Михаил Харитонов - Лёд
- Давайте не фарисействовать, Евгений Степанович! Я, кажется, не давал никакого повода...
- Ну вот, опять началось. Вы и на том свете лаяться будете?
- Так мы уже на нем побывали, дражайший...
- Давайте не будем профанировать то, что профанировать нельзя. С догматической точки зрения мы не были мертвы. Наши души находились подле тел и воспринимали реальность, хотя и пассивно. Это не более чем глубокий сон. Мы не Лазари, Георгий Семенович, и не надо смешивать рукотворное и нерукотворное. Именно здесь, именно сейчас, именно нам, как никогда, необходимо трезвое, я подчеркиваю, трезвое восприятие реальности такой, какая она есть, а не останавливаться на субъективных переживаниях, каковы бы они не были...
- Господа-товарищи! Эй! Есть врачи?
- Я врач. Что случилось?
- Кажется, перелом.
- Да, кости у нас у всех хрупкие. Иду-иду. Господа, отложим этот спор. Моя принципиальная позиция, впрочем, ясна.
- Врачи есть, спрашиваю?
- Иду, иду.
2010 год. Колыма. Подземный комплекс 9-Щ453.
- Товарищ полковник! - молоденький лейтенант чуть не плакал. - Каждый второй...
- Что ещё? В чем дело?
- То же самое, товарищ полковник!
- Они хоть живы?
- Живы, товарищ полковник... но... эта... ни соображают ни хера. Глаза стеклянные, во...
- Остановить разморозку сектора. Чернова ко мне.
- Есть! - лейтенант с синим лицом, в полуистлевшей форме, лихо козырнул и побежал по коридору.
Полковник склонился над картой комплекса и обвел красным карандашом еще один сектор.
Снизу донёсся дикий крик - это орал какой-то бедняга, - наверное, из восточного сектора. Полковник поморщился: раствора на всех не хватало, так что люди иногда просто сходили с ума от боли в отмороженных мышцах.
За железной дверью забухали сапоги.
- Товарищ полковник! Старший лейтенант Чернов по вашему приказанию прибыл!
- Вольно, лейтенант. Доложите обстановку.
- Разморозка личного состава лагеря идет по плану. По невыясненным причинам возникли трудности с восточными секторами. Много мертвых, еще больше полуотмороженных. Работы остановлены до вашего распоряжения.
- Вы их видели?
- Так точно, товарищ полковник.
- Давайте без формальностей. Как они?
- Если без формальностей, то хуёво, товарищ полковник, - молодцеватый Чернов, уже неделю как живой и потому похожий на человека, позволил себе едва заметно усмехнуться в усы. - Ну дурачки, одним словом. И глаза такие... знаете...
- Знаю. Скажи главное: они приказы понимают?
- Да, приказы выполняют. Рявкнешь по-нашему, они на раз всё делают, как на маневрах.
- Оружие держать в руках могут?
- Не зна... так точно, товарищ полковник. Легкое стрелковое оружие могут.
- В таком случае продолжить разморозку сектора.
- Но...
- Никаких но. В стране сам знаешь что творится. Контрреволюция. Нам понадобится каждый штык, каждый винт. Пришли мне Рыбина.
- Который штрафбатом командовал?
- Того самого. Справится Рыбин. А не справится...
- Так продолжать?
- Да. Ступай.
- Есть! - Чернов приложил руку к полинявшей фуражке и скрылся за дверью.
2010 год. Самара.
- С-сволочь, - обессиленно сказал Лысый, бросая в сторону окровавленную тряпку.
- Никак? - бородатый кавказец ухмыльнулся, но глаза остались серьезными и холодными.
- Ничего его не берет. Мы уж чего с ним только не делали...
- Зрачки смотрел, уродец? - кавказец уже не улыбался.
- Да. Боли не чувствует. Ему яйца калёными щипцами рвали, а ему хоть бы хны.
- Они все такие? Как ты думаешь, Лысый?
