Лорел Гамильтон - Обет колдуньи
ГЛАВА 1
НЕЖЕЛАННОЕ СНОВИДЕНИЕ
Келейос прошла в розовый сад и скрылась за стеной, готовя свое волшебство. Теплая летняя тьма была наполнена ароматом цветов и стрекотом кузнечиков. Заплутавшая лягушка направлялась к центру сада, к фонтану, и пела в одиночку свою пронзительную песню. Келейос рассмеялась. Она, кажется, никогда не слышала одинокой песни лягушки их всегда был целый хор. Скоро ее волшебство заставит затихнуть кузнечиков и одинокую лягушку. Странно, как под воздействием волшебства замолкает мир. Келейос заплела свои каштаново-золотые волосы в косу, свободно лежащую вдоль спины. Каждое зеркало, мимо которого ей случалось пройти, говорило ей, что она - призрак своей матери. Единственное, что отличало ее - эльфийская кровь ее отца, подарившая ей утонченные черты лица и придавшая неповторимое своеобразие. Она была одета в коричневую, оживленную лишь белой полосой полотняного воротника тунику. Бриджи на ногах были зашнурованы по бокам, до колен доходили сапоги из мягкой кожи с прочными подошвами. Келейос знала, что такой наряд привел бы в ужас ее всегда женственную мать. Но матери уже восемнадцать лет как не было; слишком много времени прошло, чтобы Келейос теперь беспокоилась из-за чьего-то мнения. Она дотронулась до горки сухих палочек и кусочков коры. Первым ее чародейством было призывание огня; это и теперь было легче всего. Пламя мелькнуло падающей звездой, вспыхнуло и затрещало вокруг растопки. Она положила в огонь два поленца побольше, и огонь принялся за более основательную работу. Мир погрузился в молчание, и только ветер веял среди роз. Келейос налила воды в пустой кувшинчик. Для этого огня у нее не было нужного сорта дерева, и она решила смошенничать. Она защитила руки заклинанием от огня; слова заклинания вспыхнули где-то позади ее глаз, потом стали невидимыми. Теперь оставалось только твердо верить, что огонь тебя не обожжет. И быть уверенной в собственном мастерстве. Она зачерпнула огонь рукой. Пламя полыхнуло в воздухе, рассыпая в темноту искры. Келейос глядела на огонь, уходя мыслью в его краснооранжевую глубину, изучая жар без страха. Она сосредоточилась. и пламя стало тонким языком. Следующая мысль - и оно уже горело маленькими язычками, танцующими меж углей. Оно вспыхивало и гасло, следуя за ее мыслями. Она чуть не потеряла настрой, увлеченная танцем пламени на защищенной поверхности ее рук. Усилием воли она вернула мысли к работе. Отвлечься игрой света - плохой признак. Говорит о деградации сновидений. Ей являлись пророческие видения, не только сны, поэтому девушка подвергалась двойному риску. Келейос быстро коснулась пламени, сворачивая его по своей воле. Сосредоточенность была полная. Она была готова к магическому перемещению предмета. Это заклинание отличалось от вызова огня. Здесь нужно было не вызвать предмет из ничего, а коснуться предмета ничем и заставить его двигаться. Здесь не было ни силовых линий, ни свечения, по которым можно было бы судить о ходе работы. Предмет либо двигался, либо нет. Кувшин с водой поднялся вверх и застыл над пламенем. Она ждала. Даже с магическим огнем нужно время. Вода начинала закипать. Келейос свободной рукой потянулась к небольшой глиняной миске. Взяла оттуда понемножку анисового семени и пахучего корня валерианы и осторожно всыпала в булькающую воду. Келейос следила за временем по башенным курантам, отбивавшим каждые четверть часа. Еще подождать. У Келейос было с собой зелье, охраняющее от кошмаров, запас почти на неделю, но прошлой ночью она его израсходовала. Зелье, всего лишь дающее испуганному ребенку возможность спокойно заснуть, у пророка-сновидца препятствовало пророчеству. Келейос могла навлечь на себя болезнь сновидения и знала это. Слишком много пахучей валерианы могло сделать зелье ядовитым, и это Келейос тоже знала. У нее уже начиналась эта болезнь. Она легко отвлекалась в неподходящие