Андрей Кокоулин - Нея
— Вы хотите попасть туда?
— Нет! — чуть ли не испуганно ответила женщина.
Виктор кивнул.
— Вам здесь хорошо?
У нее дрогнули желтоватые, в сизых жилках веки, но глаз она так и не подняла.
— Да, мне здесь хорошо, — тихо произнесла женщина. — Я здесь на своем месте. Я обслуживаю людей. Я довольна.
Она говорила в стол, длинному сколу по краю, своим рукам, салфетке.
— Извините, — сказал Виктор.
— Я могу идти?
Она до хруста стиснула пальцы. Губы ее изогнулись, глубокие, лунообразные, уродливые ямочки обозначились на щеках.
— Конечно, — сказал Виктор. — Идите. Извините еще раз.
Ему было стыдно.
Женщина встала. Он думал, что она вернется за стойку, но ошибся. Нетвердым шагом Магда направилась в дальний угол, будто пьяная по пути налетела на стол, опрокинула вазу с искусственными цветами и, хрипло расхохотавшись, толкнула незаметную дверь.
Дверь, кажется, вела наружу, на задний двор. Во всяком случае, оттуда плеснуло серым утренним светом.
А затем — хохотом.
Виктор повернул голову и заметил в прорезанном на кухню окне отпрянувшую тень повара. Переживает? Или просто любопытствовал?
Порывшись в карманах брюк, Виктор нашел бумажку с адресом, поднял чемоданчик, перекинул плащ через руку, нахлобучил шляпу и, не прощаясь, вышел на пустынную улицу. Где находится здание полиции, он примерно (по бумажке) представлял.
В стыки тротуарных плит пробивалась жесткая трава.
Кратов определенно представлял из себя умирающий городок. Хиреющий, зарастающий, крошащийся.
Конечно, подумалось ему, конечно.
Виктор пошел под горку, по правой стороне. Дома из местного рыжего кирпича тянулись и обрывались оббитыми углами, окна вторых и третьих этажей большей частью были заколочены, в одном месте он углядел написанное мелом: "Прежде, чем подумать — подумай". Хороший совет. Даже очень.
Впереди закруглилась площадь, серо-рыжая от двухцветной плитки. С одного бока прижималась к ней почта, с другого — торговый пассаж с опущенными по всему периметру щитами, между ними просовывала беленое рыльце фасада городская управа.
Обычно в центре площади ставили фонтан, но в Кратове на его месте росло дерево. Точнее, умирало. Сухие ветви его были увиты зелеными и синими лентами.
Тщетные надежды.
Или же праздник здесь такой?
Там же, на площади, Виктор увидел, наконец, первый автомобиль — с него разгружали коробки у здания почты. Автомобиль был на ходу — трясся и травил воздух сизым выхлопом. Рычал. В жестяной кабине спал на рулевом колесе водитель.
Грузчики, хмурые мужики в штанах и рубахах с завернутыми рукавами, работали не торопясь. Коробок было еще полкузова.
В остальном площадь была пуста.
На дверях городской управы висел тяжелый, рыжий от ржавчины замок, и Виктор свернул в проход между зданиями. Здесь не было плитки, здесь пучился и шел трещинами асфальт, а ростки вездесущей травы доходили до щиколоток.
Он не стал вновь думать про умирание. Всего в меру.
Вместо этого он подумал о женщине в кафе. Ретроспекция. Мысль назад. Хохот, отрезанный дверью. Он уже видел такое. Так срываются, когда держатся из последних сил.
Он сам это испытал.
Виктор качнул головой. По одной из теорий — мыслительную деятельность подчинить строгому контролю нельзя. Куда спрячешь мысль от самого себя?
Но он бы поспорил. Или нет, нет.
Обойдя управу, Виктор обнаружил на тыльной ее стороне блеклую вывеску "Полицейский участок г. Кратова". Во дворе стояло чучело, сооруженное из шеста, поперечной рейки и надетого на нее драного халата. Для полной картины не хватало ведра. Вообще любого головного убора.
Зачем сделали чучело? Тренироваться в стрельбе? Странно.
Полукруглое крыльцо в четыре облицованных плиткой ступеньки подняло его к узкой двери. Год, наверное, не мытое боковое окно-амбразура предъявило смутный силуэт.
Его собственный.
Виктор отжал ручку. Внутри участка было пыльно, пусто и сумрачно. Рассохшиеся деревянные полы заскрипели под подошвами. Виктор прошел мимо длинной загородки из железных прутьев, мимо конторки дежурного, прокрутил визгливый барабан турникета.
Столы и стулья основного помещения были сдвинуты к стенам, к окнам, освобождая пространство для пыли и мелового рисунка на полу.
В рассеянном свете контур человеческой фигуры, то ли в пальто, то ли в куртке, судя по широкому, неровному обводу, тянул растопыренные пятерни к коридору в дальнем конце.
В центре контура темнело пятно.
Виктор присел, усмехнулся, сдул ком пыли с гигантской меловой ноги. Гипотетический труп был метра под два с половиной ростом.
Великана убили, надо же. Кого-то, пожалуй, способно привести в трепет.
— Нда, — сказал Виктор. — Нда.
За одним из столов произошло шевеление, раздался щелчок, и в сторону Виктора повернули загоревшуюся лампу.
— Кто?
— Инспектор Рыцев, — Виктор прикрыл глаза ладонью. — Вам должны были…
— Ах, да. Извините.
Свет уплыл в сторону, превратился в золотистое пятно на столешнице.
— Я думал, меня встретят.
Виктор подошел, намереваясь дать отповедь провинциальным забавам, применимым к столичному сыщику, и застыл с открытым ртом.
Перед ним сидел мальчишка лет семнадцати, конопатый, растрепанный, с опухшей со сна физиономией. Полицейская куртка была ему явно велика.
Виктор растерялся.
— Ты что, один?
— Ага, — просто ответил парнишка.
— А где все?
— Кто? — Мальчишка покрутил головой по сторонам.
— Ну, участок. Полицейские.
— Я один.
Виктор опустился на кстати оказавшийся стул.
В голове у него все смешалось. Он подумал: как же так? Я четко почувствовал… Тем более, он сам видел дело. Кратов. Тимофей Неграш. Пропал без вести. Толстый такой том. Не обманка же.
Виктор пошевелился, потянул пальцы к шляпе и только тогда, через руку, заметил, что мальчишка смотрит на него со странным выражением лица.
Восхищенным, что ли.
— Что? — спросил он, кажется, грубовато.
— Вы правда из столицы?
Виктор приподнял шляпу.
— Рыцев, как уже было сказано. Столичная розыскная полиция.
Старомодный жест мальчишку околдовал.
— Вы как в фильме, да? У нас раньше показывали. Про убийцу.
— Нет, я сам по себе.
Ему было стыдно признаться, что и шляпу, и чемоданчик, и вообще типаж он подсмотрел именно там. Да и кому признаваться — мальчишке? Тем более, все это уже за десять, нет, за пятнадцать лет прилипло к нему, сделалось неотъемлемым, индивидуальным, личным. Виктор Рыцев — шляпа до бровей, плащ, мужественный абрис подбородка.
