Алексей Калугин - Сережик
Какой-либо постоянной работы Сережик не имел, перебиваясь поденщиной. Он помогал соседям вскапывать огороды, копать картошку, обирать с ботвы колорадских жуков, иногда убирал навоз на ферме или пас деревенский скот.
Петрович, имевший собственную небольшую пасеку, пытался пристроить Сережика к ульям, обещая регулярно выплачивать зарплату не деньгами, так медом, но, походив пару дней за пчелами, Сережик потерял к этому делу всякий интерес и, честно предупредив Петровича о том, что бросает работу, на пасеке больше не появлялся.
Насколько я мог заметить, газет и журналов Сережик в руки не брал, зато книги читал запоем. Каждую неделю в среду, даже если лил нескончаемый дождь и дорога, полускрытая водой, превращалась в жидкую хлябь, Сережик садился на велосипед и ехал в библиотеку менять книги.
Заинтересовавшись этим Сережиковым пристрастием, я как-то раз сам дошел до соседней деревни и, зайдя в библиотеку, попросил работавшую там девушку показать мне список книг, которые берет читать Сережик. Молоденькая библиотекарша густо покраснела. Глаза ее быстро забегали по моей майке, надпись на которой вопрошала: «Рок-н-ролл мертв?»
— Ой, вы знаете, я даже не записываю за ним, — едва слышно залепетала она. — Он очень аккуратный и всегда возвращает книги в срок.
Должно быть, по причине того, что прежде к ней никто с такими вопросами не обращался, она приняла меня за ревизора или за какое иное высокое начальство.
Я поспешил успокоить ее, заверив, что не вынашиваю никаких коварных замыслов, а просто хочу узнать, что любит читать Сережик, чтобы приобрести ему в подарок соответствующую книгу.
Девушка немного приободрилась.
— Ой, да вы знаете, он перечитал все, что у нас есть! Наверное, уже по третьему кругу пошел!
В деревне Сережика никто не обижал и не дразнил, даже ребятишки, которые, бывает, творят зло походя, с детской непосредственностью, даже не задумываясь о последствиях содеянного. Как мне показалось, его даже немного побаивались. Я относил это на счет исторической памяти народа, верящего в некие мистические способности убогих и юродивых.
Вскоре это мое предположение получило подтверждение.
Сельмаг в деревне работал по довольно-таки своеобразному графику, и покупателям, тем, которые приходили, доверившись вывеске с указанием часов работы, порой приходилось изрядно потомиться перед закрытой дверью, дожидаясь прихода продавщицы по имени Алевтина, женщины дородной, а потому основательной и неторопливой.
На пятый или шестой день своего пребывания в Никитино я пришел в сельмаг со списком продуктов, составленным для меня бабой Катей. Подергав для верности запертую дверь, я обошел магазин сбоку, чтобы попытаться укрыться от палящего полуденного солнца в узкой полоске тени, отбрасываемой скатом крыши. Там уже сидела, обмахиваясь платком, женщина, у которой баба Катя брала для меня молоко. Я поздоровался и сел рядом. Мы обменялись парой обычной в таких случаях фраз, посетовали на нестерпимую жару да на вечно опаздывающую Алевтину. И вдруг моя собеседница сняла с колен свою клетчатую сумку, повернулась всем корпусом в мою сторону и без всякой связи с предыдущим очень серьезно произнесла:
— Вы Сережика-то не обижайте.
— Да ну, что вы!..
— Сережик — он парень хороший, добрый, — продолжала она, как будто даже и не заметив моего возмущенного восклицания. — Но знает он слова заветные, а поскольку умишка у него маловато, то и пользуется ими бестолково. У нас, почитай, каждая баба в округе как забеременеет, так к Сережику бежит. Сережик точно скажет и когда родить ей, и кто родится — мальчик или девочка. Но вот если обидится Сережик на кого, то может беды наделать. Не со зла, а по неразумению.
Женщина так увлеклась рассказом, что даже обмахиваться перестала.
— И каких же бед может понаделать Сережик? — спросил я.
— За других говорить не стану, но могу рассказать, что со мной приключилось. — Женщина сделала артистичную паузу, чтобы убедиться в том, что слушаю я ее с предельным вниманием. — Два года назад это было, в конце осени, как раз после октябрьских праздников. Сижу я в хлеву, дою Ленку — корову мою так звать. Вдруг заходит Сережик и говорит: «Тетка Наталья, дай молочка парного попить». Любит он парное молочко, а я ему никогда и не отказываю. И в этот раз хотела налить, потянулась за кружкой, да весь подойник на землю и опрокинула. Обидно мне стало, жалко молока. «Все из-за тебя, бестолочь проклятая! — кричу на Сережика. — Лезешь под руку! Уходи, не будет тебе никакого молока!» Не знаю уж, на что он сильнее обиделся — на то, что я его бестолочью назвала, или что молока дать отказалась, — только сильно обиделся. «Ладно, — говорит, — я уйду, да только и тебе молока больше не будет». Спокойно так сказал, без злобы. А после развернулся и вышел. И что вы думаете, на следующий день занемогла моя Ленка! С виду-то она вроде как здоровая — ест хорошо, не плачет, ни на что не жалуется, а только как сяду я ее доить, так из вымени течет не молоко, а дрянь какая-то вонючая, вроде как простокваша с гноем. Три недели так прошли. Ветеринар с фермы приходил Ленку посмотреть. Головой покачал, какие-то мази назначил, да только все без толку оказалось. Тогда пошла я в магазин, купила кило шоколадных конфет и — к Сережику. «Прости, — говорю, — Сережик, если я невзначай тебя чем обидела. А как Ленка выздоровеет, приходи молочко пить, никогда отказа тебе не будет». Сережик из всего пакета только одну конфетку-то и взял. «Спасибо, — говорит, — тетка Наталья. Прости и ты меня: если я тебя и обидел, так не со зла. И желаю твоей коровке поскорее поправляться». И, скажи на милость, на следующий же день у Ленки из вымени чистое молоко пошло, как и прежде!
Закончив рассказ, женщина умолкла. При этом она смотрела на меня, не отводя глаз в сторону и даже не моргая.
Выслушать подобную историю от живого свидетеля мне довелось впервые, поэтому я не знал, какой реакции ждет от меня рассказчица. Чувствуя, что пауза затягивается, я не нашел ничего лучшего, как только с наисерьезнейшим видом спросить:
— А где же научился Сережик таким фокусам?
— Это история давняя… — начала было моя собеседница, но в этот момент забряцали ключи и раздался зычный голос Алевтины:
— Ну что, нет никого, что ли? Зря я, что ли, пришла?
Тетка Наталья проворно вскочила на ноги, схватила свою сумку и заговорщицки шепнула мне:
— В другой раз доскажу. — Кинулась на зов. — Алевтина, сахар-то будешь продавать?!
Да, когда напоминает о себе суровая правда жизни, места для тайн и чудес не остается…
Вернувшись домой, я пересказал только что услышанную историю бабе Кате.