- Да нет вроде. Командуют-то ими, небось, нормальные. А эти зомби какие-то. Откуда они только взялись? И форма какая-то странная. Тряпки как будто хуй знает сколько в луже лежали. Не гнилые, а вот как бы...
- Хватит пиздить, - в комнату вошел Ханчик. Лысому достаточно было краем глаза глянуть на него, чтобы понять: дело действительно плохо.
- Так, братва, слушай сюда. Надо уёбывать.
- Ты чего? Мы ж весь город держали. Нас Масуд на такие бобы поставит, что...
- Ты не понял? За бугор надо уёбывать. В городе местные сбесились.
- Они ж всегда...
- Всегда. А когда эти появились, они с цепи сорвались. Набережную сейчас громят.
- Там же наши были.
- Их всех порезали.
- Эти, отморозки?
- Нет, местные бараны. Уходим, быстро.
В стекло ударила автоматная очередь.
2010 год. Москва. Кремль.
- Товарищ Сталин, это же все контра недобитая. Шлёпнуть в патоку, и все дела.
- Нэ тарапитэсь, товарищ Тухачевский. Послушаэм товарища Бухарина.
- Если вы уж предоставили мне слово, Иосиф Виссарионович, то я хотел бы предостеречь от поспешных решений. Пока у нас работает фактор внезапности. Никто ничего не понимает. Но нам нужна как минимум еще неделя, а за это время контра может организовать саботаж...
- Ви не чувствуете момента, товарищ Бухарин. Какой саботаж? Они ужэ всё что маглы разрюшили до нас. Ничэго нэ работает. Когда наши вошли в Самару, помните что било?
- Да, но...
- Это називается триумфальное шествие саветской власти. Как ви думаете, товарищ Каменев?
* * *
* *
*
2032 год. Москва. Улица Маршала Конева. Ночь.
Серебристая "Победа" лихо тормознула у самой кромки тротуара. В салоне загорелся мягкий свет, потом тихо стукнула дверь, и из машины выпорхнула девушка. Не оглядываясь, она побежала по мостовой, по-конски цокая высокими каблучками.
Подбежав к стоявшему на тротуаре мужчине, она уткнулась в широкую мужскую грудь, и отчаянно, по-детски, разревелась.
- Дашка... Голова садовая... - он неуклюже гладил её по спине, вздрагивающей от рыданий. - Ну что тут поделаешь...
- Его отправляяяяяют... в Гермаааанию... и он говорит, чтобы я его не ждалаааа...
- Глупая Дашка. Он же тебя любит.
- А я его не люблю! - Дарья по-кошачьи отпрянула от отцовской груди. Слезы мгновенно высохли, только губы предательски подрагивали. - Мне он больше не нужен! Вот дядя Гена...
- Опять ты про дядю Гену. Ты пойми, дядя Гена - отморозок. Ему знаешь сколько лет?
- Сколько бы ни было! Папа, я давно хочу тебе сказать...
- Да знаю я, знаю. Дарья, ты большая девочка. Это несерьёзно. Он же не совсем живой.
- Я его люблю. Для меня он живее всех живых.
2032 год. Москва. Личное письмо.
"Дорогая Даша. Мы так и не поговорили. Да я и сам не хотел тебе это говорить. Я не знаю, как ты к этому отнесешься. В общем, я наврал тебе про Германию. Я подал заявление о приёме в Коммунистическую Партию Советского Союза, и сегодня райком дал положительный ответ.
Мой кандидатский срок - до 2078 года. Я не хочу приглашать тебя на заморозку, да тебя и не пустят, потому что ты не родственница. Не надо слёз. Я уже не мальчик. Я хочу приносить пользу своей великой Родине, и стать настоящим большевиком. А ты меня знаешь. Оставаться попутчиком, как твой папа, я не хочу. А другого пути нет. Ну вот и всё. Прощай. Извини, что так вышло. Передай привет дяде Гене. Павел."
