Кир Луковкин - Метаморфозы
Дом удовлетворенно отметил, что сейчас непременно расквитается с наглецом и сможет уснуть. Сдвинуть с места дубовое покрытие оказалось не так-то легко: мужчине понадобилось немало усилий, чтобы совершить это. Взмокший, немного подуставший, решивший бросить напрасные попытки, уже не надеясь на результат, он уперся ногами в шершавую кирпичную кладку стены, и дернул в последний раз, — изо всех сил, — и дверь со страшным скрежетом распахнулась, прочертив в полу борозду. Пивная бочка с глухим стуком от удара отлетела прочь. Человек понял, что дорога каждая минута и, превозмогая боль вместе с остатками нерешительности, ринулся в бездну входного отверстия. Вслед за этим раздался грохот: дверь захлопнулась также стремительно, как и отворилась. Сама.
Очнувшись после падения, он сообразил, что путь назад отрезан. Ловушка, спрашивал он себя, пытаясь успокоиться, или фатальная случайность? Окончательно исчезло чувство времени, пространство сузилось до маленького клочка земли, на который он упал. Он лежал бесконечно долго. С закрытыми глазами, возможно по воле инстинкта самосохранения, возможно из-за осознания того, что независимо от положения век он все равно ничего не увидит, и, когда он приоткрыл один глаз, то не почувствовал существенной разницы. Только где-то слева замаячило светло-оранжевое пятно, разглядывая которое, он отметил про себя отсутствие всякого страха перед неизвестным.
Он сел, скрестив ноги, и попытался осмотреться. Чудилось, что он находится в глубокой пещере без входа и выхода, с затхлым, удушающим воздухом. Тьма обволакивала, в ней можно было захлебнуться. А оранжевый сгусток все колыхался впереди; расплывался в темноте, как капля краски, но не исчезал. Человек попробовал отмахнуться — огонек засверкал еще больше. Мужчина с трудом поднялся на ноги, пытаясь вспомнить о себе в третьем лице, мол, жил такой парень на свете, а кто он такой? Как его зовут? Где жил, где работал, чем занимался, имел ли семью, близких людей — и это стерлось из памяти. Значит, остается одно. Идти дальше.
Ныли бока. Пошарив сзади дрожащей рукой, человек понял, что там находится наклонная поверхность: следовательно, прежде, чем упасть, он прокатился кубарем. Она не то чтобы скользила, но казалась пропитанной влагой, будто после свежего дождя. Поняв, что взобраться к выходу, не зная длины ската довольно опасно, пришелец сделал несколько шагов по неровному полу. Каблуки застучали о камень. Свет стал ближе, он отражался от булыжника. Человек продвигался по пологому каменному тоннелю до тех пор, пока не увидел перед собой источник света. Это был факел, воткнутый в подставку; подставка крепилась в стенном углублении, как бы отмечая резкий поворот влево. Мужчина смотрел на факел, огонь плясал в его глазах, на его лбу заблестел пот, хотя атмосферу здесь нельзя было назвать жаркой. После поворота тоннель вел вниз, вслед ему тянулась змейка утыканных на равном расстоянии друг от друга факелов, которая упиралась метров через триста в размытое голубое пятно.
Когда он вышел из тоннеля, окружающие вещи окончательно потеряли связь с хоть какой-нибудь человеческой деятельностью и временными ее рамками. Он находился в гроте, который миллионы лет назад имел все шансы быть точно таким же первобытным творением природы.
Грот переливался синевой — от нежно-небесных оттенков, дрожащих по бокам крутых скал до сизых клочьев тени, съежившихся за громадными валунами на дне ущелья и в темных углах каменных расселин. Размеры его не превышали площади футбольного поля, а стены, образованные кусками скальной породы, сужались кверху в усеченный конус примерно на высоте девятиэтажного дома, но не смыкались. Сквозь брешь между ними сочился дневной свет; его белесые полоски падали на песчаный берег подземной речки. Поток воды казался невероятно прозрачным, подтачивая камни, он фонтаном выбивался из под невысокой скважины в гранитной породе, а затем, на манер водопада скатывался по нескольким порогам вниз, чтобы скрыться в пропасти у противоположной стены, из-за которой только что вышел человек.
Как вкопанный, замер он недалеко от косых световых столпов при виде столь редкого зрелища. Он заметил, что голубизну источают здесь сами скалы, стены как бы ненавязчиво мерцали, словно залежи урана. Он подошел к краю речки, присел на корточки, чтобы зачерпнуть воды… и замер. Поверхность искрилась всеми цветами радуги. Это походило на ночное небо, ежесекундно вспыхивающее звездами разной величины, но маленьких ярких вспышек оказалось гораздо больше, в миллионы раз больше, чем это обычно бывает в ясную погоду. Будто загорается и тухнет каждый атом этой волнующейся жидкости, звонко журчащей у самых ног. Чудеса на этом не кончались. Жидкость не отражала предметы. Сколько мужчина не всматривался в микроскопические фейерверки, он не смог ничего разглядеть. Пальцы сами потянулись к «воде»: ожидая чего-нибудь ужасного, пришелец внутренне приготовился к новой боли, однако ничего такого не произошло — он ощутил лишь прохладу, а когда поднес ладонь к глазам, увидел, что она полностью покрыта этой причудливой пыльцой!
Само собой, ему неимоверно захотелось пить, такой жажды никогда еще ему не приходилось испытывать. Возможно, жидкость ядовита? Он осторожно поднес палец к губам, но не почувствовал отравы, только необъяснимое покалывание на языке. Это ни о чем не говорит, многие яды не имеют вкуса, и действуют через какое-то время. Вдруг к нему пришла мысль, что жажда, усиливающаяся с каждым мгновением, может принести смерть, он, повинуясь импульсу, зачерпнул рукой и сделал несколько глотков. Затем еще и еще…
Тело будто загорелось новой энергией, по жилам заструилась иная, очищенная кровь, усталость и боль исчезли. Человек почувствовал небывалый прилив сил, скорее захотелось узнать, что ожидает его дальше. Он принялся обследовать грот. Около получаса рыскал он среди россыпей камней, между которыми обнаруживались иногда крупные трещины и щели, но из них веяло сыростью и холодом, а внутрь попасть было попросту невозможно. Обломки обступали его, скрывая нечто, что нужно отыскать. Он вообще не догадывался, чем это может быть, он должен был найти это и все. Передохнув немного, он предпринял вторую атаку и удачно: у самого неприметного участка пещеры, за невзрачным валуном, он обнаружил некое подобие прохода, скорее нору, чем лаз. Две плиты, одна побольше, наваленная на другую, образовывали нечто, напоминающее треугольное отверстие, которое смотрело прямо на берег водоема, но таким образом, что заметить его оттуда не представлялось возможным — оно умело пряталось среди сумрака тени. Отхлебнув еще немного жидкой радуги, человек решительно двинулся к отверстию. Оказавшись внутри, он на секунду остановился, и вынужден был прикрыть лицо рукой, потому что прямо в него пахнуло знакомым горячим мускусом. Лаз оказался значительно уже и темнее, чем тот, с факелами. На смену синеве пришли бурые, древесные блики. Они густо переливались в сумраке, поблескивая изредка темно-вишневым. На этот раз пришельцу пришлось подниматься примерно под тем же углом, под каким прошел спуск, и если бы не живительная влага, он окончательно выдохся бы к концу своего восхождения. Дополнительным испытанием для него стали неровности и искривленности этого тоннеля; пару раз он спровоцировал маленькие обвалы, так что дорога к отступлению уцелела.
