Роберт Асприн - Шуттовская рота
– Насколько я понимаю, вам приказали нести боевое дежурство, соблюдая полную тишину и засекая каждый корабль, покидающий планету. И не было никакого разрешения для каких-либо кораблей производить бомбардировку.
– Но у меня не было и приказа не делать этого! Сражение как правило заканчивается в пользу той стороны, которая при удобном случае захватила инициативу.
Брови у Бикера выразительно взметнулись вверх.
– Сражение? А мне что-то показалось, что никакого ответного огня не было.
– Так именно потому я и предпринял эту акцию. Наши средства обнаружения показали, что противник снял свою защитную сеть, и я решил, что при быстром маневре мы сможем справиться с ними даже самым малым огнем и быстро и окончательно подавить весь этот мятеж.
– А он и без того был уже почти подавлен, – сухо заметил Бикер. – Именно поэтому и была снята заградительная сеть.
– Но я не знал этого! Я только видел, что защита снята и…
– И приказали пилоту, находившемуся на боевом дежурстве, начать обстрел. Во все времена это приводило к разжалованию капитана корабля.
– Но это же самый заурядный случай нарушения системы связи, – едва не закричал лейтенант, избегая взгляда своего собеседника. – Интересно, до какой степени безумия они могут дойти? Ведь мы намеренно избегали целиться в людей, так что никто при этом не пострадал.
Бикер с невинным видом уставился в потолок.
– Я слышал, что материальный ущерб превысил десять миллионов…
– Ха. Я же сказал им, что я…
– …и что вы разнесли в клочья их флаг, причем в тот самый момент, когда он поднимался перед началом церемонии…
– Ну, это было…
– …а также огнем был уничтожен личный космический корабль посла, что и было самым неразумным поступком, ведь именно наш посол…
– Но они не зажгли опознавательные бортовые огни!
– Возможно, потому, что боевые действия были прекращены.
– Да, но я… Ох, будь все это проклято!
Лейтенант неожиданно прекратил возмущаться и перестал ходить по комнате. Он медленно опустился на диван напротив Бикера.
– Как ты думаешь, Бик, как они поступят со мной?
– Дабы не рисковать прослыть нелояльным, сэр, – заметил дворецкий, вновь принимаясь за свой компьютер, – я бы не стал высказывать предположения на этот счет.
Военный трибунал по делу младших офицеров предполагал в своем составе только трех человек. Атмосфера напряженности, к сожалению нависшая над заседавшими, определялась главным образом присутствием старшего офицера.
Следует заметить, что у каждого человека, служащего в Легионе, было три имени: его прежнее имя, полученное при рождении, имя, выбранное при поступлении на службу в Легион, и прозвище, которое давали ему сослуживцы. Во всех записях канцелярии фигурировало второе имя, но звали людей обычно по третьему, прозвищу, полученному на службе за свои качества и поступки, хотя очень немногие офицеры официально признавали клички, которыми их наградили нижние чины.
Полковник Секира представляла один из редких случаев, когда имя, выбранное ей самой, и полученное прозвище соответствовали одно другому. Это была скучного вида женщина с лошадиным лицом и пронзительным взглядом постоянно настороженных глаз, в которых не было даже намека на страх. Чопорный покрой ее мундира усиливал и без того в значительной степени неблагожелательное отношение к ней тех легионеров, кому нравилась более изящная и яркая по расцветке одежда. Атмосфера строгости, окружавшая ее, которую можно было даже назвать пугающей, – очень мало способствовала тому, чтобы люди шли на контакт с ней, и еще меньше тому, чтобы желать привлечь к себе ее внимание.
Уже одного этого было достаточно, чтобы вызвать полный дискомфорт у двух других членов суда, но было и еще кое-что, гораздо более значительное. Эта дама-полковник совершенно неожиданно явилась сюда из главной штаб-квартиры Легиона специально для того, чтобы контролировать ход военного трибунала, и поскольку она сделала все, чтобы ограничить свой визит строго официальными рамками, простая логика подсказывала, что она постарается как можно скорее закончить с предварительным обсуждением и перейти к делу. Выводы, которые следовали из этого, были предельно просты: в штаб-квартире проявляли к этому делу особый интерес и хотели быть уверены во вполне определенном его исходе. Вопрос состоял лишь в том, что ни один из двух других офицеров не имел ни малейшего понятия, каким должен быть этот исход. Поскольку их мнения сводилось, в общем-то, к тому, что лейтенант в назидание должен получить хороший урок, они пришли к соглашению, что вести себя следует достаточно осторожно, разыгрывая комбинацию "хороший-плохой" до тех пор, пока не поступят какие-либо четкие указания от председателя суда. Однако прошел уже целый час, а полковник так и не сделала ни одного намека относительно той линии, которой собирается придерживаться, со спокойствием на лице продолжая выслушивать двух "спорщиков".
– Может, вы хотите еще раз просмотреть досье?
– Зачем? Там ведь ничего не изменилось! – почти прорычал майор Джошуа. Оливковый цвет его лица и природная энергия однозначно отводили ему роль "плохого парня". Но он уже устал от этой игры и безуспешно пытался осмыслить происходящее. – Мне не понятно, почему мы до сих пор продолжаем обсуждать это! Парень совершенно однозначно виновен, дьявол его забери, и даже сам черт согласился бы с этим! И если мы не накажем его, то всеми это будет воспринято, как отпущение грехов.
– Послушай, Джош, я имею в виду майор, но ведь есть же смягчающие обстоятельства.
Грузный капитан Пухлик без труда справлялся с ролью "хорошего парня", исполняя обязанности адвоката дьявола. Защищать обвиняемых у него уже вошло в привычку, хотя данное дело было слишком трудным даже для его великодушия и терпимости. Но, тем не менее, он смело бросился давать отпор.
– Мы ведь требуем от наших младших офицеров, чтобы они проявляли инициативу и приобретали навыки руководителя. Но при этом если всякий раз, когда происходит что-то неординарное, мы будем резким шлепком осаживать их, то они очень скоро потеряют охоту делать то, что не предписано приказом или не оговорено в Уставе.
Майор фыркнул, выражая полное несогласие.
– Ничего себе – стимул! Да это чистейший кровожадный оппортунизм! По крайней мере, так отзываются об этом средства массовой информации, если я не ошибаюсь.
– Но ведь мы же не позволяем присутствовать журналистам при наших обсуждениях наказаний?
– Согласен, не позволяем, – согласился Джошуа. – Но полностью игнорировать общественное мнение мы все равно не можем. Ведь Легион – это одна из основ целой системы, и катастрофы, подобные этой, могут у многих вызвать отношение к нему как прибежищу преступников и неудачников.
