Артур Конан Дойл - Серебряное зеркало
11 января. Все хорошо, и мне удалось сделать изрядную часть работы. Я опутываю сетью — виток за витком — это грузное тело. Но если меня подведут нервы или мне недостанет сил, — смеяться последним будет он. Зеркало оказывается чем-то вроде барометра, свидетельствующего о степени моего утомления. Каждую ночь, складывая работу, я смотрю, не затуманилось ли оно.
Доктор Синклер (он, кажется, в некотором роде психолог) настолько заинтересовался моим случаем, что зашел сегодня вечером взглянуть на зеркало. Я показал ему с трудом обнаруженную неразборчивую надпись, сделанную на обороте рамы. Он рассматривал надпись в лупу, но не пришел ни к какому выводу. В конце концов он прочел ее как «Sane. X. Pal.», но и это не дало нам ничего определенного. Доктор порекомендовал мне перенести зеркало в другую комнату, но ведь что бы мне ни мерещилось в зеркале, это, по мнению доктора, лишь симптом. Опасность заключается в том, что эти симптомы вызывает. Двадцать гроссбухов — а не серебряное зеркало — вот что стоило бы унести отсюда подальше, если бы это было возможно. Сейчас я работаю над восьмым.
13 января. Быть может, зеркало все же следовало бы убрать. В последнюю ночь благодаря ему мне довелось пережить ощущения, ни с чем не сравнимые. Они настолько захватили меня, что теперь ни за что не стану убирать зеркало.
Думается, было около часу ночи, я приводил в порядок книги, прежде чем идти спать, как вдруг увидел перед собою ее. Небольшого роста фигура дамы была видна очень отчетливо, и каждая черта, каждая деталь ее одежды запечатлелись в моей памяти. Она находится у самого левого края зеркала. Рядом с ней кто-то, едва видимый, — я сумел различить, что это мужчина — припадает к земле — а за ними туман, в котором угадываются мелькающие фигуры. Нет, передо мною отнюдь не картина. Это живая сцена, происходящий на моих глазах эпизод. Женщина мертвеет и дрожит. Мужчина рядом с ней сжимается в комок. Мечутся тени, неясно обозначившиеся в темноте. Все мои страхи улетучились, я сгорал от любопытства. Было бы просто безумием, увидев так много, не смотреть больше.
Теперь наконец я могу описать женщину вплоть до мельчайших подробностей.
Она очень красива и совсем молода — ей не больше двадцати пяти лет, насколько я могу судить. Волосы ее, прекрасного каштанового оттенка, отливают золотом. Маленькая плоская шапочка углом ложится на лоб, кружевная, шитая жемчугом. Лоб высокий, возможно, слишком высокий для идеальной красавицы, но ничего иного нельзя себе вообразить, поскольку он придает властность и силу ее женственному и нежному лицу. Тяжелые веки под изяшно выгнутыми бровями, глаза — огромные, темные, полные захлестнувших ее чувств, ненависти или ужаса, противоречат ее гордости и самообладанию, позволяющему ей сохранять присутствие духа. Щеки мертвенно бледные, губы белые от испытываемой муки, изящная линия подбородка и шеи. Женщина сидит, наклонясь вперед, в кресле, напряженная и застывшая, оцепенев от ужаса. На ней платье черного бархата, драгоценный камень пламенем горит на груди, и золотое распятие поблескивает в складках материи. Кто она, знатная дама, чей облик продолжает жить в старом серебряном зеркале? Что за злодеяние оставило в зеркале отпечаток, который и сейчас, в иную эпоху волнует душу?
Еще одна подробность: слева, на юбке ее черного платья была, как я решил поначалу, скомканная белая лента. Затем, вглядевшись, — а может быть само видение постепенно обрело ясность, — я различил, что это. Рука мужчины, скорчившегося на полу, пораженного ужасом, судорожно комкала ткань платья. Фигура его оставалась туманным абрисом, но эта напряженная рука ярко выделялась на темном бархате, заставляя предчувствовать какую-то трагедию. Этот человек испуган — страшно испуган. Для меня это несомненно. Что так устрашило его? Почему он уцепился за платье женщины? Все дело в движущихся на заднем плане фигурах. В них таится опасность и для него, и для нее. Зрелище захватило меня. Я позабыл о своих нервах и смотрел не отрываясь, как в театре. Но что случилось дальше, увидеть не мог. Туман стал редеть. Можно было только уловить порывистые стремительные движения неясных фигур. Затем зеркало снова прояснилось.
