Джоди Най - Смерть по имени сон
– Как же я люблю тебя, милая, – промолвила Лунзи, крепко обнимая дочь.
Она бережно уложила голограмму в небольшую сумочку для документов. – Я буду так тосковать по тебе.
– Не забывай меня! – И не в силах больше сдерживать слезы, девочка разрыдалась у Лунзи на груди.
Лунзи сжала заплаканное лицо дочери между ладонями, вглядываясь в него, впитывая его, запоминая наизусть малейшую его черточку.
– Никогда не забуду, – пообещала она. – Я просто не смогу тебя забыть.
И вернусь раньше, чем ты думаешь.
Лунзи спешно привела в порядок свои дела в лаборатории, переложив большую часть рутинных обязанностей на плечи соисполнителей, чтобы развязать себе руки и все оставшееся до командировки время провести рядом с дочерью. Они объездили все окрестные достопримечательности и только в последний день перевезли все пожитки Фионы с их служебной квартиры в дом друга Лунзи, который согласился опекать девочку, пока мать будет в отъезде. Все эти дни они прожили душа в душу, стараясь слить воедино свои переживания; они то и дело спрашивали друг друга: «А помнишь, когда?.. А помнишь, как?..», делясь драгоценными для обеих воспоминаниями. Светлая и радостная полоса жизни каждой из них, которая, как показалось Лунзи, прошла слишком быстро.
Фиона поехала проводить мать. Печальные и молчаливые, они шли вдоль платформы, где Лунзи уже дожидался челнок, который должен был перевезти её на «Нелли Майн». Сине-лиловое небо Тау Кита в этот день было сплошь затянуто облаками. В ясную погоду Лунзи любила смотреть, как солнечные блики играют на корпусах кораблей, зависавших на стационарной орбите над космодромом. Но сейчас она была рада, что ничего этого не видит. Лунзи всеми силами пыталась не показывать снедавшую её тоску: Фионе хватало и собственных страданий, не следовало подливать масла в огонь своим нытьем.
Лунзи обещала себе, что вдоволь наревется, как только окажется на борту корабля. В какой-то момент ей даже показалось, что Тоска вот-вот разорвет её на части. Она готова была броситься к своим работодателям, умоляя их расторгнуть контракт и дать ей любую – хоть самую грязную – работу, которая только позволила бы ей не разлучаться с дочерью. Но здравый смысл взял верх над чувствами. Лунзи вспомнила о вопиющем безденежье, в ловушку которого они попали, и стала убеждать себя, что поездка будет не очень длительной, и она вернется, и они заживут в своё удовольствие, не зная забот, на те деньги, что она заработает.
– Я при первой же возможности обговорю условия аренды астероидного геологоразведчика, – попыталась она нарушить тягостное молчание. – Может быть, стоит рискнуть.
На её слова эхом отозвались рифленые металлические стены космопорта, казавшегося совсем пустым.
– Мы найдем богатое месторождение, вот увидишь! Ты сможешь поступить в любой университет, какой только пожелаешь. Или пойти в служащие скоростной железной дороги, как мой брат. Все, что только пожелаешь.
– Угу, – только и ответила Фиона. Лицо её не покидало столь трагическое выражение, что Лунзи хотелось и плакать, и смеяться одновременно. В это утро Фиона не захотела наносить макияж, поэтому выглядела совсем по-детски, чего обычно как огня боятся подростки её лет. «Она сделала это специально, чтобы посильнее задеть меня, я это знаю, – жестко сказала самой себе Лунзи. – Но я должна заработать на жизнь, иначе какое будущее нас ждет? Конечно, она глубоко опечалена, но я уезжаю лишь на какие-то пару-тройку лет. От силы пять!» Нос девочки покраснел, она плотно сжимала бледные губы. Лунзи снова попыталась её развеселить, когда вдруг до неё дошло, что именно она сама-то и пытается манипулировать дочерью, добиваясь от неё подтверждения собственных разумных доводов. «Я не хочу устраивать сцен и всем своим поведением сдерживаю девочку, навязывая ей собственную позицию». И Лунзи больше не возобновляла своих псевдободрых речей. «До чего же мы похожи – прямо беда!» – подумала она, покачав головой, и крепко стиснула руку Фионы. Молча подошли они, взявшись за руки, к посадочной площадке.
В шестом посадочном доке разместился большой грузовой челнок. Челноки этого типа использовались большей частью для фрахтовых челночных перевозок, а не для транспортировки пассажиров. Вдоль всего корпуса судна, некогда аккуратно выкрашенного в белый цвет, шла широкая красная полоса.
Вся его поверхность была в выбоинах, а покоробленное керамическое покрытие на носовой части лучше любых слов рассказывало о бешеной скорости, с которой корабль проносился сквозь плотные слои планетных атмосфер, заходя на посадку. Во всех остальных отношениях летательный аппарат, казалось, был в хорошем состоянии и выглядел вполне ухоженным. Посреди платформы стоял широкоплечий кудрявый брюнет, помахивая портативным компьютером: он отдавал распоряжения небольшой группе рабочих в спецодежде. Грузоподъемник отправлял опечатанные контейнеры с багажом в люк, зиявший черной дырой в самой верхней части челнока.
Черноволосый мужчина заметил их и пошел навстречу, махая рукой в знак приветствия.
– Вы наш новый доктор? – спросил он, хватая свободную руку Лунзи и по-дружески крепко пожимая её. – Капитан Косимо, корпорация «Декарт». Рад видеть вас в составе своей команды. Мое почтение, юная леди! – Косимо мотнул головой, изображая нечто среднее между поклоном и фамильярным приветствием. – Это ваши вещи, доктор? Маркус! Отнеси багаж доктора на борт!
Лунзи протянула капитану маленькую дискету, на которой были записаны её контракт, предписания и прочие документы. Он сунул её в свой компьютер.
– Все в порядке, – удовлетворенно проговорил он, бегло проглядывая бегущие строчки на экране. – У вас есть без малого двадцать минут, потом – отбываем. Шлюзовая камера закрывается за две минуты до отхода. Все время до этого момента в вашем распоряжении. – Еще раз улыбнувшись Фионе, он отправился на свой пост, окликая одного из работников:
– Послушайте, Нельхен, это же грузоподъемник, это вам не игрушки!
Лунзи обернулась к Фионе. Комок подступил у неё к горлу. Слова, которые вертелись на языке, казались такими незначительными в сравнении с тем, что было у неё на сердце. Она едва сдерживала рыдания. Глаза Фионы тоже были полны слез.
– У нас ещё есть немного времени.
– Ох, мама! – Фиона громко всхлипнула. – Я буду так тосковать по тебе!
Фиона называла мать только по имени с самого раннего возраста. Теперь же девочка-подросток, почти совсем взрослая, стесняющаяся любых детских проявлений, вернула Лунзи обращение, которым звала её лишь в младенчестве.
– И я буду тосковать без тебя, Фи. – Лунзи тоже назвала дочь её детским именем. Она даже не подозревала, насколько может тронуть её это давно позабытое дочерью обращение. Они обнялись, и уже ничем не сдерживаемые слезы полились настоящими ручьями. Лунзи больше не заставляла себя крепиться, и ей стало немного легче. Да и что там говорить, никто в их семье лицемерить не умел.