Айзек Азимов - Немезида (перевод Ю. Соколова)
— Марлена!
Девочка узнала голос Ауринела. В последнее время она все больше помалкивала в его присутствии, и причина этой застенчивости смущала ее. Ей нравилось, как он произносит ее имя. Ауринел делал это правильно. В три слога: Мар-ле-на, слегка раскатывая букву «р». Просто приятно слушать.
Она обернулась и, стараясь не покраснеть, пробормотала:
— Привет, Ауринел.
Он ухмыльнулся:
— Опять на Эритро глазеешь, а?
Марлена не ответила. Конечно же, она была занята именно этим. Все знали, что ее интересует Эритро,
— Как ты здесь оказался?
(Ну скажи, что искал меня, подумала она.)
— Твоя мать послала меня, — ответил Ауринел.
(Ладно.)
— Почему?
— Она сказала, что ты не в духе, а когда ты принимаешься жалеть себя, то поднимаешься сюда. И что я должен увести тебя. Потому что иначе, сказала она, ты станешь еще угрюмее. А почему у тебя плохое настроение?
— Хорошее настроение. А если и не совсем, то не без причины.
— Какой причины? Выкладывай, ты уже не маленькая и должна уметь выражать свои чувства словами.
Марлена подняла бровь.
— Я прекрасно умею разговаривать. А причина простая — я хочу путешествовать.
Ауринел расхохотался.
— Но ты же путешествуешь, Марлена. Ты уже пролетела больше двух световых лет. Во всей истории Солнечной системы никому до нас не удавалось пролететь и части светового года. Никому. Так что нечего кукситься, Марлена Инсигна Фишер, галактическая путешественница.
Марлена едва сдержалась, чтобы не хихикнуть. Инсигна — это девичья фамилия ее матери. Прежде, когда Ауринел, дурачась, называл ее полным именем, он отдавал честь и корчил уморительную гримасу, но такого не случалось уже давно. Наверное, потому, подумала она, что он уже считает себя взрослым и отрабатывает достойные манеры.
— Я не помню путешествия, — ответила она. — И ты это знаешь. А раз так, значит, и нечего было запоминать. Просто мы здесь, в двух световых годах от Солнечной системы, и никогда не вернемся назад.
— А ты откуда знаешь?
— Да ну тебя, Ауринел. Неужели ты хоть раз слышал, чтобы кто-нибудь говорил о возвращении?
— Ну и что? Земля — мирок людный, всю Солнечную систему тоже обжили, повсюду теперь тесновато. И нам лучше здесь, потому что мы хозяева всему, что видит глаз.
— Какие хозяева? Мы целую вечность пялимся на Эритро, но почему-то не торопимся спускаться, чтобы стать ее истинными хозяевами.
— О чем ты? Ведь на Эритро уже построен прекрасный и надежный Купол. Ты же знаешь.
— Он не для нас, а для горстки ученых. А я говорю о нас с тобой. Нам даже не разрешают бывать там.
— Всему свое время, — no-взрослому сказал Ауринел.
— Конечно — когда стану старухой или помру.
— Не сгущай краски. И вообще пошли-ка отсюда, пусть твоя мама порадуется. Да и мне некогда торчать здесь. Дела. Долоретта…
В ушах Марлены застучало, и она уже не расслышала, что Ауринел сказал дальше. Довольно и того, что было произнесено это имя… Долоретта!
Марлена ненавидела Долоретту, такую стройную — и такую пустую.
Ах вот, значит, как! Ауринел волочится за Долореттой. Взглянув на него, Марлена сразу это поняла. А теперь его послали за ней, и он, видите ли, тратит здесь попусту свое драгоценное время. Теперь ей все стало ясно. Значит, он спешит к этой… этой Долоретте. (Ну почему она всегда обо всем догадывается? Иногда это так противно.)
Марлене вдруг захотелось сделать Ауринелу больно, отыскать такие слова, от которых ему стало бы не по себе. Ошеломить его.
— Мы не вернемся в Солнечную систему, — проговорила она. — И я знаю почему…
— Ну и почему же? — Марлена не ответила, и он насмешливо добавил: — Опять девчачьи тайны?
Марлену это задело.
— Не хочу тебе говорить, — пробормотала она. — Я и сама не должна была знать об этом.
Но ей так хотелось все выложить ему. Ей так хотелось, чтобы всем было так же плохо, как и ей.
— Но мне-то скажешь? Мы ведь друзья?
— Друзья? — переспросила Марлена. — Ну хорошо, скажу. Мы никогда не вернемся назад, потому что Земля обречена.
Реакция Ауринела оказалась совсем не такой, как она ожидала. Он разразился громким хохотом. И не сразу заметил ее яростный и негодующий взгляд.
— Марлена, откуда ты это взяла? — спросил он. — Ужасников насмотрелась, что ли?
— Я их не смотрю.
— Тогда почему говоришь такие вещи?
— Потому что знаю. Я умею делать выводы. Из того, что говорят люди и о чем умалчивают, и из того, что у них получается, когда они полагают, что изображают именно то, что хотят. И из того, что мне отвечает компьютер, когда я задаю ему вопросы.
— Ну и что он тебе отвечает?
— Я не хочу, чтобы ты знал об этом.
— А может быть, ты просто выдумываешь?
— Нет. Земля погибнет не в один миг — быть может, на это уйдут тысячелетия, но она обречена. — Марлена важно кивнула. — И ничто ее не спасет.
Она повернулась и, сердитая, пошла прочь. Как посмел Ауринел усомниться в ее словах? И не просто усомниться: он решил, что она не в своем уме. Впрочем, наверное, так оно и есть — она сказала ему слишком много и ничего этим не добилась. Все вышло не так, как она хотела.
Ауринел смотрел ей вслед. Улыбка исчезла с его лица, и тревожная складка залегла между бровями.
2Долгое путешествие к Немезиде превратило Эугению Инсигну в немолодую женщину. Все эти годы она напоминала себе: я делаю это ради наших детей, ради их будущего.
Однако эта мысль всегда угнетала ее.
Почему? Ведь она знала, что Ротор должен был покинуть Солнечную систему. Об этом знали все добровольцы, улетавшие на Роторе. А среди тех, у кого не хватило духу на вечную разлуку с родной планетой, был и…
Эугения предпочитала не оканчивать эту мысль, так часто приходившую в голову. Теперь все они здесь, на Роторе, — но был ли Ротор для них домом? Разве что для Марлены: другого дома она не знала. А она, Эугения? Ее домом была Земля — и Луна, и Солнце, и Марс, и все миры, что знало человечество на протяжении своей истории и предыстории, с тех пор как появилась сама жизнь. Нет, Ротор не дом им — этого нельзя было забывать.
Первые двадцать восемь лет своей жизни Эугения провела в Солнечной системе — и даже училась на Земле с двадцати одного до двадцати трех лет.
Как ни странно, Земля частенько вспоминалась ей. Эугения не любила Землю: эти толпы, шум, суету, абсолютную слабохарактерность, обнаруживаемую тамошними властями в важных вопросах, и их грубый деспотизм в каждой мелочи. Еще ей не нравилась вечная непогода, ее разрушительная сила, уродующая землю и приводящая в ярость океан. И, закончив образование, она с радостью вернулась на Ротор с молодым мужем. Ей хотелось, чтобы он полюбил милый ее сердцу вращающийся мирок так же, как и она, родившаяся в нем.