моменты и ловила себя на том, что прислушивается к несуществующим голосам. Глупо. Страх иногда заставляет человека вести себя глупо. Ее ждал недобрый сон. Она боялась сна, боялась сновидения, боялась, что сновидения не будет. Пророческий дар был ей ненавистен. С самого первого случая пророчество никогда ей не помогало. Самый бесполезный вид волшебства. Что бы ни ждало ее, это было что-то ужасное. Никогда еще ничего не обрушивалось с такой силой да ее разум, даже когда она увидела во сне смерть матери. На этот раз будет хуже, и она не была уверена, что вынесет. Страх этот был детским, и она выругала себя за него, но не могла решиться увидеть сон. Пробили башенные часы. Она поставила горшок остыть на гравийную дорожку. Пламя она смахнула в темноту, и оно исчезло в каскаде искр. Она сняла с рук заклинание от огня. Не трать чародейство зря - это правило вбивали в нее последние три года. Чародейство обладало немедленным и сильным действием, но легко выдыхалось и оставляло заклинателя опустошенным и лишенным волшебной силы. Она подумала о холоде, о прохладном осеннем холоде, стучащемся в дверь в начале ноября. Не слишком сильном, чтобы не заморозить и не испортить зелье. Его нужно было только остудить. Обвязав кувшинчик марлей, Келейос отцедила жидкость в чашу. Выкипевшую воду заменила небольшая добавка из фонтана. Келейос держала чашу. В ее руках была еще одна бессонная ночь. Из-за башен замка всходила луна. Розовый сад погружался в серебро, серые тени и чернейшую черноту. Полуночными силуэтами смотрелись на фоне луны башни. Самая высокая парила над ними темным совершенным силуэтом, подобная бархату в лунном свете: башня пророчества. Она, высокая и недобрая, смеялась над Келейос, бросая вызов. Келейос сжала в руках деревянную чашу, и та треснула, залив зельем ее руки до локтей. Она приняла решение. Она пойдет в башню сегодня ночью, без охраны, без всякой защиты, кроме своего мастерства. Все что угодно будет лучше этой трусости. Келейос ополоснула от зелья золотые браслеты - от воды они не заржавеют. Они были волшебными и в чистке не нуждались. Ржавчина стекала с них, как вода, как сверкающие капли воды, которую роняли сейчас браслеты. Это была хорошая волшебная работа. Она прошептала про себя: "Я - мастер заклинаний и мастер сновидений, что бы ни говорил Совет". Сейчас эти слова показались ей пустыми. Три года назад она уже была мастером. А потом она открыла, что она еще и чародейка. В возрасте двадцати лет Келейос обрела совершенно новую волшебную силу. Это было неслыханно, невозможно, но это было правдой. И Совет Семи, правящий Астрантой, признал необходимым лишить ее звания мастера, пока она не овладеет в совершенстве своими новыми способностями. Ее снова послали в школу Зельна. Она снова стала подмастерьем и была им уже три долгих года. Неужто так важно одно короткое слово? Чтобы быть мастером, надо ли, чтобы тебя так называли? Келейос встала на колени и погрузила руки в чашу фонтана. Она плеснула водой в лицо и вздрогнула от внезапного холода. Маленькая лягушка испуганно нырнула с влажным всплеском. Келейос моргнула, глядя на луну. Вода стекала по шее на нижнюю рубашку. Ей стало лучше, мысли прояснились. Сомнения сами по себе были ядом. Сомневаться в собственной магии - очень опасное дело. Она вытерла воду с глаз, отряхнула с косы. Потом отерла руки о штаны. Одно из преимуществ простой одежды. Она стала собирать компоненты своего заклинания. Поднялась вторая луна, маленькая и туманная, желтая в свете белой луныматери. В это время года только на рассвете встает третья луна - красная. Три луны были тремя ликами Великой Матери, как говорили древние легенды. Всеобщей матерью была Сиа, целительница, носительница добра; второй была Ардат, хранительница равновесия, третьей - Айвел воплощение разрушения, делающая ненависть вещественной. Астранта и ее заморский сосед, Мелтаан, верили одинаково