Герман Оберт - В ракете на Луну
Теперь работала нижняя водородная ракета. Нам казалось, что мы находимся на спине какого-то гигантского животного, пытающегося приподняться вместе с нами. Пыхтенье помп, накачивавших горючее в распылители, создавало иллюзию дыхания этого чудовища. Один раз дюзы этих помп издали даже какой-то глухой, хриплый рев и все вещи в наблюдательной камере затрещали. Но Мюллер сумел привести все в порядок и разразился градом упреков по поводу человеческой недобросовестности вообще и недобросовестности старшего монтера в частности.
Через две минуты было израсходовано горючее и у этой ракеты и начала работать верхняя водородная ракета. Она играла гораздо более важную роль, чем две остальные. Порча последних вызвала бы только прекращение полета и падение на землю. Порча же верхней водородной ракеты угрожала бы нашей жизни. Вот почему лучшие германские инженеры и механики работали над ней чуть не целый год. Но зато она представляла собою шедевр техники. Работала она великолепно.
У меня уже исчезло ощущение, что я нахожусь на теле, движущемся с ускорением. Мне казалось только, что я стал какой-то удивительно тяжелый и тонкий. Через две минуты приток горючего был прекращен, а еще через две секунды исчез всякий эффект ускорения. Я свободно покачивался в середине наблюдательной камеры.
— Ну-с... — проговорил Мюллер, — свернем гамаки и устроимся поудобнее.
Отправляясь в путешествие вокруг луны, я знал, что мне придется пережить много неожиданностей, но я все же был потрясен всем происходившим со мною. Я свободно парил в камере; самого незначительного движения было достаточно, чтобы перенестись в любое место камеры. Только сейчас я заметил целый ряд ременных поручней, висевших всюду по стенам. Не будь их, нам не удалось бы найти твердой точки опоры.
Окна[2] излучали какой-то холод и темноту, хотя в тех местах камеры, куда падал необычайно яркий солнечный свет, вскоре стало довольно жарко.
Само солнце напоминало ослепительный диск на совершенно черном небе. Защитив глаза рукой от света, я стал постепенно различать на небе отдельные звезды. Они казались мне ярче, чем в самую темную ночь. Небо не было иссиня-черным, как у нас по ночам, а имело своеобразный буроватый оттенок, как покрытая сажей фарфоровая пластинка. Около Млечного пути небо было светлее.
Не совсем темный цвет неба объясняется присутствием множества невидимых неподвижных звезд, а буроватый оттенок — отсутствием синеватого отсвета нашей атмосферы.
Нам казалось, что мы парим посредине какого-то неизмеримо огромного шара. С одной стороны виднелась земля, занимавшая приблизительно третью часть нижнего небесного полушария. С другой стороны пылало солнце, окруженное своеобразным светлым блеском, который имел форму продолговатого четырехугольника. Это так наз. зодиакальный свет, вызванный чрезвычайно малыми зернышками пыли, носящимися вокруг солнца. Затенив глаза от солнца ладонью, я увидел, что оно окружено лучами. Это и есть солнечная «корона», видимая с земли только при полном солнечном затмении. Неподалеку от солнца виднелся довольно светлый диск, похожий на круглое матовое стекло, — это была луна. Она повернулась к нам своей ночной стороной и была освещена только с земли. Лишь через два дня мы смогли бы наблюдать ее при солнечном свете. Поразительная картина!..
Самого незначительного движения было достаточно, чтобы перенестись по воздуху в любое место камеры...
Но нельзя сидеть сложа руки, — надо производить астрономические наблюдения. Под парашютом у нас помещалось большое вогнутое зеркало, которое служило объективом для нашего телескопа, а небольшой бинокль в наблюдательной камере играл роль окуляра. В трубах с темной внутренней поверхностью не было никакой надобности, так как небо было черным, не было надобности и в тяжелых штативах для установки телескопа; отдельные части были лишены веса, их можно было поставить так, как это нам было удобно. Те приспособления, которые на земле служат опорой для всего телескопа, здесь оказывались совершенно излишними. Телескоп увеличивал приблизительно в 100.000 раз, — мы могли позволить себе такую роскошь, так как здесь не было мерцающего воздуха.
— Надевайте ваш защитный костюм, — проговорил Мюллер, мы выйдем из наблюдательной камеры, и вы поучитесь передвигаться в космическом пространстве.
Мы надели резиновые защитные костюмы, обтянутые тонкими полосками блестящей жести, которые защищали ткань от разрыва. Шлем из эластичной прозрачной массы закрывал лицо. За спиной у нас были резервуары со сжатым воздухом, его хватало на час-полтора. Воздух мы вдыхали через резиновую трубку с едким кали, который связывал углекислоту. Мы могли выпускать воздух наружу через особый клапан, и тогда в результате отдачи происходил толчок в обратном направлении. Таким образом, мы могли двигаться. Чтобы иметь возможность вернуться на ракету, мы привязали себя шнурками к наблюдательной камере. В эти шнурки были вплетены телефонные провода, так что «пловец в эфире» мог разговаривать с человеком, находящимся в наблюдательной камере. Благодаря телефону мы могли переговариваться и друг с другом.
Мюллер стал объяснять мне наружное устройство камеры.
— Как вы видите, камера с одной стороны обтянута тонкой черной бумагой, плотно прилегающей к стенке камеры. Вы знаете, что солнце не нагревается безвоздушное пространство, но зато нагреваются тела, на которые падают солнечные лучи. При этом черные поверхности нагреваются сильнее, чем светлые, но зато излучают больше теплоты. Здесь солнечная теплота незначительна, и потому мы подвергаем действию солнечных лучей черную поверхность, а светлую поверхность отводим в тень. Если мы приблизимся к солнцу, нам придется поступать наоборот. Благодаря этому мы можем иметь в нашей наблюдательной камере любую температуру.
Окна камеры снабжены отражающими жестяными ставнями, которые можно открывать и закрывать из самой камеры. Эти ставни предупреждают воспаление глаз, неизбежное в том случае, если бы глаза все время подвергались действию солнечного света. Во-вторых, ставни принесут нам большую пользу, когда мы будем лететь в холодной тени, какого-нибудь более крупного небесного тела. Тогда мы сбросим черную бумагу и закроем все ненужные нам ставни. Вам, профессор, конечно, известен принцип термоса? Отражающий сосуд, окруженный безвоздушным пространством, не может отдавать своего тепла, так как безвоздушное пространство не является проводником тепла. Следовательно, только путем излучения может быть отдано незначительное количество тепла, так как отражающий сосуд не позволяет теплоте излучаться, и в результате содержимое остается теплым. Точно такое же явление происходит и здесь, Отражающая наблюдательная камера, окруженная безвоздушным мировым пространством, является огромным термосом. Теперь мне хочется показать вам черную трубу, которая проходит по теневой стороне, делая много завитков, а затем с таким же количеством завитков проходит по солнечной стороне и возвращается в камеру.