Ли Брэкетт - Последние дни Шандакора
Последние дни Шандакора
1
В винный погребок вошел незнакомец в темно-красном плаще. Лицо его было скрыто низко задвинутым капюшоном. В дверях он на мйг остановился, и одна из изящных темных хищниц, что всегда обитают в подобных местах, подошла к нему, позвякивая серебряными колокольчиками — кроме них на ней почти ничего не было.
Я видел, как женщина улыбнулась человеку в плаще. И вдруг улыбка застыла на ее лице, а с глазами как будто что-то случилось. Она больше не смотрела на незнакомца, она смотрела сквозь него, причем возникало странное впечатление, что он просто стал невидим.
Женщина прошла мимо. Я не заметил, подала ли она какой-нибудь знак окружающими но вокруг незнакомца мгновенно образовалось пустое пространство. И никто на него не смотрел. Люди не отворачивались, они просто не замечали вошедшего.
Незнакомец начал пробираться сквозь толпу. Он был очень высоким и двигался с плавной и мощной грацией. Люди словно, случайно отходили с его цуги. Воздух казался густым от резких запахов и пронзительного смеха женщин.
Два высоких, сильно захмелевших варвара затеяли драку, вспомнив о какой-то давней межплеменной вражде, и ревущая толпа расступилась, чтобы очистить, для низе место. Серебряная свирель» барабан и местная арфа наполняли комнату древней дикой музыкой. Гибкие коричневые тела мелькали и кружились среди Смеха, криков и дыма.
Незнакомец шел, не обращая внимания на шум, не касаясь никого, невидимый» одинокий. Проходя мимо, он взглянул в мою сторону — быть может, потому, что я один из всей толпы не просто видел его, а смотрел, не отрывая глаз. Его черные глаза сверкнули из-под капюшона, как горящие угли. В них читались страдание и гнев.
Я мельком увидел скрытое капюшоном лицо. Только мельком, но этого было достаточно. Зачем ему понадобилось показывать мне свое лицо в барракешском винном погребке?
Незнакомец прошел дальше. В темном углу, куда он направлялся, не было места, но оно немедленно образовалось: целое кольцо свободного места, отделяющий незнакомца от толпы ров вокруг замка. Я видел, как он сел и положил монетку на край стола. Подошла служанка, взяла монетку и поставила на стол кружку вина. Выглядело это так, будто она обслуживала пустой стол.
Я повернулся к Кардаку, своему главному погонщику, типичному шани с массивными плечами и гривой нестриженых волос, завязанных замысловатым узлом — знаком его племени.
— Что все это значит?
Кардак пожал плечами:
— Кто знает? — Он встал, приглашая меня последовать своему примеру. — Пойдем, Джонросс. Пора возвращаться в караван-сарай.
— У нас еще куча времени до выхода. И не лги мне, я не первый день на Марсе. Кто этот человек? Откуда он?
Барракеш — ворота Между севером и югом. Давным-давно, когда на южном и экваториальном Марсе еще существовали океаны, когда Валкис и Джекарра были оплотом империи, а не воровскими притонами, через Барракеш, лежащий на краю Пустынных Земель, шли и шли в обе стороны огромные бесчисленные караваны, и так в течение многих тысячелетий. Барракеш всегда был полон чужеземцев.
На изъеденных временем каменных улочках можно встретить высоких келшиан — жителей холмов, кочевников с высоких равнин Верхнего Шана, темнокожих поджарых южан, выменивающих сокровища разграбленных храмов, прожженных бродяг космоса из Кахоры и торговых городов, где есть космопорты и прочие блага современной цивилизации.
Незнакомец в красном плаще не был похож ни на кого из них.
Лишь на миг он показал мне свое лицо, но я — планетарный антрополог. Предполагалось, что я составляю этнологическую карту Марса. Я действительно этим занимался и даже чудом сумел получить грант от Земного Университета, где никто не сообразил, как безнадежна эта задача на Марсе с его необозримой историей.
В Барракеше я готовился к годичной экспедиции по изучению племен Верхнего Шана. И тут мимо меня проходит человек с золотистой кожей и не по-марсиански черными глазами, человек, лицо которого не принадлежит ни к одному из известных мне типов. Оно немного напоминало каменные лица фавнов.
— Время идти, Джонросс, — повторил Кардак. Я посмотрел на незнакомца, пьющего свое вино в молчаливом одиночестве.
— Ладно, спрошу у него самого.
Кардак вздохнул:
— Земляне обделены мудростью…
Он повернулся и ушел, оставив меня одного.
Я пересек комнату и подошел к незнакомцу. Очень учтиво на древнем марсианском языке, которым пользуются во всех городах Нижних Каналов, я спросил у него разрешения присесть.
Незнакомец посмотрел мне прямо в глаза своим гневным страдающим взглядом. В нем горели ненависть, презрение и стыд.
— Какого, ты племени, человек?
— Я землянин.
Он повторил это слово с таким видом, будто слышал его раньше и пытается вспомнить, что же оно значит:
— Землянин… Тогда правду разносят ветры пустыни о том, что Марс мертв и люди других миров оставляют следы в его пыли.
Чужак оглядел винный погребок и всех тех, кто не признавал его существования.
— Перемены, — прошептал он. — Смерть и перемены. Ничто не вечно.
Мускулы на лице незнакомца напряглись. Он выпил, и теперь я заметил, что пьет он уже давно — несколько дней, а быть может, и недель. Тихое безумие владело им.
— Почему люди избегают вас? Он засмеялся сухо и горько:
— Только человек с Земли может не знать ответа. Новая, неизвестная раса! — думал я. Я грезил о славе, которая ждет человека, открывшего что-то новое, о Кресле (с большой буквы!) заведующего кафедрой, которое станет моим, если я добавлю еще одну яркую страницу в призрачную мозаику марсианской истории. К тому времени я уже немного перебрал. Кресло мне виделось высотой в милю и из чистого золота.
— Я побывал, наверное, во всех трактирах, какие есть в этой пыльной дыре под названием Барракеш. Везде одно и то же — меня больше нет. — Под тенью капюшона блеснули белые зубы. — Мой народ… они были мудрее. Когда умрет Шандакор, мы все умрем, и не важно, живы ли наши тела.
— Шандакор? — спросил я. Это имя прозвучало как звон дальних колоколов.
— Откуда землянину знать? Да, Шандакор! Спроси у людей из Келша и Шана! Спроси королей Мекха, там, за полсвета отсюда! Спроси у всех людей на Марсе — они не забыли Шандакор! Но тебе они ничего не скажут. Это имя для них— горечь и стыд.
Он смотрел поверх толпы, клубящейся в тесной комнате и выплескивавшейся на шумную улицу.
— И вот я здесь, среди них — погибший.
— Шандакор мертв?
— Умирает. Нас было трое — тех, кто не хотел умирать. Мы пошли на юг через пустыню. Один повернул назад, один погиб в песках, а я пришел сюда, в Барракеш.