во все лики Матери. Они считали их проявлением закона равновесия. И если ты был последователем Айвел или одного из ее темных чад, тебе в буквальном смысле могло бы с рук сойти убийство. Келейос научилась понимать закон равновесия, но никогда не принимала его. Ей случалось несколько раз тайно взыскивать цену крови, ибо есть вещи, с которыми нельзя мириться, где бы ты ни жил. За последние три года Келейос много времени провела в поиске. Она искала объяснений, почему богиня едина в трех лицах, но не единосущна. Подсказку давала только одна легенда: о том, как луна раскололась на три части. В ней говорилось, что богиня обезумела от головной боли. И когда боль прошла, оказалось, что она распалась на куски, и луна вместе с ней. Легенда намекала, что богиня может быть исцелена и снова собрана воедино, но не объясняла, к добру это будет или к худу. Келейос видела луны в телескопе Зельна. Мертвые скалы - и все, слепящий свет и тени. Ей трудно было поверить, что луны связаны с богиней. Она скорее верила, что Мать разбила луну в припадке гнева. Келейос рассмеялась: - Я теряю время, разглядывая луны. Мой страх меня хочет обмануть. Все, больше нельзя медлить. В решении- свобода. Теперь, когда она шла в башню за сновидением, страх стал меньше. Она давно узнала, что любой страх уменьшается, когда посмотришь ему в глаза. Почти любой. Келейос отбросила эту мысль, на дав ей развернуться. Келейос открыла кожаную сумочку на поясе, и та мягко засветилась, заговоренная. Ее она делала не сама, а купила в Мелтаане. Через крохотную горловину сумки скользнул внутрь намного превышающий ее по размерам кувшин, за ним чаша. Она раскидала остатки дров и отбросила ногой с дороги расколотую чашу. Сняв с правой руки простое золотое кольцо, отправила его туда же. Потом браслеты. Они были вчетверо больше сумки, но тоже исчезли из виду. Кинжал с пояса и два потайных ножа. Короткий меч по имени "Счастливец" остался в комнате. Зельн пытался поставить ножи вне закона в замке, но они ведь были не только оружием. Мечи же были только оружием, и чтобы носить меч открыто, нужно было разрешение. Келейос была согласна с этим правилом -- частично. Многие из носивших мечи были бы и посейчас живы, не будь они вооружены. Самой ей это правило не нравилось, но она подчинялась. А не вносить волшебные предметы и оружие в комнаты сновидений - это правило принадлежало не Зельну. Известно было, что сновидцам случалось нанести рану себе или другим, если у них было оружие. Башня пророчества чуждой магии не жаловала. Как бы там ни было, заклинания вызывали ее гнев. Сама Келейос однажды забыла кольцо-оберег, но только однажды. В тот раз башня попыталась обманом заставить ее отрезать себе палец. Горловина кожаной сумки была заговорена и могла быть открыта лишь ее рукой. Кто бы ни охранял сегодня убежище пророков, сумку не обыщут. Она приготовилась как могла. Пора было идти в башню. Келейос прошла через решетчатую арку и оказалась в саду трав. Причудливые клумбы подступали к ступеням, что вели в замок Зельна. Зельн Справедливый был когда-то богатым астрантским аристократом, и по замку это было заметно, но с тех пор Зельн переменился. От него Келейос научилась любить простую одежду, ценить чувство равенства со всеми людьми. В школу Зельна мог прийти каждый - был бы талант. И каждый ученик на своем опыте узнавал, что такое ручной труд. Многие дворянские дети находили это страшно тяжелым. Келейос считала нормальным. Замок нависал над ней из темноты. Его квадратные стены были выстроены для защиты, но столетия мирной жизни расширили окна и приблизили сады к самым дверям. Внутренние коридоры замка были темнее летней ночи. Келейос остановилась, давая глазам привыкнуть. Она видела ночью, как кошка или демон. И демоны дали ей имя Зрящая-в-Ночи, но все равно при переходе от света к тьме нужно было дать привыкнуть глазам. Библиотеки были в центре замка, а