Константин Циолковский - Советская фантастика 20—40-х годов (сборник)
Писатель талантливо соединил оригинальную техническую утопию с научными представлениями о будущем человечества и идеей социальной революции. В первом номере «Вестника жизни» за 1918 год критик писал: «А. Богданов сумел свою утопию написать так, что она представила будущую жизнь человечества с точки зрения научного социализма и показала грядущий общественный строй сообразно тому, что намечается уже в настоящее время». «Красная звезда» прочно легла в фундамент советской научной фантастики.
С первых шагов наша литература, и особенно фантастика, вышла на «передовую» идейных сражений. Другого пути быть просто не могло. Политическое сопротивление внутренней реакции, экономический саботаж, переросший в гражданскую войну, международная блокада, вылившаяся в интервенцию Антанты, означали бескомпромиссное идейное размежевание. Среди оппонентов — откровенные враги Советской власти, скептики, сторонники иного пути.
В вышедшем в 1917 году романе Н. Чаадаева «Предтеча» выдвигалась идея возрождения общества через «научную» переделку духовного мира личности. Автор собрал воедино «всего понемногу: и от толстовской идеи самоусовершенствования, и от уэллсовского интеллектуального элитизма, и от народнического мессианства, и от мистического мещанства Крыжановской»[3]. Социальной революции противопоставлялась «инкубация элиты». В «Путешествии моего брата Алексея в страну крестьянской утопии», вышедшей в 1920 году, И. Кремнев мечтал о контрреволюции с помощью «крестьянских пулеметов» и другой военной техники. А поскольку в созданной его фантазией кулацкой республике рабочего класса нет, то эти самые пулеметы чуть ли не росли в поле. Кулацкая Россия одерживала победу над врагом — советской (!) Германией— ливнями тропической силы. Воду подали гигантские «ветряки», а энергию — неизвестно.
Фантастический роман написал и бежавший за рубеж после разгрома своего мятежа небезызвестный генерал П. Краснов. Он назвал его «За чертополохом» и издал в Берлине в 1922 году. Ярый монархист представлял себе путь к возрождению России через «гуманное и справедливое» самодержавие, которое, например, спасает избяную Россию от пожаров. Оказывается, по приказу царя кулацкие избы покрыли негорючим составом. Краснов «изобрел» и воздушные корабли из листового железа, поднимаемые газом в 500 (!) раз легче воздуха. Ненависть к Советской власти переплеталась с махровой мистикой.
В своем романе «Мы» писатель из сомневающейся интеллигенции Е. Замятин объявил революционное учение «последним нумером», пределом общественного развития. Личность человека растворилась в некоем «интеграле» народа. Автор проявил непонимание соотношения «я» и «мы» при социализме. Роман вышел за рубежом в 1925 году. Был написан достаточно профессионально и сразу же замечен врагами нашей страны. Это одна из первых серьезных антиутопий — опровержений коммунизма XX века.
Даже прогрессивно настроенные зарубежные фантасты сомневались в «русском эксперименте». Г. Уэллс после встречи с В. И. Лениным сказал: «В какое бы волшебное зеркало я не глядел, я не могу увидеть эту Россию будущего…» Правда, тут же добавил: «…но невысокий человек в Кремле обладает этим даром». Реакционеры откровенно не принимали социализм и создавали «критические» антиутопии. В романе «Новый прекрасный мир», вышедшем в 1931 году, О. Хаксли изобразил мир жестокости и презрения к культуре, размывания личности. Он хотел подтвердить якобы бессмысленность борьбы за лучший общественный идеал. Д. Оруэлл (настоящее имя Э. Блэр) в повести 1946 года «Звероферма» объявлял коллективный труд причиной угнетения и уничтожения личности. В романе «1984» он нарисовал будущее как мрачное господство элиты, тотальную слежку, взаимную ненависть, духовную пустоту. Роман был опубликован в 1949 году и стал своеобразной «вершиной» творчества фантастов — антиутопистов того времени.
Важно, что многие «ученые» оппоненты считали идеи Октябрьской революции «чисто русским явлением». 16 декабря 1944 года газета «Нью — Йорк таймс» поместила отзыв Ф. Хекета на роман Л. Леонова «Дорога на Океан». Критик назвал его «манифестом русской экспансии». «Размах будущего безграничен, — писал автор, — и русское господство над ним посредством двух мировых войн даст возможность Советам дойти до Шанхая, где Океан станет идеальным современным городом»[4]. В ответ Л. Леонов справедливо заметил, что их прогнозы намерены «духовно разоружить нашу страну и затем под местной анестезией национального сомнения изготовить из нее питательное и безопасное блюдо на грядущие века»[5].
Лучшие произведения советских фантастов, как и советской литературы в целом, наполнялись оптимистической энергией созидания. Писатели проектировали «мировое будущее», размышляли о нем реальностями настоящего. И делали это не только с масштабом и пафосом, но и талантливо. Оппоненты вынуждены были считаться.
По свидетельству знатока жанра, французского писателя и ученого Ж. Бержье, в 20–40—х годах многочисленные американские журналы широко печатали произведения наших фантастов, письма читателей из Советского Союза. Часто под названием произведения делалась вставка от редакции типа: «Этот рассказ повествует о героических подвигах строителей пятилетнего плана»[6]. Примечательно, что большинство современных американских физиков заинтересовались наукой, читая фантастику в детстве. Об этом свидетельствуют их письма, найденные в архивах редакций.
Ж. Бержье пришел к любопытному выводу: «Если когда — нибудь можно будет написать историю либерального мышления в США между двумя войнами, то переводы советской научно — фантастической литературы сыграют в ней важную роль». Вдохновением антиутопистов повелевал инстинкт самосохранения. За «литературностью» скрывались, по выражению А. Беляева, «убогость мысли, низкое профессиональное мастерство, трусость научных и социальных концепций». С ним согласился сам Г. Уэллс: «Научная фантастика вырождается… вырождается особенно в Соединенных Штатах Америки… Внешне занимательная фабула, низкопробность научной первоосновы и отсутствие перспективы, безответственность издателей — вот что такое, по — моему, наша фантастическая литература сегодня». Еще раз подчеркнем, что это говорил лидер западной фантастики. Он верно полагал, что нужно «провидеть социальные и психологические сдвиги, порождаемые прогрессом цивилизации», «усовершенствовать человечество», но в силу классовой ограниченности не понимал, с чего начать.
Оппонентам хватило буйной фантазии придумать «космическую оперу» — межпланетные приключения, но выдумка лишила их возможности взглянуть на Землю, поинтересоваться человеком. Как заметил Уэллс, не хватало «подлинной науки и глубокой мысли».
