Алексей Корепанов - А мне до них
Дальнейшие действия Дрякина были энергичны и целеустремленны. Первым делом он направился к старому кухонному столу без дверок и извлек из него мешок. Вторым делом снял с гвоздя моток бельевой веревки, привязал один конец к дверной ручке, подергал, проверяя прочность узла, а второй конец обмотал вокруг пояса. Затем отодвинул ногой с дороги лопату и, на всякий случай зажмурившись, шагнул к стене.
Он обрывал морковки с ветвей, косясь на прозрачное желтое небо, посматривая за деревья - там все так же переливалось что-то красочное, зыбкое и временами проносился легкий рокот, - страховочная веревка путалась под ногами, но дело делалось и мешок тяжелел и тяжелел. Сплюнув напоследок в губчатую траву, Дрякин взгромоздил ношу на плечи и нырнул в серый шар.
Майское утро, постепенно раскаляясь, переливалось в день, все вокруг расцветало и зеленело, но Дрякину было не до этого. Он трудился в поте лица в своем захламленном жилище, отмахиваясь от бодрых мух, у которых тоже не болела голова. Приладив к столу мясорубку, он превращал податливые морковки в желтую кашицу. В кухне витал запах свежих огурцов и чего-то еще. Несколько раз Дрякин перекуривал, но потом неизменно возобновлял свой труд, словно желая доказать миру всю несправедливость людского к нему, Дрякину, отношения. И только через час он вышел из дома и направился к пивному бару на углу Социалистической и Декабристов. В руке он держал сетку, а в сетке позвякивали баночки из-под горчицы, заполненные желтой лечебной массой - от пропаганды своих морковок в натуральном виде он сразу отказался во избежание всяких нежелательных вопросов.
Удача в этот день взяла его под свое крыло - пиво еще не завезли, и с лиц стоящих у запертой двери струились ожидание, надежда и страдание,
причем страдание доминировало. Кое-кого Дрякин узнал и бодро направился к массе тоскующих, чувствуя себя целителем и намереваясь предложить свой товар под видом чудодейственного снадобья, изготовленного по очень секретному рецепту.
- Мужики! - торжественно провозгласил Дрякин, потрясая сеткой. Подходи, кому плохо, лечить буду!
Спустя еще некоторое время он энергично двигался к гастроному, помахивая пустой сеткой и перебирая в кармане заработанные гривенники, двугривенные и пятаки.
В этот день он еще раз, уже с двумя мешками, посетил новые свои владения, а потом с легкой душой напился, благо лекарством от похмелья была заставлена вся кухня.
- М-могу коопер-ратив открыть, - мычал он, раскачиваясь на скамейке под грушей и закусывая плавленым сырком. - Цены догов-ворные... И на хрена мне в-ваша работа...
Некормленные кролики недоуменно смотрели на него, прижимаясь мордочками к решеткам и грустно шевеля ушами.
Проходили дни и Дрякин не бездействовал. Убедившись, что проход не закрывается, он перебросил в то, другое место доски, лопату и прочий инструмент и принялся обживать ниспосланную ему территорию. Вырыл хороший просторный погреб (во дворе погреб не получался - заливало его грунтовыми водами), перенес туда стеклотару, там же складывал урожай желтых морковок. Нарвал губчатой травы - она отделялась от земли пластами, как мох, - и, мелко нарезав, попробовал давать кроликам - кролики сначала осторожничали, принюхивались, а потом приняли новый корм и повеселели, прыгали в клетках, сверкая красными глазами. Обособил часть рощицы изгородью из досок, позаимствованных на всякий случай еще в ту пору, когда довелось работать на деревообрабатывающем заводе - это чтобы не лазил никто, чтобы видел всякий, если там кто-то есть: огорожено - и шел себе мимо.
Так в заботах и хлопотах и текло время. Торговля снадобьем у пивбаров и чебуречных шла успешно, многие теперь знали Дрякина и сами просили, особенно по понедельникам, и мог он себе позволить не только в одиночку заправиться бормотухой, но и поставить бутылку-другую приятелям, посидеть в компании где-нибудь на берегу или в парке за кладбищем - туда милиция не доезжала, много там было таких компаний, всех не заберешь.
Возился Дрякин в своей рощице - морковки перебирал, изгородь подправлял, выносил стеклотару - а за деревьями все продолжало колыхаться, переливаться что-то, и гудело иногда, ласково гудело, но непонятно - да только чихать было ему, Дрякину, - что это там такое. Светится - ну и пусть себе светится. Гудит - ну и Бог с ним, лишь бы на его участок не совались.
А однажды, обрывая с ветвей подросшие морковки, Дрякин уловил какое-то движение в желтом прозрачном небе. Он выплюнул окурок и поднял голову. В безмятежной желтизне беззвучно прошли над рощицей большие черные треугольники - штук двадцать, не меньше - и из углов треугольников истекал бледный дрожащий свет, а посредине мигало что-то оранжево-красное, безобидно так мигало, словно приветствовало Дрякина.
"Ага, - подумал Дрякин, провожая взглядом черные корабли и продолжая сбор продукции, - вот они откуда, бельгийские треугольнички..." (Газеты ему иногда попадались, со своей-то газеткой удобнее на травке посидеть или там в парке на трухлявом пеньке. Опять же, есть куда закуску завернуть, есть на чем разложить).
Через минуту он уже и забыл о треугольниках - перенес мешок к погребу, спустился вниз по лесенке, высыпал морковку в угол, принялся загружать мешок пустыми бутылками - нужно было до обеда успеть в пункт приема. Тихонько гудело вдали, за участком, мирно гудело, успокаивающе, он уже этого гудения и вовсе не замечал. Вылез из погреба, перевел дух. Переливалось, мерцало за рощей - и какие там были дали?.. Деловито окинул взором ограду, нахмурился - один столбик покосился, надо подправить - и потащил звякающий мешок к серому шару, застывшему над лужайкой.