в центре круга, образованного библиотеками, высилась башня пророчеств. Келейос поднималась по узкой винтовой лестнице. Сердце билось около горла. Не хотела она этого сна. Комнаты сновидений располагались вокруг холла, где была лестница и камин. Здесь дежурили хранители пророков. Перед камином сидел подмастерье-травник Эдвард, поджав колени к груди. На черных, как перья ворона, волосах играли отсветы огня. Зеленые огоньки мерцали в изумрудах, украшавших куртку. Она была короткой - до талии а нижнюю часть тела обтягивали зеленые рейтузы. Глаза Эдварда были прозрачно-голубыми, как сапфиры. - Заклинательница Келейос, для меня честь - охранять твое пророчество. Гуляющая по лицу ухмылка выдавала лживость его вежливых слов. Эдвард и Келейос понимали друг друга. Он не любил ее, а она - его: он был в числе поклонников Айвел. - Но ведь ты не один несешь стражу, ведун Эдвард. - Мой напарник отошел поссать. Келейос не изменилась в лице. Если он рассчитывал возмутить се грубостью, это ему не удастся. Человек, который может рассердить тебя без особой причины, тем самым управляет тобой. Такого удовольствия она Эдварду больше не доставит. Она его не любила, но способность ее сердить он утратил, и это его злило. - Твоя маленькая подружка сегодня в комнате сновидений. Келейос знала, кого он имеет в виду. Алиса - самая малолетняя ученица за всю историю школы Зельна. Ей было пять, и она явилась с кошмарами, которые на самом деле были мощными пророческими снами. Когда Алиса не была занята классной или домашней работой, она хвостиком таскалась за Келейос. Иногда такая постоянная близость ребенка становилась обременительной, но Келейос не могла ей отказать. Девочка напоминала Келейос ее самое в возрасте пяти лет, а к тени собственного детства следует относиться хорошо. - А как она держалась, когда входила? Он пожал плечами: - Нервничала. А кто бы не нервничал? Я слышал, что башня может съесть душу человека. Эту попытку ее напугать Келейос игнорировала. - Есть открытая комната сновидений? - Три. Она ждала, но он не предложил ей пустую. - Какие пусты, Эдвард? Он оттолкнулся руками от пола и показал ей на три двери. И с галантным поклоном произнес: - Ваш выбор, прекрасная кокетка. Это было обращение к шлюхе, но именно это он и хотел сказать. - Эдвард, перестань ребячиться. Он рассчитывал на другую реакцию. - Когда-нибудь я тебя все-таки достану сквозь твое ледяное спокойствие. Слышал я, что у тебя взрывной характер. - Был в детстве. Но я больше не ребенок. Он понял намек и помрачнел. - Все равно я найду, чем тебя всерьез разозлить. Келейос шагнула к нему вплотную - они были почти одного роста. - Если ты когда-нибудь найдешь, чем меня всерьез разозлить, это будет дуэль на песках. И я тебя убью. Он не отступил, но руки сжались в кулаки. Минуту Келейос казалось, что он ее ударит. Она позволила себе чуть-чуть улыбнуться: - Как ты постоянно мне напоминаешь, я только подмастерье. И по законам Астранты могу вызвать на бой любого другого подмастерья. Голубые глаза стали большими. Одно дело - дразнить разжалованного мастера, другое - драться с ним на песках. Гнев согнал краску с его лица и зажег в глазах огонь, но он шагнул назад. - Займи любую комнату. - Благодарю. Она протянула ему кожаную сумку. Он неохотно принял. - Твое оружие? - Да, то, что со мной. Он недоуменно посмотрел, озадаченный таким доверием. - Да не беспокойся ты так, Эдвард, - рассмеялась она. - Там горловина заговорена, так что тебя ждет неприятный сюрприз. - Я в этом году уйду странствующим подмастерьем. Неужто ты думаешь, что я не разберу простой заговор замка? - А кто тебе сказал, что он простой? Встретив его непонимающий взгляд, она решила развить мысль. Не хватало еще, чтобы этот мальчишка попробовал открыть сумку и погиб. Ведунья Фиделис будет в ярости. Убивать чужих подмастерьев считалось очень невежливым. - Сумку легко открыть, но если ее откроет