Виталий Каплан - Вирус
Мне очень не понравилась эта его, Лёшкина, расстроенность. Обиделся, выходит, за своего Олега? Да, вон до чего дошло - теперь и Полушка ему почти "свой". А кто же тогда я?
И значит, всё правильно, ничего другого больше не остаётся, и плевать на эту угнездившуюся внутри меня зябкость.
- Между прочим, он сам первый меня Огрызком обозвал. И вообще, добавил я как бы случайно, - ты его совсем не знаешь, ты к нам только в пятом классе переехал. А я с этим деятелем с самого мелкого возраста...
- И всё время грызётесь? - озабоченно спросил Лёшка.
- С ним иначе нельзя, - вздохнул я.
Ну разве я виноват, что моя фамилия Огрызкин? Я, что ли, её себе выбирал? Ну конечно, будь я каким-нибудь Орловым или Соколовым, всё бы ничего. На худой конец, Ёлкиным, как Лёшка. А так - обзываются разные... Ладно, это я сейчас могу конкретно выписать в дыню, а вот раньше...
- Лёшь, да хватит о нём. Я вот тебе, кстати, тоже кое-чего принёс. Раз уж компьютер, и такие дела... Игрушка - классная! Закачаешься. Мне её на мамкиной работе переписали.
Уже не обращая внимания на внутреннюю зябкость, я поднялся с дивана. И вытащил зелёную дискетку.
3.
Почему-то вспомнилось мне, как впервые Лёшка появился в нашем классе. Тогда, кажется, был такой же паскудно-слякотный день, как и сейчас. Мы, тридцать шесть гавриков, только-только просочившись мимо грозной математички в класс, изнывали в ожидании контрольной. Чуяли, что плохо напишем.
И вот, когда уже Светлана Львовна готова была раздать нам тетради, распахнулась дверь, и в кабинет ворвалась наша багроволицая классная, Ольга Григорьевна. Иначе она появляться не умела - шумовые эффекты обязательны. Такая уж беспокойная тётя.
За собой Ольга тащила невысокого, растерянно моргавшего мальчишку в тёмно-зелёном свитере. Мы насторожились.
- Вот, дети, - заявила она, отдышавшись, - это ваш новый товарищ, Алёша Ёлкин. Он приехал к нам из другого города, из Дальногорска, и теперь будет учиться в нашем классе. Я надеюсь, вы подружитесь. Не забывайте, что вы - коллектив, а закон коллектива - это один за всех и все за одного.
"Один усёк, что все на одного" - шепотом передразнила её Светка Рогулина, сидевшая на задней парте.
- И вы, разумеется, должны понимать, что по отношению к нашему новому ученику Ёлкину необходимо проявить максимальную тактичность, не задавая ему лишних вопросов...
Классная могла заливаться в том же духе часами. Маманя про таких говорит - язык что помело. Однако Светлана Львовна, как всегда, постояла за наши интересы. В своём, конечно, понимании.
- Ольга Григорьевна, извините, у нас контрольная работа. Про коллектив вы им на классном часе расскажете. А теперь, к сожалению... Куда бы тебя посадить, - задумчиво протянула она, обращаясь уже к новичку. Видишь, как получилось, сразу на контрольную угодил... Что называется, с корабля на бал. Ну, да ничего. А садись-ка ты поближе... - она обвела класс долгим взглядом. - Ну, хотя бы сюда, с Максимом. Он у нас мается одиночеством... Ладно, приступим. Елисеева, раздай тетради! И быстренько.
Классная, поняв, что поболтать не обломится, ускользнула из кабинета, жирная Алка Елисеева, староста-отличница, принялась бегать между рядами, одаривая народ тетрадками, а новичок подсел ко мне.
Мне это, в общем, пофигу было. С Вадькой Зверухиным, моим извечным соседом, у нас уже два месяца имел место неустойчивый мир, но Вадька пятый день валялся дома с температурой, и я, стало быть, пребывал в не таком уж тоскливом одиночестве. Так что подселение новичка - это как шило на мыло. Мне не жалко.
- Ты вправду из Дальногорска? - шепнул я ему, когда Светлана Львовна отвернулась к доске.
