Виталий Бабенко - ТП (Повесть временных лет)
С той поры прошло меньше года, за этот срок техника телепортации на глазах Филина сделала резкий рывок вперед. ТП-каналы известны всем и каждому с детства, но о ТОПках широкая публика тогда ничего не знала, о ТИПах тоже имел представление только очень небольшой круг лиц. Публика пользовалась стационарными ТП-кабинами и ТП-камерами, и, разумеется, не всякому это было по душе. По чести говоря, защитников ТП было куда меньше, чем недовольных. Граждане реагировали по-разному. Одни кашляли в кулак и безмолвно роптали, другие, подавляющее большинство, обрушивали на министерство транспорта лавины письменных, видео- и компьютерных жалоб, третьи — наиболее отчаянные головы и пытливые умы — заваливали Комитет по изобретениям доморощенными проектами усовершенствования телепортации.
Иван Данилович относился к первым. Он, в общем-то, безропотно сносил все причуды телепортационных станций, но дело в том, что работал Филин в видеогазете «Накануне» и постоянно пропадал в командировках по наказам зрителей, поэтому раздражение от неполадок в ТП-системе накапливалось постепенно и в нем, человеке тихом и доброжелательном. И Филин тоже вынашивал идею гневного видеописьма в высокие инстанции.
Судите сами, ТП-перенос — это, конечно, хорошо: мгновение, и ты уже за десять тысяч (или за миллион) километров от исходного рубежа. Но вот беда: войти в природный ТП-канал можно только в определенной точке — в узле или так называемой пучности, — а эти узлы и пучности расположены в пространстве крайне неравномерно и притом порой в совершенно неудобных местах. Счастье, если узел обнаруживается на поверхности земли или невысоко от нее — как, например, в Киеве, где таких точек целый десяток. Гораздо чаще пучности встречаются под землей или под водой, тогда строительство ТП-станций — целая проблема. В Кимрах, скажем, чтобы воспользоваться ТП-камерой, надо спуститься на пять километров под землю.
В Москве всего три узла. Центральный — в Екатериновке — всегда страшно загружен. Высотный расположен в стратосфере, на высоте двенадцать километров, — туда добираются самолетами, но пользоваться ими тягомотно: летающую платформу то и дело относит от пучности, и нужно всегда долго ждать, пока пилоты ювелирно подгонят станцию к нужной точке. Наконец, есть ТП-станция в Малаховке. Она размещается на верхушке огромного пилона высотой восемьсот метров.
Вот как раз этой станцией Филин чаще всего и пользовался. А раздражало его — и всех остальных пассажиров — больше всего то, что ТП-каналы вели себя совершенно непредсказуемо. Сейчас канал открыт (или, говоря языком специалистов, разомкнут), а через три минуты — тю-тю: пространство сомкнулось. Сиди и жди, пока канал откроется снова. Причем это может случиться через пять минут, а может — через двое суток. И ничего не поделаешь — природа!
Главное же неудобство Малаховской станции заключалось в том, что зал ожидания находился внизу, у подножия пилона. С технической точки зрения это было вполне обоснованно: поди размести помещение на тысячу мест на вершине почти километровой башни, но — только с технической. Человеческая психология с указанным обстоятельством мириться никак не хотела.
В тот день Иван Данилович добрался до Малаховки на монорельсе. Вошел в здание ТП-станции и обрадовался: канал был открыт. Возле ближайшего регистрационного терминала пассажиров не наблюдалось. Филин подошел к ярко-желтому ящику и сунул в щель свой «вечный» билет. Машина щелкнула. Вытянув билет, Филин увидел, что на нем светится число 1014. Значит, в очереди он был тысяча четырнадцатым. Цифирки мигнули, и вместо четверки загорелась тройка — очередь двигалась.
Ждать пришлось часа полтора, не меньше. Когда на билете засветилось число 200, Филин, действуя по всем правилам, покинул зал ожидания и направился к подъемникам. Пятьдесят лифтов действовали бесперебойно: за считанные минуты они доставляли пассажиров на восьмисотметровую высоту и выплевывали порции людей в «редуктор» — большой зал на верхушке пилона. По редуктору петляла бесконечная очередь, головой упиравшаяся в малахитовые двери под большим розовым табло. Каждые пять секунд на табло вспыхивала надпись: «Свободно», — и каждые пять секунд очередной пассажир отправлялся в мгновенное путешествие через внепространство.
Вместе с десятком пассажиров Филин вошел в зеркальную кабину лифта, и подъемник начал стремительный разбег. Секунд через двадцать он вдруг резко затормозил, качнулся и остановился. Свет в кабине погас. Наступила звенящая тишина. Кто-то тоскливо вздохнул. Кто-то тихо выругался.
Филин поднес к глазам билет. Каждые пять секунд светящееся число уменьшалось на единицу.
165… 164… 163… 162…В черноте кабины зажглись и стали двигаться другие зеленоватые огоньки — это остальные пассажиры вытащили билеты и стали разглядывать знаки судьбы.
Сосед Филина справа тяжело засопел и принялся методично колотить кулаком по кнопкам пульта. Безрезультатно.
131… 130… 129… 128…Сосед слева подпрыгнул и закричал:
— Эй! Кто-нибудь! Мы застряли! Вы слышите? Мы застряли и опаздываем!
93… 92… 91… 90…«Черт!» — подумал Филин.
47… 46… 45… 44…Его очередь должна была подойти через 3 минуты 40 секунд. Подъем на исправном Лифте занимает 3 минуты 20 секунд.
— Черт!!! — закричал Филин и тоже ударил кулаком по пульту.
Вспыхнул свет. Лифт вздрогнул и поехал вниз.
В секции регистрации Иван Данилович — злой и растрепанный — снова сунул билет в щель терминала. На этот раз компьютер был более милостив: светящийся штамп показывал число 729. Ждать предстояло всего какой-то час.
Чтобы убить время, Филин, тоскуя, принялся слоняться по залу ожидания, прислушиваясь к праздным разговорам.
— …А между прочим, один мой сослуживец, Полосатов, через это тепе выговор получил. Он, видите ли, живет-то в Моршанске, у них там с тепе-станциями дело хорошо обстоит, а работаем мы в Крылатском, тренерами. Вот он и прыгает каждый день по два раза: Моршанск — Екатериновка, Екатериновка — Моршанск. А в один прекрасный день мы утром — хвать: нет Полосатова. Туда-сюда, звоним в Моршанск, говорят — отбыл на работу. Ну ничего себе?! Ни хрена не понятно! Через три дня объявляется — бритый такой, чистенький, одеколонистый. Где был, что делал? — спрашиваем. Тут, мол, без тебя пять гонок прошло. Скандал. А он: ничего не знаю, я как вошел в кабину в Моршанске, так в Екатериновке и вышел, никаких трех дней не было, а ровно одна секунда, так что прогул пусть тепе оплачивает. Ну, тепе не тепе, а выговор Полосатову все равно влепили. За моральную недостаточность…