"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 6 (1965 г.)
– Мне было тогда, - на мгновение он умолк, - словом, я тогда был в два раза старше вас. И произошло все это в неисследованном районе Чили, в пустынной местности к северу от города Токопильи, примерно в двух с половиной милях от Тихоокеанского побережья…
И скоро из рассказа старика начала вырисовываться весьма необычная история…
Слегка волнистая равнина, безлюдная и пустынная, не имела конца. Под горячими лучами солнца ее гнетущее однообразие скрашивалось лишь бирюзовой голубизной неба и мерцавшими по временам вспышками ослепительных игл света, отброшенных гранями камней. От зноя пересыхало в горле. Короткие лиловые тени от камней и скал дрожали, волновались и растекались в полуденном жарком мареве, как в причудливых видениях сюрреалистов.
По пескам медленно тащился большой фургон, запряженный лошадьми, и всадник на худосочном чалом коне с чеканной серебряной уздечкой. Человек с лицом и руками цвета бронзы и властным орлиным профилем в одежде из домотканой пестрой материи подъехал к дышлу фургона. Из кибитки высунулась голова в широкополой островерхой шляпе и вопросительно повернулась к всаднику.
– Что скажешь? - спросил человек по-английски.
– Море, - возвестил индеец, протянув вперед заскорузлый палец. Он говорил на одном из перуанских наречий, но белые люди немного понимали его язык.
– Где ты увидел море? - удивился человек в фургоне и даже привстал, чтобы лучше видеть.
– Там, за холмами, море, - настаивал индеец.
– Не болтай вздор, - попробовал вразумить его человек в широкополой шляпе, - ты говорил, что до моря далеко. Ты, должно быть, не знаешь ни местности, ни куда привел нас. И зачем только ты нам навязался?! Я думаю, - обратился он к компаньону в глубине фургона, - мы заблудились.
– Не заблудились, - меланхолично возразил человек с орлиным профилем. - Там, за холмами, море, - продолжал повторять он, - до моря далеко. Дальше я не пойду. Мне дальше нельзя. - Глаза его испуганно бегали по сторонам.
– Чего он боится? - спросил второй путник из фургона.
– Далеко ли до берега? - отрывисто спросил первый.
– Когда тени станут такие, - и краснокожий проводник составил замысловатую комбинацию из обеих рук и части своей груди, - лама добежит до воды.
– Не побежать ли и нам, как ламы? - задумчиво проговорил человек в широкополой шляпе. - Почему ты не хочешь вести нас дальше? - резко заговорил он. - Мы заплатим. Ты не можешь оставить нас!
– Дайте, сколько обещали, - сказал меднолицый проводник, - и я уйду. - И он повернул худого чалого коня назад.
– Ну что с ним поделаешь? - в раздумье сказал человек в широкополой шляпе.
– Придется отпустить его,- донеслось из глубины фургона.
– Отпустить и остаться одним в совершенно незнакомом месте? Колею скоро заметет песком, - словно жалуясь, проговорил человек, державший вожжи.
– Справимся, - убежденно заявил его компаньон, просовывая непокрытую голову в щель между полотнищами брезента.
– Ты хорошо знаешь эти места? - обратился первый к проводнику.
– Нет, - последовал лаконичный ответ.
– Он не хочет признаться, чтобы мы не задержали его. Он может уйти и не получив обещанного вознаграждения, - сказал человек с вожжами.
– В какую сторону нам направиться, чтобы выйти к берегу? - снова спросил он, словно примирившись с мыслью, что они останутся одни в пустыне. Он соскочил на землю и раза два подпрыгнул, расправляя затекшие ноги. Индеец равнодушно протянул руку и с бесстрастным лицом указал направление.
– Справьтесь по компасу, - предложил его спутник, - и расплатитесь с ним. К силурийским песчаникам мы двинемся одни.
– Придется, - нехотя согласился человек в широкополой шляпе и, забравшись снова в фургон, стал отсчитывать шиллинги.
– Вот, бери, - сказал он, появляясь снова и протягивая раскрытую ладонь меднолицему всаднику. Тот взял деньги, долго недоверчиво пересчитывал, потом спрятал в потертый кожаный кисет и, не простившись, пустил коня рысью.
– Заплатим вдвое! - прокричал ему вслед возница, вдруг спохватившись, но кричал напрасно. Пыли не было, из-под копыт летели камни и пригоршни крупного песка. Всадник в пончо - одежде, похожей на одеяло, в отверстие которого он продел голову, - начал вскачь огибать невысокий песчаный холм. Через двадцать секунд он навсегда скрылся от взоров раздосадованных путников за извилистым гребнем бугра. Эти двое продолжали еще стоять, прислушиваясь к щемящему чувству, возникшему после того, как затих вдали топот копыт.
– Поехали, - нарочито спокойным тоном сказал человек с непокрытой головой, забираясь под брезент.
Они тронулись и были в пути еще около трех часов, пока с вершины одного из самых высоких пригорков, изборожденного остриями скал, не увидели милях в четырех к западу голубую полоску моря, затянутую розоватой вуалью испарений.
Авторучка снова выскользнула из потных пальцев и, прокатившись по тетради, беззвучно упала в песок. Рыжие песчинки уже не прилипали к перу: в ней не было чернил. Авторучка была грязной, со следами пальцев. Грязной была помятая толстая тетрадь. Грязными были руки. Одна из них протянулась и подобрала ручку с песка.
– Утром доверху наполнил ее чернилами, и вот нет ни капли… В горячей печи они не могли бы высохнуть быстрее! Вот досадно! Не удается дописать всего несколько строк… - Человек еще раз встряхнул самописку.
– Мистер Кроссби, ручка с вами?
– Не ношу ее при себе. Приобрел печальный опыт. Держу в вещевом мешке. - Кроссби выпрямился, вытирая пот с лица тыльной стороной руки.
Плотный, среднего роста, он мог бы сойти за фермера с Дальнего Запада, но мягкие и тонкие черты лица выдавали в нем интеллигента.
Его компаньон мистер Бигелоу, шатен с высоким прорезанным мелкими морщинами лбом, с несоразмерно длинными худыми руками и ногами, был на голову выше Кроссби. Вольный ветер этого странного места, места на «краю света», как о нем сказал привратник музея, растрепал его скудную шевелюру. Но вокруг не было никого, перед кем следовало бы ежеминутно причесываться, никого и ничего, кроме безотрадной пустыни, из песка которой досужий шутник повытаскал и разбросал по поверхности камни, какие только нашел: от тонкого, раковистого на излом кремниевого щебня и до гигантских скал, одетых в черную кору пустынного загара.
Путники прибыли в эти края издалека с повозкой, запряженной парой крепких лошадей, и трудились в полную силу уже пятый час, раскапывая крупный рыжий песок.
Квадратная площадка в десяток ярдов углубилась на несколько футов. По краям площадки высились неровные бугры выброшенного щебня, мелких камней, песка. Вал, окруживший яму разорванной волнистой линией, был черно-серого цвета. Он продолжался на внешней стороне бесконечными молчаливыми нагромождениями растрескавшихся скал, пепельных каменных глыб, переходя в бескрайних просторах слегка всхолмленной равнины в полустертую линию задымленного горизонта.
