пять лет (если только он не отправится куда-нибудь), обнаружил, что недоумевает, что же ему теперь делать.