- Угу, - кивнул пацан.
- И как там? - вякнул я по дурости.
- Плохо, - односложно буркнул он, доставая из сумки пенал.
Только теперь я сообразил, что имела в виду Ольга, предупреждая насчёт лишних вопросов. Могли бы, между прочим, и сами догадаться. Телик все смотрят, про тамошнюю военную разборку в курсе.
Но скоро мне стало не до общения с Лёшкой. Заботливая наша Светлана Львовна приготовила моему второму варианту такие пакостные примерчики, что хоть стой, хоть падай.
Я, конечно, не стоял, не падал - сидел. Но в голове уже отчётливо нарисовался украшенный синим "лебедем" дневник, багровые разводы на папашиных щеках. И то, чем соприкасался я со стулом, заныло весьма даже неприятно.
Очевидно, мысли о недалёком будущем отразились на моём лице, и Лёшка - ну совершенно ещё незнакомый мне пацан, - это просёк. Что-то нацарапав на бумажке, он осторожно, лёгким движением рукава, подтолкнул её ко мне.
Там были мои злосчастные примеры. И, как потом оказалось, решённые абсолютно верно.
Светлана Львовна, объявляя мою четвёрку, всё приговаривала:
- Значит, можешь, Максим. Очень даже неплохо можешь. Только ленишься, потому что шило в одном месте. А в другом месте - ветер.
Надо сказать, Светлана Львовна ни разу не называла меня по фамилии. И за это я ей многое прощал.
4.
...Так началась наша с Лёшкой дружба. Явившемуся после гриппа Зверухину пришлось откочевать на две парты, к Полунину. Конечно, при прочих обстоятельствах классная встала бы на уши, но тут она почему-то вообразила, будто новичок окажет на меня благотворное влияние. И решила нас не рассаживать.
С Лёшкой как-то сразу получилось у нас легко. Мы ходили на Старые Холмы кататься на лыжах, я даже его учил немного - у них ведь там, в Дальногорске, снега-то настоящего и не бывает. Известное дело, юг.
Мотались мы и по киношкам. Его родители не возникали, что вот, мол, связался интеллигентный мальчик со всякой там шпаной. Даже иногда подкидывали мне денег на билет.
Ну, они, конечно, от этого не беднели. Папа у Лёшки занимался каким-то бизнесом. "Рога и копыта оптом и в розницу", - только и усмехался Антон Сергеевич в пушистые усы. А мама Лёшкина в турагенстве заведовала отделом рекламы. В общем, обеспеченные люди.
Маманя, порасспросив меня, лишь головой кивнула понимающе:
- Да уж, надо понимать, не пустыми из этого Дальногорска снялись. И у нас как устроились, это же уметь надо! И квартира какая, само собой... И в таком доме... Между прочим, не то что мы, шестнадцать лет на очереди - и ни малейшего просвета.
Когда она так говорит, мне всегда хочется убежать на улицу и до самой ночи бродить вдоль сугробов. Ну зачем же так? Что они, Лёшкины родители, ей плохого сделали? Почему надо поджимать губы и прикидывать, сколько они в месяц имеют? У самой, что ли, денег больше станет?
Да и папаша принимался философствовать, особенно как получку отметит:
- Ты, Максимка, смотри, - внушал он, уставясь на меня очень уж добрыми глазками-бусинками. - Ты вот с этим Лёхой своим сейчас корефанишься, всё путём, не спорю. А если, к примеру, чего не поделите, поссоритесь... Может такое быть? Ну, молчи-молчи, я сам скажу - ещё как может. А потом, мало ли, какая вещь пропадёт у этих... Ведь на тебя же, дурачка, свалят. Чего куксишься, я дело говорю! Или вон с учёбой у Лёхи нелады пойдут, всякое бывает, школа - она дело, понимаешь, такое. Или, как постарше станете, курево там, картишки, винцо... Кто тогда крайним окажется? Всё ты, Максимка. Это ты, значит, вредно на него влияешь. И классная ваша, и все они именно так и завопят. Зачем неприятностей на глупую башку грести? Водись уж лучше со своим братом, а к деловарам этим не клейся. У них своя компания, у нас - своя...
