Мария Скрягина - Секрет корпорации
На карнавал в Рио потянулись богатенькие папаши со своими семействами, большинство из «Агроэко», компании, получившей много лет назад подряд на озеленение Москвы, или «Чистокома», в свое время специализирующегося на утилизации старых транспортных средств, а теперь занимающегося мусорными отходами (слоган фирмы: «Москва — самый чистый город на Земле» с зеленым профилем храма Василия Блаженного). Сверкают бриллиантами молодые девицы, может, отпрыски древних загадочных олигархов, которые подверглись 50 лет назад экзекуции со странным названием расприватизация. Я оглядела очередь. Мне предстояло тащить что-то около ста человек. Раньше мы вдвоем проводили сто пятьдесят. Сердечко дрогнуло. Ну, ничего, приступим. Корпорация наверняка не с неба взяла такие цифры одного перехода, наверное, уж провели испытания, согласовали с медиками, школой переходов Штуцера. Так что — соберись, подруга, и вперед. Я подошла к рамке перехода или, как его еще называли, терминалу. Он представлял собой обычный проем двери с раздвижными дверцами, никелированный, с зеленой световой панелью по всему периметру, из-за чего походил на букву «П». По сути дела, это была передняя стенка лифта. Только, когда двери открывались, не было кабины — черная пустота.
— До перехода в Рио осталось 5 секунд. 1, 2, 3, 4, 5. Даю отправление.
Двери бесшумно разъехались, световая панель засияла красным светом, и я шагнула во тьму. Раз — и уже несусь вверх, вокруг меня летит пространство — разноцветное, яркое, темное, закручивающееся в спираль, в тоннель, трубу, и за мной, как бусины — оцепеневшие пассажиры. Жаль их, бедняг, они в ступоре и не чувствуют ни движения воздуха, ни скорости, ни полета, им кажется, что они стоят в комнате, набитой черной ватой.
Какое счастье каждый раз совершать переход — не передать этого чувства свободы, когда адреналин вбрасывается кровь, когда тебя не держит гравитация, когда сквозь пространство ты преодолеваешь половину земного шара.
Вдруг в следующий момент мне стало не хватать воздуха. Пространство быстро начало давить со всех сторон, сил воспротивиться не было, скорость падала. Уже был виден зеленый свет терминала, только это был свет далекой звезды. Подо мной висело сто человек, дышать было не чем, но я рванулась вперед, услышала странный хруст где-то совсем рядом и потеряла сознание от резкой боли в шее.
Вокруг все было белым, как зимой, такое впечатление, что я лежала где-то в сугробе и уже замерзла — я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, да что там, даже языком. И все же это был не сугроб. В легкие ворвался обычный больничный запах. «Наверное, у меня все поломано», — почему-то подумала я, тщетно пытаясь привести мои конечности в движение. Ну, хотя бы пальцами пошевелить! Раздались шаги, тихие, едва слышные. Здесь, наверное, в тапочках положено ходить.
— Марина! — голос Веселовского. Эй, Веселовский, ты бы еще в кадр попал, тогда бы совсем здорово было. Словно услышав меня, Серега, наконец, нарисовался перед моей кроватью. Лицо усталое, измученное, но улыбается. Да, теперь все мы с такими лицами будем ходить, пилоты-одиночки новоявленные. Как пассажиры-то там мои, я вспомнила смешного бородатого толстяка в пестрой рубашке, девочку в карнавальной юбке, женщину в нарядном вечернем платье. Попыталась поворочать языком, получилось что-то похожее на китайский.
— Лю. Ди. Как.
Веселовский вздохнул с облегчением. Может быть, врачи сообщили ему, что я буду в дальнейшей жизни немой.
— Люди нормально. Ты всех дотащила. — Тут вновь зашелестели тапки.
— Я же вам русским — русским! — языком говорю: «Подождите у входа». И что? Вы ждете? — недовольный женский голос. Потом лицо — красивое, строгое с узкими, поджатыми губами.
— Ну, как вы себя чувствуете?
— Не. Чу. Ю.
— Ничего, пройдет, вас поместили в обезболивающий кокон. Вы, извините, себе шею свернули на вашей работе. Не знаю уж, как умудрились. Придется в корсете походить. А так все в порядке. Молодой человек, прием посетителей до 19.00. Ясно? — и, зашелестев тапками, ушла.
— Я — смех, да? — представила себе как выгляжу.
— Ну да, забавно. Как космонавт в анабиозе в специальном снаряжении. Не бери в голову. Страховка покроет все расходы, тебе еще материальная помощь положена, больничный, путевка в санаторий. — Лекция на тему «Как хорошо болеть».
— Почему?
— Наверное, нагрузка была большая. Комиссия по безопасности ведет разбирательство, скоро тебя навестят. Но я не думаю, что ты виновата. Их проблемы.
— Хорошо. Живая. — И тут я заплакала.
Я жила с родителями в небольшом коттедже в Подмосковье. Дом стоял в густом сосновом бору, недалеко текла Волга. Поселок здесь был престижный, профессорский и довольно тихий. Отец у себя в кабинете писал очередной труд на тему «Культурные традиции и феномены XX века: утраченное и воспринятое», мама рецензировала дипломы по лингвистике студентов МГУ. Иногда заходил сосед-биолог Федор Игнатьевич обсудить новое постановление правительства или ход экологической реформы в Сибири, и тогда весь вечер на веранде гоняли чаи. Родители относились к моей работе без особого восторга, в семье я считалась потерянным для науки кадром и часто слышала горестные вздохи по этому поводу. Ну что поделаешь — судьба распорядилась иначе. Учеными все могут быть, а вот пилотами — единицы.
Я жила на первом этаже, в небольшой спальне с искусственным камином. Она была уютная, светлая, летом обычно окна всегда были открыты, и казалось, что сад заглядывает внутрь дома — вокруг росла долгоцветущая сирень, шиповник, смородина. Под окнами цвели ландыши и фиалки. Коттедж, как и другое современное жилье, был оборудован системой Умный дом. К примеру, ненужно было шарить в темной комнате по стене в поисках выключателя (рассказывала мама такое), достаточно было сказать вслух: «Свет». И сразу загорался светильник. Можно было просить света побольше и поменьше, вот как сейчас.
На столе стоял букетик полевых цветов, легкий ветер шевелил старорежимную тюлевую занавеску, а на моей постели, свернувшись клубком, спал молодой рысенок. Окна были открыты и он, как всегда, пробрался из леса. Умному дому разрешили его впускать. Он быстро привык к маминым котлетам, мягкому матрасу, теперь приходит, когда вздумается. Как у себя дома!
— Марина, пойдем пить чай, — Умный дом транслировал речь из одной комнаты в другую. Рысик пошевелил ухом и свернулся в еще более тугой клубок.
— Спи, котище. Что с тебя взять. — Я убрала свет и пошла на веранду.
Федор Игнатович принес к чаю шоколадно-мармеладных конфет и баночку меда.
— Маринушка, ну, как вы себя чувствуете? Мы все за вас так переволновались. Любаша просила вам пожелать доброго здоровьица, — заочная Любаша, которая к нам не ходит, нянчит профессорских внуков, всегда внимательна и добра. — Вот, послала медку.
![Николай Воронков - Порыв ветра [СИ]](/uploads/posts/books/48398/48398.jpg)