Журнал «Если» - «Если», 2012 № 06
Единственное, с чем ей повезло, когда она сюда прибыла, — квартира. Рядом с местом работы. Некоторые коллеги добирались на работу из внешних колец, теряя каждый день два часа сна, потому что не решались задремать в трамвае, опасаясь проспать остановку.
Она не пошла по главному коридору, а выбрала короткую лестницу, это получалось быстрее, чем ждать очередной лифт. Поднявшись на полэтажа, она прошла в офис, ставший ее домом после окончания Юридической школы.
После двадцати двух месяцев выживания (не послала все в задницу, не позволила папочке или богатому кузену выплатить ее заем, не стала проституткой, не велела ссудному агентству засунуть свой заем в известное место и вычитать остаток из зарплаты до конца ее жизни) она даже заработала право на свой стол в офисе. И пусть он располагался в клетушке у задней стены, а шириной был с прилагавшийся к нему стул, все же это был ее личный стол. Иногда она воспринимала его как заслуженную медаль.
Она бросила шкурку банана в утилизатор, немного удивленная тем, что ухитрилась что-то съесть. Она совершенно не помнила, как съела этот банан, а должна была запомнить. Ведь ей не нравились длинные и оранжевые бананы, казались слишком горькими и цитрусовыми, чтобы считаться настоящими.
Очевидно, она была настолько голодна, что ничего этого не заметила, мысленно сортируя дела и пытаясь выстроить их в таком порядке, который наиболее рационально отправит ее из одного зала в другой и оставит максимум времени для клиентов.
Она давно убедилась, что нет ничего главнее графика. Выстроить график даже важнее, чем ознакомиться с делом или узнать, кто из судей будет вести заседание. Самое трудное — выкроить время для встречи с клиентом, у которого иной раз имелась идея или крупица информации, способные смягчить приговор, уменьшить срок или (в идеальной вселенной) добиться оправдания, хотя такого ни разу не случалось ни с одним из ее клиентов, равно как и с клиентами тех, с кем она работала.
Конечно, до нее доходили слухи. Гейл Джилотти спасла жизни трех детишек, придравшись к какой-то формальности, а Шерри Хэмпстед сумела добиться оправдания, доказав, что правительство не выполнило полагающуюся идентификацию обвиняемых по ДНК.
Она давно собиралась проверить эти слухи, но, конечно же, не находила на это времени, а теперь ее каторга почти завершилась, и как только она покинет это богом проклятое место, то до конца жизни не станет даже думать о нем.
На ее столе оказались дымящаяся кружка кофе и пара туфель — она уже решила, что давно их потеряла. Ее босс Мэйз Блум стояла, прижавшись бедром к углу стола, словно собиралась остаться здесь на весь день.
Мэйз была высокая и худая. Одна из «пожизненных», лет сорока, или пятидесяти, или шестидесяти. В длинных черных волосах, сколотых на макушке, поблескивала седина, но Керри не знала, то ли это попытка выглядеть посолиднее, то ли возраст.
— У меня для тебя дело, — сказала Мэйз.
— Извините. Я лишь зашла отметиться и сразу пойду в зал судьи Вайса начинать сегодняшний марафон.
— Одно дело в обмен на десять твоих. Любых, даже самых трудных.
Это заинтересовало Керри. В первый месяц она согласилась бы не глядя. В первый год согласилась бы без лишних вопросов.
Но она пробыла здесь слишком долго, чтобы доверять соблазнительным предложениям,
— И что с этим делом не так? — спросила она.
— Это работа.
— Все дела — работа, — возразила Керри, запихивая туфли в нижний ящик стола. Совсем забыла, что одолжила их Мэйз для какого-то официального обеда ассоциации адвокатов.
— Эту работу должна сделать ты. Оправдательный приговор.
Керри замерла. Потом медленно выпрямилась и даже на полсекунды перестала тасовать в голове свой график. Она отключила все каналы, кроме срочной связи, оставив лишь часы, работающие в нижнем углу поля зрения правого глаза.
— Тогда почему вы сами не возьмете это дело? У вас ведь тоже никогда не было оправдательного приговора.
— Откуда ты знаешь? — спросила Мэйз, не улыбаясь. Ее темные глаза смотрели настолько серьезно, что Керри склонила голову набок.
— Так он у вас был?
— Не все хвастают своими успехами, — с горечью заметила Мэйз, и Керри ее поняла. Успехи здесь никогда не бывают стопроцентно позитивными. Большинство из них горько-сладкие.
— Так почему бы не добиться еще одного?
— Я же сказала. Это работа. Реальная работа. Исследовательская.
Керри не занималась исследовательской работой с тех пор, как попала сюда. Не было времени.
— Все дела требуют исследовательской работы, но ее никто не проводит, — сказала она, неожиданно осознав, что говорит как одна из «пожизненных». — И чем это дело отличается от других?
— Клиентка беременна.
Керри закрыла глаза. Она ненавидела дела с беременными. Они попадались ей один-два раза в месяц, и все были душераздирающими, тоскливыми и ужасными. Одна клиентка спросила, не сделать ли ей аборт, чтобы не проиграть свое дело, а другая поинтересовалась, не усыновит ли Керри ее будущего ребенка, чтобы тот не считался первенцем.
— Нет, — отрезала Керри. — Никаких дел с беременными.
— Клиентка говорит, что она из Черного флота.
После этих слов Керри окатила волна интереса — такого яркого, что он показался живым существом. Подобного чувства она не испытывала со времен Юридической школы.
— Она хочет признаться, что принадлежит к криминальной организации, чтобы дело не рассматривалось как межвидовое?
— Да, — подтвердила Мэйз.
— Все равно не понимаю, почему вы сами его не берете.
Мэйз скрестила руки на груди:
— У нее есть свой адвокат. Пейти.
Последнее слово она почти выплюнула. У пейти была репутация лучших юридических умов Земного альянса, но работать с ними трудно. Причина заключалась не только в их внешности — худые, как палка, и серокожие. Их дыхательные маски затрудняли общение, а настойчивость в соблюдении процедур до последней буквы обычно сильно раздражала судей.
От здешних судей требовалось рассмотреть за день как можно больше дел, иначе все могло рухнуть под бременем накапливавшихся задолженностей. И предотвращение задолженностей по делам было очень важно. Пожалуй, даже важнее самого правосудия.
На космической базе имелось немалое число тюрем, камер и судебных залов, а в сутках — лишь двадцать четыре часа. И любой обитатель Первого округа, нарушивший закон другой цивилизации, добавлял еще одно дело особому суду, который был создан для согласования законов одного вида с законами других.
Формально такие дела следовало бы предварительно рассматривать судам той цивилизации, чей закон был нарушен, но все отказывались от этой части процедуры, чтобы дело сразу попадало в Межвидовой суд. Он не был апелляционным — тот располагался на другой базе в другой части Первого округа, — но вполне мог считаться таковым, учитывая характер разбираемых здесь казусов. Доводы всегда основывались на процессуальной процедуре и специальной терминологии, а не на существе самого дела.