любая рука, кроме моей... Скажем так: это не самый приятный вид смерти. - Ты бы такого не сделала. - Я - нет, но защитное заклинание было наложено на нее при создании. И потому его нельзя снять или обезвредить. Это свойство самой сумки. - Всегда есть способ снять заклятие - это ведь закон волшебства. - Я не говорила, что его нет. Он неуклюже принял сумку. Келейос без труда прочла мысли по его лицу, но знала, что нужно сделать, чтобы предотвратить несчастный случай. - Ведун Эдвард, я повелеваю тебе не открывать эту сумку. Ибо это смерть, и я сказала об этом, и кровь твоя не на мне. - Так там на самом деле смертельное заклятие? - Ты помнишь случай, чтобы я блефовала? Он помотал головой, осторожно держа сумку тремя пальцами. Келейос была довольна. Оружие никто не тронет, и не придется объясняться с Фиделис, куда девался ее подмастерье. Выбрав дверь, она распахнула ее толчком. Воздух был сух и прохладен. Сквозь единственное окно лился оранжевый свет гаснущего заката. В комнатах сновидений время шло по-своему. Ночная тьма Астранты осталась за порогом. Говорили, что окна отражают сны, но Келейос в это не верила. Теорий было много, но Келейос не верило ни одной. Никто не помнил, зачем строители снабдили башню окнами. Еще одна тайна, вот к все. Свет медленно угасал на полу золотыми овалами Из окон струился терпкий аромат - вроде цветущих лиан или жасмина в оранжерее, но не совсем. Он был сладок и прян и заставлял задуматься о волшебных и тайных местах. Келейос часто его обоняла, но никогда не видела источающего его цветка. Сновидцам рекомендовалось не смотреть в окно. Келейос все-таки часто бросала туда мимолетный взгляд. Она была почти знакома с чужими звездами, так ярко мерцавшими, и криками никогда не виданных в Астранте птиц. Но в эту ночь сон требовал внимания, и Келейос не стала подходить к окну. Магия башни уже начинала сказываться. Пока не придет пророчество, Келейос принадлежит башне. Она не глядя могла бы сказать, где она. Башня пророчества строилась медленно, тяжеловесно, камень за камнем, заклятие за заклятием, смерть за смертью, пророчество за пророчеством, ибо построена была эта башня одной из первых. В те давние дни золотые астрантийцы служили свирепым богам. Они убивали в помощь своим волхвованиям, и кровь уходила в башню. И сновидения - в особенности сновидения - это отражали. В комнате были лишь узкая кровать, столик, незажженная лампа и умывальник. Пейзаж за окном погрузился во тьму. Бархатная чернота залила комнату сновидений. Кремень и огниво были под рукой. Может быть, и удалось бы зажечь лампу заклинанием сквозь густой воздух, но творить магию в башне не всегда стоило. На самом деле свет ей и не был нужен. Ее просто тянуло к свету, как испуганного ребенка привлекает радостный танец пламени. Она была Заклинательница Келейос, прозванная Зрящая-в-Ночи, и давно ей уже не был нужен свет. Келейос сняла тунику и сапоги - мягкие сапоги на прочной подошве, эльфийская работа. Она не любила щелканье новомодных деревянных каблуков. Охотники и разведчики по-прежнему носили мягкие сапоги. Эльфийская обувь высоко ценилась, а эти были сделаны ее ритианскими кузенами под ее наблюдением. Их мог бы сделать даже человек, если бы знал, как, но Келейос, подобно всем ритианам, не любила делиться секретами. Она расплела косу. Волосы упали густой волной, и она наскоро пригладила их пальцами. Келейос скользнула под простыню и почти сразу ощутила действие башни. Она легла на спину, глядя в потолок, стараясь противостоять притяжению сна. Но магия была слишком сильна. Веки стали опускаться, в сон потянуло неодолимо. Она сопротивлялась до тошноты, до головной боли. Но ее втянуло в сон, и тошнота прошла. Под закрытыми веками замелькали образы: яркие цвета, чувства, сны, звавшие ее в себя, - но это были старые сны, память давно ушедших людей. Келейос уклонялась от них с отработанной легкостью. Она пришла