Доктор считает, что мне следует прервать на день работу, и я могу себе это позволить, так как за последнее время успел сделать довольно много. Очевидно появление видений целиком зависит от состояния моих нервов, доказательством может послужить мое часовое сидение перед зеркалом сегодня вечером, не давшее впрочем никаких результатов.
Мой отдых рассеял все видения. Хотелось бы мне знать, удастся ли когда-нибудь постичь, что все это значит? Сегодня вечером я как следует рассмотрел зеркало под яркой лампой, и кроме таинственной надписи «Sane.X.Pal.» сумел различить какие-то геральдические знаки, еле заметные на серебре. Думается, они очень древние, поскольку почти стерлись. Как мне удалось разобрать, это три наконечника копья — два сверху и один внизу. Надо бы показать их доктору, когда он зайдет завтра.
14 января. Я продолжаю чувствовать себя прекрасно, и хотел бы, чтобы ничто не помешало мне закончить работу. Я показал доктору клейма на зеркале, он тоже считает, что это геральдические знаки. Доктора съедает любопытство, и он выспрашивает у меня подробности. Забавно наблюдать, как он терзается двумя противоположными желаниями: чтобы его пациент расстался с этими симптомами и чтобы медиум — каковым он меня считает — проник в тайну прошлого. Доктор советовал мне отдохнуть еще, но не настаивал, когда я заявил, что это невозможно, пока не просмотрен десяток оставшихся гроссбухов.
17 января. Три вечера прошли спокойно — день отдыха принес результаты. Осталось около четверти всей работы, но придется ускорить темпы, юристы требуют материал. У меня его больше чем достаточно. Мне удалось уличить подозреваемого сотни раз. Когда все поймут, как увертлив и ловок этот негодяй, моя репутация упрочится. Поддельные счета, фальшивые балансы, дивиденды с капитала, потери, занесенные в графу прибылей, замалчивание части расходов, манипуляции с мелкими суммами — неплохой перечень!
18 января. Болит голова, дергает и бьется височная жила — все признаки болезни налицо, да и сама болезнь не заставила себя ждать. Но на самом деле меня не так огорчает появление видения, как то, что оно прервалось раньше, чем все выяснилось.
А вот сегодня я видел больше. Коленопреклоненный человек был виден так же ясно, как и дама, чье платье он не отпускал. Он небольшого роста, смуглый, с черной остренькой бородкой. На нем свободная одежда из узорчатой шелковой ткани красных тонов, отороченная мехом. Как же он испуган! Его бьет озноб, он съеживается, оборачивается и смотрит через плечо. В другой руке у него небольшой кинжал, но вряд ли он пустит его в ход, он слишком робок и испуган. Теперь я начинаю различать фигуры на заднем плане. Яростные лица, бородатые и смуглые, проступили сквозь туман. Особенно ужасен один из них — с головой, напоминающей череп, со впалыми щеками и ввалившимися глазами. Он тоже держит в руке кинжал. Справа от женщины стоит высокий человек, совсем юный, с льняными волосами, с суровым и мрачным лицом. Прекрасная дама умоляюще смотрит на него. Коленопреклоненный мужчина тоже. Кажется, этот юноша должен решить их судьбу. Мужчина подползает ближе и прячется в складках платья сидящей дамы. Высокий юноша наклоняется и пытается оторвать его от нее. Вот что удалось мне увидеть вчера вечером, прежде чем зеркало прояснилось. Узнаю ли я когда-нибудь, какое событие происходит на моих глазах и чем оно закончится? Это не просто игра воображения, я совершенно уверен. Где-то, когда-то разыгралась эта трагедия, а старое зеркало отражало происходившее. Но когда — и где?
