Роберт Шекли - Па-де-труа шеф-повара, официанта и клиента
Я продолжал пичкать клиента рисом. Теперь мне казалось, что этот человек полностью в моей власти. Бывало, ночами я просыпался в холодном поту: мне снилось, что он поднимает расплывшееся лунообразное лицо и говорит: "Вашему "самбал-удангу" не хватает пикантности. Дурак я был, что ел у вас! Наши отношения кончены".
И я безрассудно увеличивал порции, заменил вареный рис на жареный в масле с шафраном и добавил цыпленка в соусе "чили" с арахисом.
Мне казалось, что мы оба - я у плиты, а он за столом - пребывали в каком-то бредовом состоянии. Он чудовищно раздался - этакая колбаса, а не человек, - каждый лишний фунт его веса служил доказательством моей власти.
А затем внезапно наступил конец.
Я как раз приготовил деликатес - "самбал-ати" - чистое безумие с моей стороны, если учесть вздувшиеся цены.
Но американец не пришел, хотя я задержал закрытие на два часа.
И на следующий вечер он не пришел.
На третий - тоже.
На четвертый день он вошел, неуклюже переваливаясь, и сел за столик.
Ни разу за все время я не заговаривал со своим клиентом. Но в тот вечер я осмелился подойти, слегка поклонился и вежливо сказал:
- Вы пропустили несколько вечеров, майн херц.
- Да, к сожалению, я не мог прийти, - ответил он.
- Надеюсь, ничего страшного?
- Нет, просто легкий сердечный приступ. Но доктор советовал отлежаться.
Я поклонился. Пабло ждал от меня указаний. Американец заправил за воротник гигантскую красную салфетку, купленную специально для него.
Только сейчас я наконец осознал, о чем должен был давно задуматься: я убиваю этого человека!
Я взглянул на горшки с мясом, на блюда с гарнирами, на горы риса и острых приправ. Это были орудия медленной смерти.
И я закричал:
- Ресторан закрыт!
- Но почему? - изумился клиент.
- Мясо подгорело, - ответил я.
- Тогда подайте мне рийстафель без мяса, - сказал он.
- Это невозможно, - возразил я. Рийстафель без мяса - не рийстафель.
В глазах клиента появилась тревога.
- Ну так приготовьте омлет - и положите побольше масла.
- Я не готовлю омлеты.
- Тогда свиную котлету - и пожирнее. Или, на худой конец, просто горшочек жареного риса.
- Майн херц, кажется, не понимает, - сказал я. - Я подаю исключительно рийстафель и делаю его по всем правилам - или вообще ничего не готовлю.
- Но я голоден! - воскликнул клиент плаксивым голосом.
- Можете полакомиться омарами в майонезе у Хуанито или паэльей в Са-Пунте. Вам не привыкать, - добавил я, не в силах удержаться от сарказма.
- Я не хочу! - закричал он, едва не рыдая. - Я прошу рийстафель!
- Тогда езжайте в Амстердам! - заорал я, сбросил горшки на пол и выбежал из ресторана.
Я сложил вещи и незамедлительно уехал на Ивису, в самый раз успел на ночной теплоход в Барселону, а оттуда вылетел в Рим.
Согласен, я был груб с клиентом. Но - в силу необходимости. Надо было сразу пресечь его прожорливость. И мою собственную беспечность.
Мои дальнейшие странствия не имеют отношения к этой истории. Добавлю лишь, что на греческом острове Кос я держу лучший ресторан. Я составляю рийстафель с математической точностью и ни грамма не прибавляю даже постоянным клиентам. Никакие сокровища меня не заставят увеличить порцию или дать добавку.
Я часто думаю: что стало с тем американцем и Пабло, плату которому я выслал из Рима?
Я все еще пытаюсь стать художником.
Официант
Эти события произошли несколько лет назад, когда я работал официантом в индонезийском ресторанчике в Санта-Эулалии-дель-Рио на Ивисе, одном из Балеарских островов.