найти свой собственный сон, а не чье-то устарелое пророчество. Истинный сон, который она искала, начался со спокойных воспоминаний, как и все сны. Мастер Паула, школьный преподаватель магии трав и пророчеств, шла по коридору, ведущему к выходу из замка. Как бывает в снах, ее лицо изменялось, превращаясь в другие знакомые лица. Это была Алиса, самая молодая пророчица школы, которую утешала Келейос, когда она плакала от тоски по дому. Это была ученица Меландра с изрезанным шрамами лицом и робким сердцем. Келейос более или менее пригрела эту испуганную девочку, как младшую сестру, которой у нее никогда не было. Она знала, что Меландра станет когда-нибудь великой заклинательницей, но Меландра этого еще не знала. Лицо за лицом проплывали сквозь сон, и все они шли к окнам, выходящим во внутренний двор. Пришел страх. Он навалился на грудь, не давая вздохнуть. К окну повернулся Белор, ее друг еще с детства и лучший иллюзионист замка. Одно из окон было заполнено тьмой. Вокруг него сиял серебристый свет, который не был светом. - Нет! Келейос боролось со сном. Вопреки всему, чему ее учили, она пыталась изменить сон, но пророчество не изменяется. Белор не должен ступить в темноту, потому что иначе он умрет. В окно упал Фельтан, хороший мальчик, которого сама Келейос привезла учиться в хранилище. Тельце унесло прочь. Еще что-то было, кто-то стоял в темноте. Колдунья Фиделис, преподаватель трав и иллюзий, поклонница темных богов, стояла, завернувшись в черное. Из ее руки выскользнул окровавленный кинжал и мелькнул во тьме падучей звездой. Высились в темноте стены замка, и кто-то шел по ним - высокая женщина в серых одеждах. Келейос знала, кем она окажется, когда повернется. По стенам школы шагала Харкия. Стены начали рассыпаться. Харкия повернулась спиной и вскинула руки к небу. Когда она вновь обернулась, это была Фиделис, стоящая на крошащихся стенах. Стена рухнула внутрь, камни полетели в сгустившуюся тьму. Видение исчезло. Навалился хаос. Келейос оказалась в таком месте, о котором не видела снов, которое не могла себе представить. Ее окружало ничто - и все же нечто. Полуосознанные цвета сплетались с оттенками серого. Неясные формы переливались во что-то полузабытое. Она стояла, но стоять было не на чем, держаться не за что - не было ничего. Келейос вскрикнула, падая на колени и закрывая глаза руками. Если бы это был сон, она не могла бы двинуться, но это был не сон. Она стояла на коленях, стеная, пока не стало жечь в горле и голос не охрип. По лицу текли слезы, но она не знала, что плачет. Возник шепчущий звук, но Келейос не прислушивалась. Она прижала к глазам ладони с такой силой, что под сжатыми веками взорвались цвета. Шепот стал словом, еще одним. Будто множество вздохов сливались в один голос, исчезающий звук, и не было в нем почти ничего человеческого. "Пророчица, о пророчица, взгляни на нас, пророчица. Узри, чем станешь ты". Келейос не внимала призыву, молясь Урлу, богу пророчеств. Она сосредоточилась на молитве, где важно было каждое слово, где каждый слог - защита от безумия. "Урл, бог добрых снов, бог благостных пророчеств, помоги мне, чаду своему. Пророчица взывает к тебе о помощи. Услышь меня, Урл, бог кузницы, услышь меня и не дай мне пропасть. Помоги пророчице, чаду своему". Келейос повторяла древнюю молитву вновь и вновь, пока шипящие вздохи не превратились в вопли. "Услышь нас, пророчица. Услышь и повинуйся. Взгляни на нас и узри истинную силу. Мы, ушедшие до тебя, повелеваем тебе смотреть. Взгляни на нас". Келейос стала спотыкаться на словах, казалось, ее язык разучился их произносить. С усилием вспоминались они, с усилием удавалось не открыть глаза, с усилием удавалось не глядеть. Келейос знала, что это: фантазмы, пожиратели душ. Они, охотившиеся на пророков-сновидцев, были прислужниками самой Серой Госпожи, богини злых снов и вероломства. На темные пророчества они слетались, как