Сергей Герасимов - Натюрморт
А на самом деле ее звали Мариной Григорьевной.
– Мне сказали, мне нужно здесь зарегистрироваться, – услышал он голос и поднял глаза.
Перед ним стоял светло-рыжий мужчина с интеллигентной бородкой, в очках и с умным взглядом. Мужчине было за сорок, но насколько за сорок, Гриша не мог определить – все возрасты за сорок были для него тем же, чем для очень древних греков была Киммерия – страной без пейзажа, где всегда холодно и никогда не восходит солнце.
– Да, пожалуйста, заполните карточку, – сказал Гриша и подвинул плотный листок. – Вон там ваша группа. Как раз проводят инструктаж. Ваш инструктор Марина Григорьевна.
– Женщина? – удивился человек в очках.
– Если не нравится женщина, то мужчина будет через три дня.
– Ну почему же, мне даже очень приятно.
– Скажу вам по секрету, – сказал Гриша, – вы с ней поосторожней приятничайте. Она с каждым туристом готова переспать. А СПИД ведь не спит.
– Тогда почему вы ее держите? – удивился мужчина.
– Ну это же не от меня зависит.
– Вы всех так предупреждаете?
Сегодня Гриша предупредил уже троих – это была его маленькая мужская месть.
Туристическая группа отправлялась в четырехдневный поход по побережью и по прибрежным горам. Высота гор нигде не достигала четырехсот и склоны не были круты. По гребню горы обросли невысоким леском – в основном сосновыми насаждениями, обильно запаутиненными, далекими от естественности, кое-где растасканными на дрова и на зимние праздники, но по дороге встретится еще и тропическая роща с лианами, почти такими же, как в джунглях. В той роще даже растут две молоденькие секвои, посаженные лет двадцать назад. Через две-три тысячи лет секвои станут главнейшей достопримечательностью маршрута, а пока что они ничем не выделяются среди прочих, обыкновенных деревьев. Туристы, разглядывающие секвои, обычно остаются недовольны. В этом случае проводник произносит предписанную фразу: "Приглашаем вас к нам через две тысячи лет."
– Приглашаем вас к нам через две тысячи лет, – произнесла проводница Машка Марина Григорьевна на самом деле, и рыжий турист в очках щелкнул ее на фоне неестественных деревьев. Турист был худым, малорослым и, судя по всему, небогатым. Так себе: куры деньги клюют, но дохнут от голода. Какой-нибудь любознательный врач или педагог. Последний в списке.
Она нашла последнюю фамилию в списке и сверила с памятью. Дорош А. Я. Еще три дня работы, а потом день отдыха. Мою первую любовь тоже звали А. Я.
Было утро второго дня.
– Кажется, наша проводница о нас совсем забыла, – сказала небритому туристу его жена. – Посмотри-ка на голубков.
Проводница все утро шла рядом с рыжим невзрачным туристом с бородкой, которого, кажется, звали Сашей. Данный Саша не крепко умел пить, умел умно молчать и хорошо рассказывал анекдоты у вечернего костра, но все анекдоты были приличными. Скучный какой-то и на червяка похож.
– Я кое-что знаю про нашу проводницу, – сказал небритый турист жене. – Меня предупредили.
– О чем тебя предупредили?
– Она каждому вешается на шею. В прошлый раз был большой скандал, потому что она заразила женатого мужчину.
– Заразила чем? – спросила жена.
– У нее СПИД.
– Брехня.
– Во всяком случае, мне так сказали.
– Если бы я знала заранее, нас бы тут не было.
– Вот поэтому я и не сказал. Это же не передается просто так, птичка моя, воздушно-капельно.
В полдень группа достигла наиживописнейшего места маршрута (без учета рощи с секвоями) и расположилась на отдых. Где-то невдалеке были развалины древней крепости, которую строили не то турки, не то греки, не то моавитяне. С развалин открывался особенный вид на море, море казалось не плоско лежащим, а приподнимающим голову, чтобы поглядеть на тебя – это из-за высоты, двести пятьдесят два метра над уровнем. Так красиво, что хочется взлететь и не падать.
Полный штиль. Никого вокруг, кроме мушиного зуда. Для удобства посетителей внутри полукруга развалин поставлены скамейки; скамейки прикручены проволокой к железным крючкам, вбитым в землю на глубину двух с половиной недоступных метров, и на каждой скамейке инвентарный номер – это означает, что скамейки принадлежат ответственной организации и просто так их не украдешь. Даже и не пробуй, уважаемый друг.
На скамейке двое: он и она.
– Понимаешь, Маша, жена и сын, – сказал Дорош А. Я. – Это ведь так просто не сбросишь со счета. Мы вместе уже двадцать два года. И она очень несчастный человек.
– Я думаю, с тобой ей хорошо, – сказала Марина Григорьевна так, будто уронила голос.
– Она очень больна.
– Сердце?
– Почему именно сердце?
– Потому что я не знала, как спросить. Никогда не знаешь, как об этом спросить.
– Нервы. Она очень нервный человек и нуждается в уходе.
– В твоем уходе.
– В моем.
– Я так и знала, что ты скажешь что-нибудь такое.
– Почему?
– Потому что ты настоящий, а все настоящие давно разобраны, на мою долю не осталось.
– Не говори так.
– Ты прекрасно знаешь, что это так.
Она встала, посмотрела на синий блеск и села ему на колени, обняла одной рукой, положила ладонь на ухо, дважды хлопнула: тук-тук, продолжая смотреть вдаль.
– У тебя губы красивые, – сказал он.
– Ты прекрасно знаешь, что некрасивые. Были бы красивые, ты бы их давно уже целовал.
К вечеру группа накупалась, наелась шашлыков, нажглась на солнце, выспалась и даже наслушалась новостей по приемнику. Вода была мутной, солнце – колючим и просто бешеным, новости, как всегда, гнусно лгали и пугали. Приемник шипел и не ловил намеченного: отломали антенну, поставили между камней, она наклонилась, и была трогательная стремительность в легком ее наклоне – стремление к эфирной выси. Шашлыки пахли пережаренным мясом и не пахли шашлыками. Спать надоело.
Становилось положительно скучно. Две толстые, но спортивные сестрицы лет двадцати положили бадминтон в чехольчики и изъявили неуверенное желание идти дальше.
– Подождем Марину Григорьевну и пойдем, – предложила одна из сестричек.
– Можете долго ждать, – заметила в сторону жена небритого туриста.
– А что с ней?
– С ней течка. Так, кажется, это называется?
Небритый турист кивнул.
– Когда мы вернемся, предлагаю сообщить администрации. Думаю, что вы тоже поставите свои подписи.
– Она ушла вместе с этим, который?… – наивно спросила вторая сестра.
– Ну а с кем же еще, девочка? – жена небритого туриста сделала очень большие глаза.
– Мы ведь не в каменном веке живем, – предположила первая сестричка, – и свободные люди имеют право любить друг друга.