Герберт Франке - Стеклянная западня (сборник)
Прилагательное «светоносный» я употребил не для красного словца. Ощущение света, мистического, играющего, льющегося отовсюду, пронизывает страницы произведений Шеербарта. Он как религиозный подвижник истово верил в исцеляющую силу света и даже строил вполне серьезно проекты какой-то невообразимой «прозрачной» архитектуры… Не принадлежа формально ни к какой литературной школе, своим противопоставлением романтических звездных далей мерзкой, погрязшей в мелочных заботах Земле писатель определенно строил свою собственную утопию. Самая известная из его книг — «Лезабендио» (1913) — это лишь на первый взгляд научно-фантастический роман о возведении разумными червеобразными обитателями астероида Паллас их собственной «вавилонской башни». Сквозь привычный для любителей фантастики антураж проступает пусть наивная, но исступленная, до конца выстраданная мечта; целый калейдоскоп визуальных образов, метаморфоз увлекает, отрывает читателя от опостылевшей повседневности.
Однако подобных наивных оптимистов в немецкой литературе указанного периода немного. Век XX вносит в построения утопистов коррективы. Грядущее противоречие между благородной целью «осчастливливания всего человечества» и ценой, за которой не постоят «инженеры» всеобщего человеческого счастья (куда там до одной-единственной слезинки, о коей, помнится, сокрушался Алеша Карамазов!), многие авторы почувствовали остро и своевременно. И к утопии все чаще стали подгонять тревожную приставку «анти»… Пришествие машин, в которое некогда так верили, больше не сулило панацеи от социальных невзгод, да и сам взлет научно-технического прогресса кого-то по привычке манил, зато у других вызывал легкопредставимый ужас.
Две ипостаси прогресса — пока в традиционной черно-белой разрисовке — отражены в двух известных немецкоязычных произведениях. «Метрополис» Теи фон Харбу обязан славой быстро последовавшей в том же, 1926 году экранизации, которую осуществил муж австрийской писательницы, «гений немого кино» Фриц Ланг. Это, безусловно, «черная» утопия, показывающая механизированный ад мира-фабрики. А известный нашему читателю «Туннель» (1913) Бернхарда Келлермана — наоборот, выражение «веры без берегов» в благотворную сущность технического прогресса.
В то время когда над Европой сгущалась ночь, роман Келлермана во всех отношениях оставался «белым пятном». Обратим внимание на дату выхода книги в свет: самый канун войны, на полях которой, сожженных и изрытых воронками от снарядов, технический прогресс впервые показал свои зубы. Кое-кто из коллег Келлермана оказался прозорливее; та же дата стоит на последней странице другого знаменитого романа — уэллсовского «Освобожденного мира», где провидчески предсказана атомная война…
Но вернемся к утопистам (а они теперь с неизбежностью все чаще будут выступать в амплуа «антиутопистов»). В свое время огромной популярностью пользовался роман Альфреда Дёблина «Горы, моря и гиганты» (1924) — впечатляющая иллюстрация к знаменитому философскому труду Освальда Шпенглера «Закат Европы», которым, кстати, многие зачитывались как увлекательным романом. Свой собственный «закат Европы» рисует и Дёблин, причем его книга оказывается тем яичком, что приспело к Христову дню. Нужно помнить, что за котел вскоре забурлит в Германии; здесь, в самом сердце Европы, жители униженной и растоптанной страны ежедневно ожидали конца света, каких-то катаклизмов — словом, черт знает чего. И — подсознательно — реванша и нового возрождения!
В масштабах описываемых событий автор романа себя не стесняет. Ему не до тщательной разработки характеров, счет идет на столетия, на людские массы, на идеи. Смертоубийственная европейская война усугубляется конфликтом внешним — европейцев с азиатами, а кроме того, открыто противостоят друг другу «машинные» идолопоклонники и неолуддиты. В книге множество интереснейших догадок; синтетическая пища, генная инженерия, даже циклопический проект растопления льдов Гренландии. Причем вторжение в экологическое равновесие приводит к появлению новой расы «гигантов» — это даже не люди, а какая-то новая форма жизни, «разбуженная» упоенным своим технократическим всемогуществом человечеством, — и появление ее ничего хорошего человечеству не сулит…
Мрачная фреска Дёблина (я коснулся ее только вскользь) соединила в себе две стороны утопизма, не многими в те годы замеченные. Естественный титанический порыв человека «переломить» Природу — и в то же время неизбежно следующий за этим слом человеческого в человеке. Потребность в социальных свершениях, своего рода подстегивании общественных процессов, — и неотвратимая месть Истории за это насилие над нею.
Последовавшая затем вторая мировая война, еще более кровавая, отягощенная ужасами фашизма, окончательно поставила крест на проспектах безоблачной идеальной жизни, сконструированной по умозрительному проекту. Немецкоязычные утопии 30 — 40-х годов — а прежде всего нужно отметить многоплановое философское полотно Германа Гессе «Игра в бисер» (1943) (обстоятельный разговор об этом произведении увел бы нас слишком далеко) — это, может быть, последние попытки такого рода. В мире, неотвратимо погрузившемся в национал-социалистские мерзости, писателям, по точному выражению Ф. Роттенштайнера, «было донельзя сложно оживить почти полностью растоптанные ценности западного ума и сердца».
За редкими исключениями — я еще постараюсь напомнить о них — утопическая линия в немецкой литературе прервалась. В немалой степени благодаря выросшему на немецкой же почве течению мысли — тоже по-своему утопическому! — позже первым из всех идеологий объявленному трибуналом в Нюрнберге преступлением против человечества. Кто мог предвидеть, что так необратимо закончится круг судьбы немецкого утопизма…
А теперь обратимся к собственно научной фантастике, к тому жанру или виду литературы, который так себя называет.
Не сомневаюсь: у большинства читателей, не слишком хорошо знакомых с нею, немедленно возникнут ассоциации с космосом. Звездолеты, экспедиции на другие планеты…
Да, с космических приключений научная фантастика и началась.
Германия не составила исключения. Достаточно упомянуть одно из первых произведений фантастики вообще и космической в частности — «Сон» великого астронома Иоганна Кеплера. Пионером освоения «научно-фантастического» Марса по праву следует назвать другого астронома, Эберхарда Киндермана, автора скучнейшего романа под длинным названием «Быстрое путешествие, совершенное пятью молодыми людьми на воздушном корабле» (1744). С некоторой натяжкой можно причислить к космической фантастике и произведения уже упоминавшегося Пауля Шеербарта, которого, кстати, критика не случайно окрестила «немецким Фламмарионом» — в честь известнейшего французского астронома и писателя, автора научно-популярных и фантастических книг.
