Евгений Лукин - Толкование яви
– Кошмар, – сдавленно поведал Шорохов. – Ещё немного – и либо свихнусь, либо повешусь!
– Это нормально, – чуть ли не позёвывая, успокоил проницатель человеческих душ, присаживаясь напротив. – Обычная реакция на то, что сейчас творится. Вот если бы вы реагировали по-другому… ну, тогда стоило бы встревожиться. А содержание?
– Простите… Содержание чего?
– Кошмара.
– Которого? – с нервной усмешкой уточнил Тихон.
– Желательно, последнего… Может, вам водички?
– Да, если можно…
Испив шипучей водицы, беглец пришёл в себя окончательно и огляделся. Как он и предчувствовал, комната лишь начинала перерождаться в кабинет: старенький сервант соседствовал с новеньким письменным столом, раздвижной диван – с видимостью компьютера системы «Роботрон». На стенке – диплом не по-русски. Правильно, пусть уважают. Вон Томка Тарабрина с безработицы ворожить начала – так у неё диплом и вовсе на санскрите…
Что ж, каков бизнесмен, таков и психоаналитик.
– Психоанализ – по Фрейду? – осведомился Тихон.
– В целом – да.
– А не устарел он за сто лет?
– За сто лет, – неспешно заметил собеседник, – всё гениальное успевает и устареть, и обновиться. «Через десять лет забудут, через двести вспомнят…»
– Вы хотите сказать, – недоверчиво начал Тихон, но спохватился и переложил речь паузой, за время которой ещё раз чутко прислушался к тишине за входной дверью, – что Фрейд тоже успел…
– Успел. Обстоятельства, знаете ли, повторяются… Возьмём внутреннюю цензуру. – Судя по вялости интонаций, Тихон был не первый, кому это предлагалось. – Во времена Фрейда внутренняя цензура была порождена чопорной буржуазной моралью. При советской власти – не менее чопорным кодексом строителя коммунизма. И в том, и в другом случае результат приблизительно одинаков. Цензура есть цензура: либо она вычёркивает неугодные фрагменты сновидений, либо искажает их до полной неузнаваемости…
– То есть, если я всю ночь бежал сломя голову вверх по крутой лестнице…
– Да-да, – рассеянно подтвердил специалист. – Это значит, что на самом деле вам приснился торопливый половой акт. Но, поскольку в Стране Советов «секса нет», потребовалась замена одного действия другим, схожим по ритму… Это как в литературе. Скажем, описывает прозаик-почвенник работу колхозного кузнеца. Мощные мерные удары, экстаз труда, слияние с молотом, наконец само звучание глагола «куй» в повелительном наклонении… Символика, согласитесь, весьма прозрачна.
– Но теперь-то…
Что-то похожее на лёгкую грусть просквозило в блёклых глазах собеседника.
– Теперь, конечно, дело иное, – согласился он. – Меняются времена – меняются и запреты. Иногда с точностью до наоборот.
– Значит, если я, извините, трахался с кем-то во сне до самого пробуждения, – не удержался Шорохов, – то в наши дни это символизирует бег по ступеням? Или ударную работу в колхозной кузне?
Едва заметная улыбка тронула полные губы психоаналитика.
– Сплошь и рядом, – заверил он. – Как ни странно, из моих наблюдений следует, что зачастую именно в такой скрытой форме проявляется сегодня тоска по утраченным идеалам прошлого…
То ли всерьёз сказанул, то ли просто поддержал сомнительную шутку посетителя, помогая тому освоиться.
– Вы, однако, собирались рассказать о своём последнем кошмаре.
* * *Кажется, на лестничной площадке послышались шаги и голоса. Тихон напряг слух. Да, голоса. Но один вроде бы женский.
Женщин среди преследователей не было.
– Хорошо, если о последнем, – с вымученной улыбкой выдавил Шорохов. – Сколько вы берёте за сеанс?
– За визит, – мягко поправил психоаналитик. – Если вам нужен сеанс, то это к экстрасенсам.
И назвал вполне приемлемую сумму. Во всяком случае, за укрытие от погони с беглеца слупили бы куда больше. А тут не только укрытие – тут ещё и возможность душу излить. Тихон помедлил, восстанавливая содержание недавней жути, снова задохнулся и, еле справившись с горловым спазмом, начал:
– Судите сами. Вот сегодня. Иду по улице, вижу…
– Если можно, подробнее, – попросил собеседник. – Вы говорите: улица. Что за улица? Широкая? Узкая?
– Улица-то? Имени Столыпина, бывшая Горсоветская. Рядом с вами…
– Даже так? Вы, видимо, часто по ней ходите?
– Да. Постоянно.
– Простите, что перебил. Продолжайте. И старайтесь ничего не упустить. Важна любая деталь, даже самая, на первый взгляд, незначительная.
– Н-ну, хорошо. Попробую. Значит, так. Я иду по левой стороне, впереди припаркована машина, подержанная «копейка» красного цвета, правое переднее колесо въехало на тротуар. На антенне – бантик и продолговатый детский шарик. А по правой стороне – пять-шесть иномарок. И передо мной выбор: перейти улицу или не перейти. Мне страшно. Я точно знаю, что в «копейке» меня поджидают. Но на той стороне ещё страшнее. И я продолжаю идти по левому тротуару, замедляю шаг как могу, а сам мысленно твержу: «Это мне снится. Это мне только снится».
– Бежать не пытаетесь?
– Бесполезно. Догонят. В просвете домов участок железной дороги, и я думаю, не свернуть ли туда. Не решаюсь и продолжаю идти. Почему-то раздаётся удар колокола, хотя храма поблизости не видно. Навстречу мне из «копейки» выскакивают трое. Я понимаю, что сейчас они запихнут меня в машину и увезут. Тут дверцы иномарок на той стороне улицы разом распахиваются, и оттуда высыпает толпа человек в пятнадцать. Трое из «копейки» окружают меня, а толпа из иномарок окружает и меня, и этих троих.
– Так-так…
– И они начинают спорить, кому я больше должен.
– Все незнакомые?
– Да…
– Как-то вы неуверенно это произнесли. Вам кто-то кого-то напомнил?
– Да. Один из этих троих. Вылитый Борька Раз, только помоложе…
– Как, вы сказали, его зовут?
– Раз. Это фамилия такая.
– Борька Раз… – задумчиво повторил психоаналитик. – Раз Борька… Что ж, вполне естественно. Продолжайте, пожалуйста.
– Постойте… Почему естественно?
Собеседник вздохнул.
– Вы – предприниматель, не так ли? Стало быть, должны знать, что вооружённые столкновения сейчас называются разборками. Раз-борка. Вот откуда вынырнул этот самый ваш Борька Раз… Кстати, кто он?
– Старый знакомый, – помаргивая, объяснил несколько сбитый с толку Шорохов. – Работал редактором в книжном издательстве. Магазинчик мечтал открыть. С колокольчиком.
– Ну вот видите, и удар колокола объяснился. И где он сейчас – этот ваш знакомый?
– Не знаю. Лет семь назад встречались, спорили…
– О чём?
В общих чертах Тихон изложил суть давних кухонных разногласий и вернулся к рассказу:
