Евгений Филимонов - Время льда и огня
— А каким доктор был в обыденной жизни? — подбирался с другого конца толстяк, тогда как бородатый нависал над старушкой с телекамерой, клоня штангу осветителя вправо-влево (на мой взгляд, довольно неловко).
— О, это был водопад обаяния! — быстро и разборчиво произнесла тетушка Эмма. — В те годы, где бы он ни появился, тут же возникал кружок озорников! Понимаете, он их всех заряжал…
— Всех зарядил, как же! — буркнул мрачный осветитель. Мы с Полковником сидели в креслах, не вмешиваясь в беседу. Толстяк гнул свое:
— И вы тогда жили вместе?
Тетушка Эмма слегка насупилась.
— Вам, молодые люди, вряд ли будет доступна сущность жизни эпохи начала века… Ну да ладно, это долгий и посторонний разговор… А вот то, что мы все жили вместе — вся лаборатория! — это верно. Но не в том смысле, как вы понимаете. Просто это была семья — другого слова не подберу.
— И чем же вы занимались тогда?
— О, это было совсем далеко от глобальных проблем! Роберт… простите, доктор Бюлов тогда вовсю увлечен был идеей так называемой многооборотной стабильности — это название просторечное, пущенное в ход вашей братией, журналистами. Настоящий термин для вас слишком сложен и труднопроизносим.
— Ай да тетушка Эмма! Еще может при случае…
Полковник расстегнул френч и повернул кресло вполоборота к лужайке — возможно, чтобы не упустить из поля зрения лендровер, вещь вообще-то редкую в наших краях, а может, просто из-за солнца, светившего прямо в глаза. В давние времена, до Великого Стопа, была вроде традиция устраивать террасы на западной стороне дома, чтобы погожим вечерком семейство лицезрело закат. И мог ли Полковник, консерватор по сути своей, распорядиться иначе, возводя свой особняк? Хотя закатов не случалось вот уже почти полвека: солнышко стоит, словно привязанное, прямо над ветряком, и плотные облачка все бегут мимо вереницами, время от времени закрывая солнечные лучи.
Интервью все длилось:
— …но тогда он уже целиком подошел к разрешению этой своей главной проблемы, он, так сказать, уяснил для себя, что, воздействуя на неизмеримо малое, можно получить грандиозный выход, результат в макромире!
— То есть он предвидел что-то подобное?
— Ну, не совсем так… Это был один из вариантов раскладки, скорей даже маловероятный побочный выброс, причем регулируемый. Обратимый процесс, проще говоря. Не его вина, что так получилось…
— Не его? А чья ж? — вполголоса буркнул бородатый, обращаясь исключительно к нам. — Хорошее дело — перевернул весь мир, и ни при чем!
Теперь он занялся отражательным экраном, хотя, на мой взгляд, терраса и так была освещена превосходно.
Для второго репортера мы будто и не существовали. Он все допытывался:
— Ну, это все знают, это общеизвестные факты. Но вот когда до него дошло, что процесс разладился, что-то не так, — неужели доктор не отреагировал? Ведь он-то понимал лучше всех.
Тетушка Эмма подняла очки на лоб.
— Меня удивляет ваша неосведомленность. Вообще ваше поколение страшно невежественно. Ведь каждый знает, что на зарю века пришелся пик терроризма. Прямо-таки девятый вал. У нас это знает любой фермерский ребенок, неужели у вас, в метрополии… Впрочем, ладно. На азбучные вопросы даю азбучные ответы: группа Бюлова была захвачена террористами и блокирована в городке неподалеку. А эксперимент шел в заданном режиме, хотя лаборатория контролировалась этой шпаной! И нужный момент контроля оказался пропущен.
— Вы были с группой?
— Нет, мне повезло — а может, не повезло…
Кофе дымился на столике, никто к нему не притрагивался. И хотя мы с Полковником слышали эту историю уже сотни раз, всегда до нас словно бы доносился из той поры звенящий зуммер беды, зуммер на всю планету.
— Я была далеко, я рвалась к нему… к ним, но все подступы были захвачены террористами, шла настоящая война. Неужели не помните?
Тетушка Эмма всегда изумляется — как можно не помнить чего-то, случившегося, скажем, полвека назад? Но это событие и вправду того стоило.
— …и когда Центр был освобожден, оказалось, ничего уже нельзя изменить.
— Что-то вроде цепной реакции?
— Да, если говорить приблизительно…
Тетушка Эмма улыбалась. Трудно было поверить, что эта тонконогая старушонка (а тогда — рыжеволосая молодуха с автоматом) в те гиблые дни носилась в военном джипе по стреляющим пригородам, имея все шансы быть убитой или даже замученной. Но об этом она рассказывала лишь нам с Полковником.
— И наш шарик стало притормаживать, — осклабился оператор.
— Да. Доктор Бюлов предвидел последствия, он выступал с… Но к нему не прислушались. И лет через девять торможение закончилось, глоб перестал вращаться…
Удивительные вещи делает время! Вот так мирно можно сказать о катастрофе. Вращение замедлялось, ритм жизни был сломан, по всей Земле прошелся гигантский ледник, перемешав нации и страны, пока не стабилизировался на темной стороне глоба, а другая сторона превратилась в раскаленную пустыню… И все это вмещается в формулу «глоб перестал вращаться»!
Репортер одним духом выпил остывший кофе и словно лишь теперь заметил нас:
— О, все ваше семейство в сборе!
— Строго говоря, — так же вежливо улыбалась тетушка, — нас трудно назвать семейством в подлинном смысле слова. Мы, все трое, — совсем чужие люди. Если разобраться, обломки катаклизма. Даже Петр, хотя он родился спустя лет двадцать.
— Вот как! — Репортер поставил чашку и переключил внимание на нас. — Полковник Ковальски, если я не ошибаюсь?
— Полковник глядел на него пристально и не отвечал.
— А это — его приемный сын?
— Точно, — ответил я.
— Если будет время и вы позволите, я потом поспрашиваю и вас с Полковником.
Он опять повернулся к тетушке Эмме:
— Так вы все — жертвы Большого Стопа?
— Конечно. И вы, и он, — тетушка указала на оператора, — и вообще все. Сейчас нет «не жертв», все мы — жертвы, прямые или косвенные…
— Что ж, в этом, наверное, есть смысл, хотя я никогда себя жертвой не чувствовал. — Он в самом деле мало походил на потерпевшего, да и второй тоже. — Однако вернемся к основной теме: доктор Бюлов, как известно, вскоре после этого умер, не так ли? И был законсервирован?
Тетушка Эмма мгновенно стала недоступной:
— Мне бы не хотелось говорить на эту тему…
Однако репортер был неотвязен:
— Но как же, ведь известно, что вы присутствовали при этом и даже знаете место захоронения, не так ли, мадам?
— Если вам известно, зачем спрашивать. Вы где-то нахватали вздорных слухов и теперь хотите моего подтверждения. Нет, этого не будет.
Репортер подобрался.
— Но как же, ведь имеется свидетельство самого Клауса Мейстера…