стервятники на падаль. Молитва к Урлу замерла у нее на устах. Она не могла больше о ней думать. Было что-то, что не допускало в башню фантазмы. Она знала, что это. Знала, но не могла вспомнить. А вздохи шептали: "Пророчица, о пророчица, взгляни на нас. Тебе не уйти отсюда, тебе не выжить здесь. Взгляни и прекрати свои страдания". Келейос почувствовала, что встала с колен, не открывая глаз. "Нет, нет", сказала она. Снова сев, она уткнулась лицом в колени. Говорили, что один взгляд на фантазм - и разум задует, как свечу, и душа будет похищена. Так они были чужды, что хватало и одного взгляда. И Келейос боролась, чтобы не взглянуть. Что же не пускало фантазмы в башню? Минуту назад она знала ответ, но мысль не повиновалась. Магия, да, какое-то чародейство. Магический символ. "Услышь нас, пророчица. Тебе не уйти. Ты наша. Не мучь себя. Сдайся - и будешь свободна от всех забот". Магия, символ, символ... Символ закона. Фантазмы отгоняет символ закона. Об этом знает каждый ученик-сновидец. Каждый день сменяют символ закона, но кто-то его убрал. Кто-то открыл башню фантазмам, и она бессильна. "Нет". Должен быть способ. "Маленькая пророчица, неужто не устала ты? Неужто не наскучила тебе игра?" - Заткнитесь! - крикнула она срывающимся голосом. "Ты властна над снами, но мы не сон, что покоряется твоей воле. Мы не пророчество, исчезающее по завершении. Мы - судьба твоя. И ты придешь к нам. С нами ты обретешь силу". Сила - вот в чем дело, сила. Она теперь сама чернокнижница, и чернокнижие создает символ закона. Она еще не владела созданием символов. Это было высшее чернокнижие, за пределами искусства подмастерья, за пределами умения Келейос, если только... Если только оно не было подобно любому чернокнижию: создать мысленный образ, назвать его имя и не бояться его - и сила в твоих руках. Но нерешительность хуже смерти. Если она его вызовет и не сможет справиться, она умрет чистой смертью и обманет пожирателя душ. Более не колеблясь, она вызвала его. Стоя с закрытыми глазами, она вытянула руки перед собой, шепот отдалился, волнами отдаваясь вокруг, пошел через нее поток магии, все сильнее и сильнее, пока не перехватило дыхание, а она ждала, чтобы захватить над ним власть. Магическая сила наполняла ее, росла, и ей уже казалось, что сквозь кожу ее вот-вот хлынет огонь и свет. - Что это? - взвизгнул фантазм. - Мерзость, гадость, убери ее! Убери! Сквозь закрытые веки били лучи, образуя красные тени. Ее тело трепетало от близости столь сильной магии. Она судорожно вздохнула и осторожно приоткрыла глаза - маленькой щелочкой. Перед глазами висел символ, прекрасный в прямизне своих линий, в своей простоте. Она ничего не видела, кроме его сияния. Из-за расширяющегося круга донесся голос фантазма: "Пророчица, о пророчица, услышь меня. Брось эту мерзость. Иди к нам. Освободись от этой бренной оболочки и стань одной из нас". Келейос глядела на символ закона, читая его силу и понимая ее часть, но понимая и то, чего не говорили ее учителя. Они говорили, что ни один подмастерье не имеет силы вызывать символы, но это была ложь. Вызвать их может любой чародей, но мало кто властен с ними справиться. Она вызвала символ, но его мощь ее ошеломила. Теперь она стояла перед ним, как пустая оболочка, ожидая его приказа. Она попала под власть так быстро, что даже не успела испугаться. Келейос услышала собственные слова, но произносила она их не своей волей. - Внимай мне, Мезостос, третий из трех. Истинным именем, магией, словом, волей и жестом я удаляю тебя. Я закрываю для тебя эту башню. Тварь взвизгнула. Магическая вспышка ослепила ее, символ разгорелся ярче, питаясь болью фантазма. Когда фантазм исчез с угасающим воплем, символ закона тоже исчез, оставив огненные полосы у нее под веками. Ей посчастливилось, что символ закона не был жадной руной. Другие символы могли бы не расстаться так легко с тем, чего они коснулись.
