Роберт Силверберг - Симбионт
— Ш-ш-ш! — сказал Фазио, тыча куда-то пальцем.
На расстоянии около пятидесяти метров безмятежно скользил вдоль лесной тропинки одинокий овоид, явно не замечавший нас. Я затаил дыхание. Все знают, как выглядят овоиды, но тогда я впервые столкнулся с живым. И удивился тому, насколько он красив — конусообразный, как бы из твердого желе, бледно-голубой с красными и золотистыми прожилками. Вдоль боков тянулись три ряда глаз на коротких стебельках, очень похожие на медные пуговицы. Вокруг ротового отверстия на макушке торчали пучки изящных щупальцев. Бирюзовая лента нервного канала многократно обвивала тело на уровне середины, окружая слабо различимый в непрозрачной глубине темный мозг в форме сердца. Враг. Мне внушали, что надо ненавидеть их, и я ненавидел, но не мог не отметить их странной красоты.
Фазио улыбнулся, прицелился и вогнал прямо в плоть овои-да парализующую иглу. Тот замер на середине движения, его цвет изменился на темно-красный, маленькие ротовые щупальца бешено замолотили по воздуху. Мы бросились к нему, и я воткнул кончик своего распылителя спор примерно на пять сантиметров в его плоть.
— Вкати ему хорошенько! — закричал Фазио.
Я закачал пару кубиков спор лэтченанго в парализованного чужеземца. Его мягкая, подрагивающая плоть стала голубовато-черной от страха, ярости и бог знает каких еще эмоций, присущих овоидам. Мы с Фазио кивнули друг другу и пошли дальше. Лэтченанго принялись размножаться внутри «хозяина»; через полчаса овоид обретет способность двигаться и потащится в свой лагерь, где будет заражать товарищей. Забавный способ вести войну.
Второй овоид, час спустя, оказался хитрее. Он понял, что его заметили, и решил ускользнуть, зигзагом двигаясь через зону, ручьев и тонких деревьев странным и почти величественным манером: словно очень торопился, но при этом старался, чтобы у него не сдуло шляпу. Овоиды по природе своей не приспособлены быстро двигаться, но этот оказался шустрым, был полон решимости и умело прятался то за одной скалой, то за другой. Не один раз мы теряли его из виду и начинали опасаться, что он может зайти сзади и напасть на нас, пока мы стоим, удивленно разинув рты.
В конце концов мы загнали его между двух быстрых мелких ручьев, зайдя с обеих сторон. Я вскинул пистолет с парализующими иглами, Фазио приготовил распылитель спор, и как раз в этот момент что-то серое, похожее на башмак длиной сантиметров пятнадцать, выскочило из левого ручья и облепило рот и горло Фазио.
Он рухнул, сопя, хрипя и отчаянно стараясь сорвать с себя эту штуку. У меня мелькнула мысль, что это какая-то рыба-убийца. Задержавшись только для того, чтобы вогнать иглу в овоида, я сбросил свое снаряжение и прыгнул к Фазио.
Он катался по земле, дико вытаращив глаза от боли и в ужасе колотя по земле ногами. Я уткнул локоть ему в грудь, чтобы остановить его, и обеими руками вцепился в эту проклятую штуку у него на лице. Это было все равно что пытаться содрать с него кожу, но одно мне удалось — я оторвал ее от губ Фазио, дав ему возможность выдохнуть:
— Синсим… думаю, это синсим…
— Нет, парень, просто какая-то мерзкая рыба, — сказал я. — Держись, я сейчас отдеру остальное…
Фазио со страдальческим выражением лица покачал головой. Потом я увидел, как две тонкие прозрачные жилки выскользнули из этой штуки и исчезли в его ноздрях. И понял, что он прав.
Я ничего не слышал ни от него, ни о нем после конца войны, да и не хотел слышать, но был уверен, что Фазио все еще жив. Не знаю, почему. Надо полагать, дело в том, что я верю в своенравие вселенной.