Я был еще мальчишкой, мне не исполнилось и весемнадцати. На Ивису я попал в составе команды французской яхты. Капитана уличили в контрабанде, судно конфисковали. Так я остался на Ивисе и переехал в Санта-Эулалию. Сам я родом с Мальты и обладаю природными способностями к языкам. Жители местечка считали, что я из Андалузии, а иностранная колония принимала за местного.
Поначалу я вовсе не собирался долго задерживаться в ресторане голландца. Слишком уж мизерное жалованье он платил.
Но вдруг я обратил внимание на его пластинки.
У голландца оказалось прекрасное собрание джазовой музыки.
В ресторане был неплохой проигрыватель, усилитель и колонки, по тем временам - превосходная техника.
Голландец совершенно не разбирался в музыке, даже вовсе не обращал нее внимания, полагая джаз некоей обеденной атрибутикой - вроде свечей в серебряных подсвечниках.
Но я, Антонио Варга (он звал меня Пабло), страстно любил музыку. Еще в детстве я научился играть на трубе, гитаре и пианино. Чего мне не хватало - так это глубокого и тонкого знания джазовых форм.
Я пошел в услужение к голландцу, чтобы получить возможность постоянно слушать пластинки, изучать американские идиомы и готовить себя к жизни музыканта. Он мог бы мне совсем ничего не платить - хватило бы одного Луи Армстронга.
Я привел пластинки в порядок, расставил их по системе, заставил хозяина заказать в Барселоне головку с алмазной иглой, переместил колонки, чтобы избежать искажений, и сам составил несколько отличных джазовых программ.
Чаще всего я начинал с "Мрачного настроения" в исполнении оркестра Дюка Эллингтона, затем переходил к Стену Кентону и, чтобы разрядить обстановку, заканчивал "Прощальным блюзом" Эллы Фицджеральд.
Скоро я обратил внимание, что вся аудитория состоит из одногоединственного человека, не считая меня и голландца.
Да, у меня появился слушатель - высокий, худой, молчаливый британец, явный поклонник джаза.
Я заметил, что он ест в соответствии с музыкой - медленно и меланхолично, если я ставил "Не надо грустить", отрывисто и быстро, когда звучал "Караван".
Более того, в зависимости от выбираемой мной музыки явно менялось его настроение. Эллингтон и Кентон возбуждали его: он жевал яростно, отбивая левой рукой такт. Чарли Барнет действовал расслабляюще, я бы даже сказал, угнетающе - каким бы ни был темп вещи, британец ел медленно, поджав губы и нахмурив брови.
Если вы фанатичный меломан и, так же как я, истинный музыкант в душе, вы поймете завладевшее мной стремление пленить единственного слушателя.
Сперва я прошелся по Эллингтону и Кентону, потому что все еще был уверен в себе. Мне так и не удалось приучить британца к монументальным фантазиям Чарли Паркера, а Барнет просто действовал ему на нервы. Но я привил ему любовь к Луи Армстронгу, Элле Фицджеральд, Эрлу Хейнсу и "Современному джаз-квартету". Я совершенно точно определил музыкальный вкус британца и составлял программу на вечер специально для него.
Британец был самозабвенным слушателем. Но за музыку, увы, ему приходилось расплачиваться: изо дня в день он вынужден был давиться рийстафелем голландца - жуткой мешаниной из тушеного по-всякому мяса, чрезмерно острого и однообразно политого соусом "чили". Отвертеться было невозможно: голландец не любил, чтобы люди торчали в ресторане, не сделав заказ. Стоило вам войти - и он тут же совал меню, а как только вы доедали последнее блюдо - выкладывал на стол счет. Может быть, подобное обслуживание принято в Амстердаме, но в Испании такого не примлют. Иностранной колонии в Санта-Эулалии, проникнутой испанским духом больше, чем сами испанцы, это не нравилось. Таким образом, из-за своей грубости и жадности голландец мог положиться только на одного постоянного клиента на англичанина, который в действительности-то приходил слушать музыку!
