Песах Амнуэль - Монастырь
"Паломник, ты пришел.
Иди по лучу, и тебя встретит монах,
Тебя встретит монах, и ты получишь помощь,
Ты получишь помощь, если твоя мольба - о невозможном.
Но если ты молишь о невозможном, зачем ты нарушаешь покой Монастыря?"
Иди, сказал себе Аббад и сделал первый шаг к Монастырю. В стене на уровне вершины высокого дерева появилась дверь - простая, без замков, кодов, задвижек, материальных или мысленных. Дверь звала, и он вошел.
Подпрыгнув, он с удовольствием ощутил, что мышцы точно оценили высоту в этом измененном тяготении, поболтал в воздухе ногами (может, кто-то подставит опору, но нет, никто не собирался ему помогать) и, толкнув дверь, ввалился в широкий коридор. Дверь захлопнулась с тихим щелчком и произнесла равнодушно: "Обратной дороги нет".
- Знаю, - улыбнулся Аббад. Он и не собирался обратно.
- Знание не избавляет от необходимости познания, - назидательно сказала дверь и умолкла, показывая, что в дальнейшие пререкания вступать не намерена. Истина была азбучной, от двери в Монастырь Аббад ожидал более сложных и неожиданных умозаключений.
В коридоре было темно, и Аббад постоял минуту, дожидаясь, пока глаза привыкнут к инфракрасному диапазону. Проявился длинный и узкий - двоим не разойтись - проход, стены светились мрачно, а с потолка капала тяжелая жидкость, растворявшаяся в воздухе: вопросы без ответов, обычная, как он слышал, игра для входивших. Отвечать было не обязательно, игры монахов забавляли, но не входили в непременную программу. Аббад, однако, любил вопросы. Что могли спросить монахи, он себе представлял плохо и потому поймал в ладонь одну каплю, прежде чем она успела иссякнуть. Жидкость обожгла ладонь и впиталась в кожу так быстро, что Аббаду даже показалось, будто он не смог понять ее смысла, и как теперь разберешь - что твое, что чужое в смеси нового и старого, узнанного и еще не виденного? Впитавшись, капля повисла перед его глазами короткой жаркой пульсирующей в воздухе надписью: "Только прямо".
Это и не вопрос был вовсе, а указание пути. Похоже, монахи не собирались с ним играть - значит, отнеслись серьезно.
Что ж, прямо так прямо. Знать бы еще, имели монахи в виду лишь материальное направление, или прямого пути нужно было придерживаться и в духовных поисках.
Аббад сделал несколько шагов, вглядываясь в открывшуюся даль коридора. В бесконечности возник белый свет - тусклая точка, с каждым мгновением становившаяся ярче.
"Увидишь свет в конце тоннеля,
Увидишь смысл в конце пути"...
Аббад увидел свет, о котором говорили все, кому довелось не только войти в Монастырь, но и покинуть его. Смысл он знал - потому и пришел.
Бесконечность обернулась на деле сотней шагов, яркая точка обратилась в светящийся круг, и Аббад, даже при напряжении всей воли, не смог разглядеть, что находится там, за новой дверью. Как ее открыть, он не знал тоже. Положил ладонь в центр круга - ничего не произошло, но, может, ничего и не должно было измениться?
"Да", - сказал воздух.
"Что - да?" - озадаченно переспросил Аббад.
"Свет в конце тоннеля, - объяснил воздух. - Ты хочешь пройти, а не вернуться? Значит, да".
"Да", - сказал Аббад.
Свет пролился ему на плечи, оказавшись жидким, как вода в ручье, у света был приятный запах цветочного мыла, Аббад растер свет ладонями, одежда мешала, и он понял, что пора ее скинуть. Он облил себя светом, и балахон истаял. Истаял и висевший на поясе оптический нож - единственное оружие, которое Аббад взял с собой; пользоваться им он не собирался, но без него чувствовал себя наполовину голым.
Аббад оказался полностью обнажен - обнажено было тело, обнажены были его мысли, обнажилось даже то, что он считал запрятанным глубоко в подвалах памяти, и нематериальная его суть обнажилась тоже.
Тем лучше. Меньше придется объяснять словами.
Дверь открылась - исчез свет в конце тоннеля, исчез и сам тоннель. Аббад стоял посреди большой комнаты, огромные - от пола до потолка - окна которой выходили на один и тот же склон горы, будто пространство снаружи свернулось и стало однонаправленным. Скорее всего, так и было, но раздумывать над этой топологической особенностью у Аббада не было времени: перед ним на расстоянии вытянутой руки стоял человек. Наверно, он был высок. Наверно - не молод. Возможно, у него была мощная фигура бойца. Скорее всего, на человеке была одежда. Все это существовало с разной степенью вероятности, и оттого монах выглядел странно: будто он то был здесь, то исчезал, то присутствовал, то еще не родился, он был, и его не было - квантовые эффекты, которые Аббад так не любил в обыденной жизни, проявлялись сейчас в полной мере. Значит, - понял Аббад, - монахи действительно принадлежат не одному миру, но всем мирам одновременно. Он слышал такие рассказы, но полагал их апокрифами, поскольку не представлял, как можно жить с разной вероятностью в столь различных мирах и не потерять единства своего "я" и прочности своей сути. Монахам, однако, удавалось и это.
"Аббад, - услышал юноша. - Ты хотел прийти, и ты пришел. Говори".
"Я пришел, - Аббад постарался думать так, чтобы мысль оказалась не только ясной и точной, но еще и эстетически красивой, ведь только красивая мысль может быть истинной, особенно для монаха, - я пришел, чтобы просить о помощи".
"Помощь ты можешь получить и вне Монастыря. Любой человек на любой планете в любой из галактик примет в тебе участие и поможет".
"Помощь, которая мне нужна, я могу получить только здесь".
Ритуальные мысли перетекали из мозга в мозг, как быстрые ручейки, сразу и безнадежно высыхавшие.
- Мое имя Сатмар, - сказал монах, и Аббад не сразу понял, что в гулкой тишине помещения прозвучал голос - не мысль, не посланная поверх звуковых волн идея, но обычный голос, утомленный голос человека, уставшего от трудов, забот, размышлений. Три нейтральных слова, сказанных нейтральным голосом, но сколько в них было... Гораздо больше, чем Аббад мог бы рассказать о себе даже самой глубокой и пространной мыслью, тщательно продуманной и лишь затем вылепленной из электромагнитных полей и гравитационных довесков.
"Мое имя Сатмар", - сказал монах, и Аббад увидел, как этот человек, родившийся много циклов назад в системе Аршана, учится ремеслу погонщика звезд у Рената Великого (у самого Рената!), а потом еще долго занимается этим довольно нудным, хотя и важным для космогонии мира, занятием. Галактику Лигии, оказывается, перестроил именно он, Сатмар, не один, конечно, ему помогали гиреи, как всегда, никому не рассказавшие о своем посильном участии. В Лигии Аббад был не так давно, и еще очень молоды были воспоминания о безумно красивых звездах перешейка и окраин. Он хотел побывать и в центре галактики, но не прошел заслона, потому что создатель (теперь Аббад знал, что это был Сатмар) устроил там пространство по другим, им самим сконструированным, законам физики. Говорили, что в центре Лигии материя состояла не из атомов, а из слепленных по особой системе субпространственных частиц, не обладавших ни зарядом, ни массой. Наверняка нематериальной сути там было больше, чем даже мысли, которая все же материальна во всех проявлениях.