Игорь Козлов - Подкова на счастье
— Дай мне, пожалуйста, водички.
Мальчик повернулся — рядом стоял Патрик и смотрел на него весело, насмешливо.
— Да-да… Это я! — прозвучал тот же голос.
То есть, как бы это лучше объяснить? Звука, в общем-то, не было. Но Никита слышал этот голос в себе. Тогда он ещё не знал слова «телепатия».
Потом, когда они «разговорились», Патрик поведал ему свою историю. В давние времена жила на Земле порода лошадей, которая могла вступать с людьми в особый контакт. Это были сильные и умные животные, ни в чём не уступавшие человеку. Яркий след их существования остался в мифах и сказках. Помните мудрого кентавра Хирона, ставшего наставником героев Древней Греции? А Пегас? Оказывается, он дружил с Гомером и со многими другими поэтами… А наш Сивка-Бурка?.. Это всё они — славные предки Патрика.
Но затем случилась беда. Люди не захотели терпеть рядом с собой странных существ, способных передавать им свои мысли, свободных и гордых. Они пытались покорить их, заставить жить в неволе, превратить в рабов. И кентавры восстали…
Это была страшная война. Люди беспощадно истребляли братьев по разуму. Кентавры рассеялись по миру, смешались с табунами диких лошадей… Так выродилось их племя. И только изредка, раз в сотни лет, гены древнего рода дают о себе знать.
Да, я забыл сказать: у кентавров передаётся по наследству память. Патрик знал всё, что произошло с его предками. Поэтому он так насторожённо относился к людям…
На вагоне было написано — «ЛОШАДИ». Он медленно двигался в центре состава. И хотя за ним следовал вагон для людей, «мягкий», но Никита всё время проводил с Патриком.
[пара страниц отсутствует]
В Северном море теплоход попал в шторм. Земфира и Сириус еле стояли на ногах, а Патрик был молодцом. Он всё просился; чтобы Никита вывел его на палубу.
— Хочу поглядеть на "большую воду".
Улучив момент, когда жокей и тренер, измученные качкой, отключились, Зеленков выпустил друга на волю.
Патрик жадно потянул ноздрями сырой, прохладный воздух. Но что это? Всё тот же резкий, удушливый запах. Он повернул голову — прямо из волн поднимался частокол ажурных башен.
— Буровые вышки. Нефть со дна добывают, — перехватив взгляд кентавра, пояснил Никита.
Рядом с бортом судна плавал и, будто живой, шевелился большой, лохматый остров из пустых банок, пакетов, бутылок…
Патрик тяжело вздохнул и сказал:
— Всё ясно. Пошли вниз.
В Лондоне, узнав, что русские привезли скаковых лошадей, на теплоход нагрянула вся таможня — Англию не зря называют "страной скачек".
Сначала на берег вывели Сириуса. Это был неописуемой красоты жеребец. К тому же задавака и позёр. Чувствуя всеобщее внимание, он играл на публику: гневно тряс гривой, бил копытом, грыз удила. Одним словом, "из ушей дым валит, из ноздрей — пламя".
Над толпой пролетел восторженный полувздох-полустон: "О-о-о!.."
Потом вышла прелестница Земфира. Тут уж знатоки умилённо зачмокали губами, заулыбались, зашушукались.
И, наконец Никита вывел Патрика.
— А это что такое? Какая порода? — послышалось со всех сторон. — Лоб — как у барана. Губа отвисла… Зачем они притащили это чучело? Разве его можно даже рядом ставить с нашими конями?
Услышав такие речи, Никита и Патрик переглянулись.
— Ничего, будут их скакуны нашу пыль глотать. — усмехнувшись, сказал кентавр.
И вдруг где-то сбоку вспыхнул блиц фотоаппарата. Зеленков повернулся и увидел стройного, светловолосого парня, стоявшего рядом с шикарным спортивным автомобилем. Глаза его сияли от восторга, руки дрожали. Он не отрывал глаз от Патрика. Затем перевёл взгляд на Никиту и как-то многозначительно, злорадно ухмыльнулся.
Лондон жил в ожидании больших скачек. У конюшен появились «жучки» эта порода известна на всех ипподромах мира. Они шныряют между специалистами, прислушиваются, вынюхивают, выясняют шансы.
Жокей выигрывает, когда приходит к финишу первым. «Жучок» выигрывает, если угадает победителя и сделает на него ставку. Особенно важно вычислить "тёмную лошадку" — неизвестную, не фаворита, которая побеждает неожиданно. Тут уж готовь карман пошире! Деньги потекут рекой…
Каждое утро. Никита выводил Патрика на проминку. Кентавру нравились прогулки. Голубоватый парок клубился над полем, вдали виднелся Виндзорский замок, радовала глаз нарядная "королевская ложа".
Патрик присматривался к дистанции, изредка переходил на лёгкий аллюр, как бы примеряясь к дорожке.
Иногда, казалось, прямо из-под земли появлялась особая фигура с неизменной тросточкой. Зрачки горят, в кулаке зажат секундомер.
— Простите, сэр, вы не скажете, какая резвость на круге у вашего крэка? {крэк — скаковая лошадь высшего класса}
— Извините, сэр, это служебная тайна, — вежливо отвечал Никита.
— Я вас понимаю, сэр… — печально отвечал английский «жучок» и тут же исчезал.
А через несколько сот метров невесть откуда возникал новый, и вся сцена повторялась.
И вот наконец настал долгожданный день. С утра на конюшне собрались все заинтересованные лица. Дед ещё раз проверил Патрику копыта, нет ли на них трещин, втирал в мышцы ног специальные мази. Жокей Иван Петрович, голодный, злой — уже месяц он сидел на диете, с позеленевшим лицом бродил вдоль стойла, а за ним по пятам следовал тренер и всё долбил, долбил:
— Главное, не просидись на старте. На последней прямой будешь делать посыл — хлещи, не жалей! А то всё миндальничаешь с Патриком, как с барышней!
Один кентавр был спокоен. Он ел свою малую (скаковую) порцию овса, болтая с Никитой.
— Как настроение?
— Знаешь, я так за тебя волнуюсь.
— Ох, какие же вы нервные существа. Допустим, приду вторым. Ну и что? И-го-го… Главное — не победа, главное — участие.
— Слышал бы тебя сейчас Никодим Сергеевич.
— Ты этого карьериста даже близко ко мне не подводи, а то я его лягну.
Сквозь стены стал доноситься густой гул многотысячной толпы. Грянули оркестры.
— Всё! — воскликнул тренер. — Через полчаса церемониальный выход! Седлай, Никита!
Петрович совсем посерел и, путаясь в рукавах, стал надевать свой алый камзол.
Открылась дверь — ослепительный солнечный свет ворвался в полумрак конюшни. Появился Маршал (так называется эта должность) в огромном, лоснящемся цилиндре. Зычным голосом провозгласил:
— Ваш черед, джентльмены!
— Ну, с богом! — сказал дед.
Зеленков повёл Патрика на манеж.
— А-а-а!.. О-о-о!.. У-у-у!..
Проплывают пёстрые трибуны. Зонтики, экзотические шляпки, галстуки… Запахи дорогих духов, сигар…
У барьера Никита неожиданно замечает того высокого юношу, который внимательно рассматривал Патрика в порту. На нём белый элегантный костюм, в руках — бинокль и программка.
