Виктор Эфер - Бунт атомов
— Что вы хотите этим сказать, черт подери? Уж не то ли, что проклятая система играть на бильярде, которую вы применяете, является новостью в подлунном мире?
— Нет, я не хочу этого сказать. Видите вот ту пятерку, которую я намереваюсь положить в угол направо?
— Я сомневаюсь, чтобы у вас было такое намерение… Вы намереваетесь сыграть так, чтобы ваш шар, упаси Боже, не отошел от короткого борта, десять тысяч чертей…
— Итак, вы видите эту пятерку… Следите внимательно, что произойдет, когда мой шар столкнется с нею.
— Вы, кажется, подозреваете, что явления удара упругих шаров из начальной физики для меня такая же тайна, как для некоторых лондонских хлыщей, шлифующих тротуары Пикадилли?
— А теперь представьте себе, что произошло бы, если бы мой шар был в миллион раз больше этой пятерки по своей массе?.. Что произошло бы при их столкновении?
Доктор Макдуф открыл было рот, чтобы извергнуть очередное проклятие по поводу этого вопроса, но мистер Конвэй прервал его.
— Произошло бы то, что мой шар раздробил бы эту пятерку в пыль, любезный доктор, и тем микробам, которые прилепились к ее поверхности — пришлось бы худо… Да! И такое столкновение было бы новостью в подлунном мире… Вот. Я признаю, что проиграл эту партию и вы, пока, имеете еще время торжествовать победу.
Произнеся эти слова, мистер Конвэй поставил в угол свой кий и быстро вышел из комнаты, оставив в ней удивленных собеседников. Доктор Макдуф покачал головой и постучал пальцем сперва по своему лбу, а затем по крепкому дубу бильярдного стола.
Мистер Конвэй, поднявшись в свою комнату, достал из чемодана толстую тетрадку в клеенчатом переплете с надписью «Дневник», раскрыл ее, вынул автоматическое перо и, придвинув лампу, приготовился писать.
Глава II
ИЗ ДНЕВНИКА МИСТЕРА РИЧАРДА КОНВЭЯ
Лондон, 3-го августа 195… года.
С меня довольно. Я чувствую, что безмерно устал. Мозг мой как будто распух и не вмещается уже в черепной коробке, которую он распирает во все стороны. Моя бедная голова болит с фатальной регулярностью каждый вечер. Я не могу ни думать ни писать, кроме, как в моем дневнике, ни видеть людей, ни разговаривать с ними.
Впечатления моей последней поездки на конференцию слишком перегрузили мою нервную систему. Кроме того, я слишком много работал. Теперь я нуждаюсь только в отдыхе. Бог мой, как приятно быть дома, находиться в своей знакомой, привычной обстановке, сидеть в своем старом удобном кресле и знать, что достаточно только протянуть руку, чтобы достать из шкафа любую из моих милых книг… Нет, что я говорю — книг!.. Мне не нужны никакие книги, я не желаю знать никаких книг, ничего, что напоминало бы о человеческой культуре… Приятно просто так ощущать ласковое прикосновение простынь своей постели, валяться на подушках своего дивана, глядя на орнамент потолочной панели, без мыслей, без дум и размышлений… Видеть эти затейливые ампирные завитки… Нет, нет! И здесь, как и во всем, что нас окружает, среди чего мы живем и без чего жить не можем, во всем этом — дыханье все той же культуры, цивилизации… Лучше жить в пещерах и драться из-за обглоданных костей. Тогда, по крайней мере, можно было рассчитывать получить по лбу костью или по спине дубинкой… И только. А книги!.. Все эти «Плоды цивилизации» привели наше бедное человечество к тому, что оно перестало понимать, что такое спокойный, здоровый сон.
Когда редактор призвал меня в свой кабинет три недели назад и сказал мне, что он решил послать меня представлять интересы нашего «Ежедневного курьера» на созываемой «Всемирной конференции по вопросам атомной энергии», — я был рад, как мальчишка и далек от той мысли, что вернусь с нее больным и постаревшим на 20 лет…
Эти господа ученые с таким олимпийским спокойствием говорили о вещах, которые принуждали мою кровь останавливаться в жилах! Они мыслят научными категориями, — и температуры в миллионы градусов, давления в миллионы атмосфер, сотни квадратных километров, испепеляемых взрывом кусочка материи размером с булавочную головку, эти смертоносные излучения, убивающие на расстоянии десятков километров все живое — все это для них только поводы к научным дискуссиям. Эти бородатые мальчики забывают о человечестве, о сотнях миллионов широко раскрытых ужасом человеческих глаз, следящих за достижениями их проклятого гения… О, человечество еще когда-нибудь доиграется со своей цивилизацией, техникой, культурой и наукой, которая бессильна охранить жизнь человека, которой угрожает опасность со стороны крошечной бациллы гриппа или туберкулеза, но которая изобрела тысячи способов, как убивать человека возможно лучше, быстрее и в больших количествах. Я вспоминаю стихи Беранже:
Стреляй из пушки иль из лука,
Убийство — все равно наука!..
Технический прогресс приведет к тому, что когда-нибудь человечество устроит себе дорогую и последнюю иллюминацию. Лихорадочный жар охватывает все мое существо при одном воспоминании о картинах этой последней иллюминации… Я вижу уже, как ужасные снопы пламени вырываются из-под крыши, и вся моя вилла исчезает в море огня… Из окон и дверей валят тучи дыма, клубятся некоторое время, словно нерешительно, и вдруг сменяются столбами яркого пламени… Я вижу уже, как весь город охвачен чудовищным пожаром… Нет, не один город, как это было с Хирошимой, но десятки, сотни городов, вся страна, все страны — заплатят дань вырвавшемуся из крошечных молекул и атомов Демону Всеобщего Разрушения… Земля от невероятного жара покрывается тысячами трещин; из каждого уголка, из каждой трещины и щели вырывается могучее пламя; трещины разрастаются в бездонные пропасти; вся Земля превращается в кратер вулкана… Повсюду льются тяжелые потоки огня, пожирая леса, деревни, города… Шум, гул, грохот оглушают; невообразимый свет слепит глаза… Однако, довольно. Нервы мои окончательно расходились и рисуют мне такие оргии разрушения, каких, будем надеяться, никогда не будет. Мне нужно отдыхать, отдыхать. Мне нужно лечиться безлюдьем и тишиной… Но где найти такой уголок? Люди везде пробрались и везде оставили следы своей цивилизации…
Лондон, 6-го августа 195… года.
Решено, я еду отдыхать; и еду, кажется, в чудеснейшее место!.. Еду, но удивительное дело: чувствую, что ехать мне не хочется и… не нужно уже… Не нужно, потому, что, кажется, я уже вылечился. И вылечился сразу, в каких-нибудь двадцать минут… Я боюсь, что теперь отдых на этом пустынном острове Энст — самом северном из группы Шетландских островов — будет казаться мне тяжелым изгнанием. Историю моего излечения я должен записать подробно…
