Роберт Сильверберг - Железная звезда
— Точно, — согласился Каттерсон. — Хочешь — садись, хочешь — проходи мимо, но не шути так больше, — проворчал он.
— Невеселые дела, — Мэлори опустился на ржавое, перекрученное железо рядом.
— Заткнись. Я целый день не ел.
— А что так? Вчера выдавали довольствие — и сегодня будут.
— Надеяться не запретишь, — пожал плечами Пол.
День шел к концу; вечерние тени густели быстро. В сумерках руины Нью-Йорка казались призраками гигантов, давным-давно отошедших в мир иной.
— Завтра ты будешь еще голоднее, — сказал Мэлори. — Довольствия больше нет.
— Не напоминай…
— Видишь ли, я как раз и занимаюсь торговлей продовольствием…
— Опять вздумал шутки шутить? — вскинул голову бывший солдат.
— Боже сохрани! — Торопливо нацарапав адрес на клочке бумаги, коротышка протянул его Полу. — Вот. Проголодаешься как следует, жду. Ты ведь парень крепкий, правда? Говоришь, одинок? Вполне может найтись для тебя работа.
В голове у Каттерсона зашевелилась смутная мысль. Глядя коротышке прямо в глаза, он спросил:
— И что за работа?
— Мне нужны сильные мужчины… добывать продовольствие, — засуетился Мэлори, заметно бледнея.
Вытянув руку, Каттерсон ухватил Мэлори за плечо.
— Что ты мне предлагаешь, карлик?..
Тот поморщился.
— Ну-ка, объясни еще раз, какого рода продовольствие ты продаешь?
— Что так смотришь?.. Я просто хотел помочь. Послушай…
— Достаточно. — Каттерсон встал, не расслабляя хватки. Мэлори повис в его руке, не доставая ногами до земли. — Мясо, не так ли? И какого же сорта мясом ты торгуешь?
Бывший солдат не стал его бить. Просто толкнул Мэлори в лицо, опрокинув на кучу мусора. Коротышка поспешно перевернулся и проворно отполз в сторону, затем встал на ноги и скоро растворился в полумраке, опустившемся на Тринадцатую улицу.
Часом позже Катгерсон приложил большой палец к пластинке у двери в свою квартиру на Сорок седьмой улице, где его ждала Барбара.
— Слышал, думаю, последние новости? К нам лейтенант приезжал, форма с иголочки. Все объяснил, ни разу не сбился, как по бумаге читал. Я уже получила наше пособие — больше не будет. Эй? Что случилось?
Барбара с тревогой смотрела на Катгерсона, молча опустившегося в кресло.
— Ничего, маленькая. Просто есть хочется… и немного тошнит.
— На Юнион-сквер ходил, наверное?
— Как всегда. Обычная прогулка. Дивная экскурсия получилась. Сначала двое собаку ловили — кожа да кости. А сами вряд ли голоднее меня. Потом твой лейтенант сделал объявление насчет продовольствия. А потом — потом мне предложили купить мяса. И еще — работу.
— Работу? Мясо? — поразилась Барбара. — Откуда? Что ты такое говоришь, Пол…
— Довольно об этом. Я просто сбил его с ног. Удрал, поджав хвост. Как ты думаешь, каким мясом он хотел меня угостить?
Барбара молчала, опустив глаза.
— Я показался ему достаточно сильным. По вечерам, наверное, ходил бы на охоту… Ударить по голове одинокого прохожего — вот и бифштекс назавтра.
— Но ведь есть хочется, Пол. Когда ты голоден, нет ничего важнее.
— И ты туда же! — Каттерсон взревел, как рассерженный бык. — Не понимаешь, что говоришь… Съела бы чего-нибудь, пока не выжила из ума окончательно. Мы не умрем с голоду: я что-нибудь придумаю. А пока… пока Пол Каттерсон обойдется без миссионерского рагу.
В ответ Барбара ничего не сказала. В тишине дважды мигнул одинокий светильник на потолке.
— Сейчас выключат. Доставай свечи, если только спать не хочешь, — проворчал Каттерсон.
Часов у него не было, но порядок давно один и тот же: сначала свет мигает, а в восемь тридцать отключат всем, кроме тех, у кого особое разрешение.
— Отец Кеннон вернулся. — Женщина зажгла свечу.
— Я предупреждал, чтобы он больше не являлся сюда!
— Он считает, мы должны пожениться.
— Знаю. Но я так не думаю.
— Пол, ну почему ты…
— Давай не начинать — одно и то же! Я уже говорил, и неоднократно: отвечать за два голодных рта, когда самому жрать нечего, — это не для меня.
— Но дети, Пол!..
— Ты сегодня точно не в себе. Ты что, осмелишься привести в этот мир ребенка? И это сейчас, когда оазис Трентон отказывается нас снабжать? Будешь смотреть с удовольствием, как он умирает от голода в грязи и мерзости — или живет чахлым скелетиком со впалыми щеками? А я вот не хочу.
Барбара некоторое время молчала, тихонько всхлипывая.
— Мы оба уже мертвые, — наконец сказала она. — На первый взгляд этого не так, но только на первый взгляд. Весь мир мертвый: последние тридцать лет — сплошное общее самоубийство. Я моложе тебя и ничего не помню, но я читала книжки, каким этот город был до войны — сверкающим и чистым. Война, всю жизнь война! Всю мою жизнь мы с кем-то воюем, только непонятно с кем и за что. Дали крысам сожрать наш мир, неизвестно ради чего.
— Довольно! — проворчал Каттерсон.
Однако женщина не унималась:
— Говорят, Америка лежала от побережья до побережья; говорят, она не была нарезана на узкие полоски между зонами радиоактивного заражения. Говорят, были реки и озера, фермы и еда — сколько хочешь! Захотел куда-нибудь — садишься на самолет и летишь. Почему это случилось? Почему мы — мертвые? И куда нам идти сейчас, Пол?
— Не знаю. И никто не знает, по-моему.
Каттерсон задул свечу, и стало темно.
Ноги сами вынесли его обратно на Юнион-сквер. Каттерсон стоял на Четырнадцатой улице, рассеянно перенося вес тела с носков на пятки и обратно. Голова слегка кружилась: так приближается голодная смерть. Немногочисленные прохожие безрадостно шли по своим делам; солнце ярко сияло в небе над головой.
От собственных ощущений Каттерсона отвлек топот бегущих ног и крики. Не размышляя, он спрятался за обломком стены: сказалась армейская подготовка. Подождав немного, осторожно выглянул. Четыре человека, крепких, не хуже самого Каттерсона, рыскали вдоль опустевшей улицы; один размахивал мешком.
— Ага! Вот! — крикнул тот, что с мешком.
Не веря своим глазам, Каттерсон смотрел, как четверо мужчин окружают девушку, укрывавшуюся, как и он, в развалинах неподалеку.
Бледная, тощая, оборванная, лет двадцати, не больше — в другом месте и другом мире она могла быть хорошенькой. Но здесь кожа ее огрубела, тусклые глаза ввалились, костлявые руки дрожали.
Девушка отступала, ругаясь; она явно не собиралась сдаваться.
«Не понимает. Не того они хотят…»
Каттерсон заставил себя смотреть, не покидая убежища. Лоб покрылся испариной.
Четверо мародеров подошли к девушке вплотную; фыркая, как кошка, она попыталась достать скрюченными пальцами ближайшего.