В последний раз я видел Фазио в наш последний день на Вайнштейне. Мы оба были освобождены от военной службы по состоянию здоровья. Меня для обычного выведения спор из организма отправляли в крупный госпиталь на Диммеранге, а Фазио — на карантинный пункт на Дон Кихоте. И когда мы бок о бок лежали на станции, я на стандартных носилках, а Фазио в прозрачном изолирующем «пузыре», он поднял голову — мне показалось, с огромным усилием, — яростно посмотрел на меня глазами, в которых уже проступили красные концентрические круги синсима, и что-то прошептал. Расслышать слова сквозь стенку «пузыря» я не мог, но я их почувствовал — ну, как на расстоянии в половину парсека чувствуют свет бело-голубого солнца. Кожа его мерцала. Ужасающая жизнестойкость симбионта внутри человеческого организма была очевидна. Я очень хорошо представлял себе, что именно Фазио пытался сказать мне.
«Теперь я спаян с этой штукой на тысячу лет. И каждую минуту этого времени я буду ненавидеть тебя, Чолли».
Потом его забрали. Он поплыл по пандусу в летящий на Дон Кихот корабль. Когда он скрылся из виду, я почувствовал облегчение — как будто раньше на меня давили шесть или семь g, a теперь я освободился от этой ноши. До меня дошло, что я никогда больше снова не увижу Фазио. Не буду смотреть в эти глаза с красными кругами, в которых светился упрек, и на его упругую мерцающую кожу. Так, по крайней мере, я считал на протяжении последующих десяти лет, пока не попал на станцию Бетельгейзе.
Гром среди ясного неба: он здесь, стоит рядом со мной в комнате отдыха на Северной Спице. Моя смена только что окончилась, и я балансировал на краю плавательной сети, собираясь нырнуть.
— Чолли? — негромко сказал он.
Голос Фазио, никаких сомнений; правда, я осознал это немного позже. Но в тот момент мне даже в голову не пришло воспринять этого фантастического гнома, похожего на человека, как Фазио. Я таращился на него, но ни тени чего-то знакомого разглядеть не мог. На вид ему было семь миллионов лет: сморщенный, бесплотный, невесомый, с густыми грубыми волосами, похожими на белую солому, и странно мягкой, мерцающей, прозрачной кожей, похожей на истончившийся от времени пергамент. В ярком свете комнаты отдыха он почти закрыл глаза, так что остались лишь щелочки; но потом, отвернувшись от светящихся шаров, приоткрыл их достаточно, чтобы я увидел яркие красные круги вокруг зрачков. Волосы у меня на затылке встали дыбом.
— Ну же, — сказал он. — Ты узнал меня. Да. Да.
Голос, скулы, губы, глаза… Глаза, глаза, глаза. Да, я узнал его. Но это невозможно! Фазио? Здесь? Как? Столько времени прошло, в стольких световых годах отсюда! И тем не менее… тем не менее…
Он кивнул.
— До тебя дошло, Чолли. Ну, говори! Кто я?
При первой попытке я не смог произнести ни слова, только брызгал слюной. Однако со второй попытки сумел произнести его имя.
— Ага, — кивнул он. — Фазио. Вот так сюрприз.
Он сам, однако, удивленным не выглядел. Думаю, он несколько дней наблюдал за мной, прежде чем подойти: изучал, проверял, желая убедиться, что это действительно я, привыкая к мысли, что он и впрямь нашел меня. Иначе его лицо непременно выразило бы удивление. Найти меня — найти кого угодно среди звезд — чрезвычайно маловероятно. Это столь редкостное стечение обстоятельств, что в него и поверить трудно. Я понимал, что он никак не мог сознательно гоняться за мной, ведь Галактика так велика, что сама идея отыскать в ней кого бы то ни было невероятно глупа. И все же он меня как-то нашел. Если вселенная и впрямь бесконечна, миллиард раз на дню в ней должны происходить самые невероятные события.
