Ларри Нивен - «Если», 1997 № 04
— Через шесть месяцев после старта. И это докажет всем, что ты прошел через шварцшильдовский радиус. Ведь до Бауэрхаус-четыре одиннадцать световых лет.
— Тебе никто не мешает принять собственное решение…
— Черта с два. Ведь ты — это я, и ты уже принял решение!
— У меня есть год, чтобы передумать. Но взгляни на проблему иначе. NASA имеет право знать, что черные дыры можно использовать подобным образом. Ведь поездку оплатили они. К тому же, что они смогут со мной сделать?
— Верно…
— И будь я проклят, если стану прятаться двадцать шесть лет.
— Правильно. — Он кивает. — Джж-жордж… — Он запинается, называя мое имя. — А какой во всем этом смысл?
Думаю, он уже и сам догадался.
— Акции. К счастью, ты уже играешь понемногу на бирже. Я запомнил, что случится с акциями нескольких компаний в ближайшие шесть месяцев. Так что через полгода мы станем миллионерами. Затем мы снова просмотрим пачку газет, но на этот раз запоминать будешь ты.
— А зачем? — улыбается он. — У нас и так появятся деньги.
— Надеюсь, ты выпустишь в игру меня, — говорю я немного напряженно.
Он кивает, и это меня немного успокаивает. Но из нас двоих я более уязвим. Если он сделает лишь одну ошибку в программе, если Машинка Времени напечатает на сей раз новый рассказ, именно я исчезну, словно облачко дыма. Или нет? Парадоксы — штука совсем новая, и нам приходится догадываться о том, как они работают.
* * *С Луны я вернулся под вымышленным именем Ч. Кретмастер. Под этим же именем я снял квартиру на противоположном конце города, подальше от более молодого Джорджа Кокса. Не хочу излишне раздражать его своим присутствием.
А себя я определенно раздражал — прежде, когда был им. Я опасался, что старший Джордж Кокс начнет распоряжаться моей жизнью. Он не сделал этого — и все же сделал. Само его существование ограничивало мою свободу не хуже тюремных решеток. И ограничивало выбор поступков. Когда дорога жизни подходила к развилке, я вынужден сворачивать сюда; все остальные пути для меня закрыты.
Сейчас через все это проходит он. Я стараюсь не путаться у него под ногами.
Но и я до сих пор тоже прохожу через это же. Ныне я стал старшим Джорджем Коксом, но мне от этого не легче. Моя жизнь распланирована до мельчайших деталей. И свобода выбора — иллюзия свободы выбора — не вернется ко мне раньше, чем «Улисс» не исчезнет среди звезд. Такого я не ожидал.
В последующие пять месяцев мы встречаемся редко. Джордж, Фрэнк Кьюри и Йоки Ли почти не вылезают из тренажеров. Я живу на его зарплату, но нас это не волнует, потому что стоимость наших акций непрерывно растет. Все операции с ними от нашего имени произвожу я. У него на это нет времени.
Это напоминает игру в покер краплеными картами. Вины я не испытываю, лишь легкое возбуждение. Акции перемещаются туда, куда я им приказываю. В прошлый раз я все удивлялся, почему деньги не могут копиться быстрее. Теперь, занимаясь биржевыми играми сам, я это понял. Просто существует предел скорости перемещения денег, даже когда точно знаешь, куда их следует направить.
— Мне жаль Йоки и Фрэнка, — сказал он мне. — Они работают очень упорно, как и я, да только напрасно.
— Считай, что это им предназначено судьбой, — посоветовал я. Жаль, что мне в голову не пришел ответ получше. Я вспомнил, как они были разочарованы и как храбро старались утаить разочарование.
Все три пилота провели два месяца на борту «Улисса». Корабль уже готов, и лишь пилоты-кандидаты не завершили подготовку. Ночью я могу разглядеть звездолет на небе, где он осколочком света медленно скользит между звезд.
И я вспоминаю.
Мимо планет, затем через пояс комет. Потом месяцы возни с силовыми полями, когда я настраивал их так, чтобы поток межзвездного водорода попадал в термоядерные двигатели. И наконец я оказался в чистом пространстве и залез в анабиозную капсулу.
Пробуждение на середине пути, изумленный взгляд на изменившийся рисунок созвездий. Звезды по курсу полыхают беловатой голубизной, а за кормой тускло светятся красным. Хитроумная перенастройка силовых полей — теперь они должны направлять термоядерный выхлоп вперед.
Второе пробуждение. Звезды уже выглядят нормально. Включаю индикатор курсовой массы, ищу Бауэрхаус-четыре. Есть! Направляю в эту точку телескоп и… ничего.
Сбрасываю первый и второй зонды в эргосферу, эллиптическую область вращения вокруг радиуса Шварцшильда. Размер эргосферы скажет мне, какую часть спина звезды черная дыра захватила себе, и я узнаю координаты пути через сингулярность.
Первый зонд перед исчезновением стал делать несколько сотен оборотов в секунду вокруг черной дыры. Второй пошел по той же траектории, включил двигатели, чуть-чуть не дойдя до радиуса Шварцшильда и умчался прочь лишь немного медленнее скорости света.
Помню, как рассчитывал курс для третьего зонда.
И как направил по нему корабль.
Неужели я и в самом деле собираюсь сделать эту глупость?
Черт возьми, да я ее уже сделал.
Помню, как стали размываться звезды вблизи той пустой Точки. Одна из звезд прошла прямо за ней и на мгновение превратилась в кольцо света. Миновав радиус Шварцшильда, я не ощутил никакого толчка, только постепенно нарастающее давление приливной силы, но все же каким-то образом понял, что покинул нашу Вселенную.
Наконец-то свободен. Свободен от старшего Джорджа Кокса.
* * *— Мы уже пять месяцев перебрасываем деньги, — сказал я ему, когда он вернулся, — и перевалили за миллион. Как, нравится быть миллионером?
— Еще бы.
Он торжествующе улыбается, просматривая учетные книги, но когда поворачивается ко мне, его улыбка становится немного натянутой. Он еще не привык ко мне.
— Прекрасно. Теперь дело за тобой. — Я вручаю ему кипу газет. — Запомни курс этих акций.
— Что, всех?
— Нет, лишь тех, что будут подниматься и когда именно. Но я не стал ничего помечать, Джордж. Ты сам должен будешь найти их, отметить, а потом запомнить.
— У тебя больше свободного времени, чем у меня, — ворчит он, как когда-то ворчал я.
— Слушай, по-моему, мы и так успели перемешать причины и следствия. И у меня появилось кошмарное предчувствие, что если мы еще хоть немного позабавимся с законами природы, я исчезну, как огонек свечи. Неужели ты не постараешься ради своего лучшего друга? Пожалуйста.
Он берет газеты.
Я не вижу его неделю.
Как-то днем звонит телефон. Это он — голос возбужденный. Я не успеваю рта открыть, а он выпаливает:
— Они выбрали Фрэнка!
— Что? Черта с два. Они выбрали меня.
