Михаил Лапиков - Чепай
И потом, какой ещё полигон? Кругом берёзы и лопухи, откуда им взяться среди прохладного, не жарче тридцати двух в тени, сухого таиландского февраля? Мы же на курорте отдыхать должны… были?
— Диду Панас, Диду Панас, ты дывы, тут хтось ще дыхлае! — пронзительный детский голос раскалённым буром ввинтился под крышку черепа. В ушах ощутимо зазвенело.
Ваша Покорная совершила подвиг. Малолетний крикун остался жив даже после того, как на полном бегу вбежал прямо в меня, и решительно ухватил грязной ручонкой за футболку. Ну да чего там. Будь несчастная тряпка чистая…
Пришлось вымученно улыбаться и походкой беременного паралитика двигаться вслед за малолетним…. бомжонком? Дешёвая серая рубаха и замурзанные треники на босу ногу по мне заметно лучше смотрелись бы на помойке. Затем юный засранец не сбавляя хода прошлёпал босыми ногами по неглубокой мутной луже, и позиция его родителей стала доступна без лишних пояснений.
Действительно, такого всерьёз одевать — только портить. Одежду. Этому-то разве что эвтаназия и поможет.
Дед Панас малолетнему правнуку соответствовал полностью. Брюки с пиджаком, это по летней-то жаре, лоснились многолетними пятнами. Не удивлюсь, если десятка с два лет назад он решил в них и помереть. И тоже на босу ногу.
Сидел дед в настоящей, запряжённой лошадью, телеге. Лошадь оглушительно воняла. Над её задним концом вполне убедительно роились мухи. Дед созерцал его взглядом Будды и явно размышлял о Вечности. На коленях у деда, финальным штрихом к бреду в летний полдень, лежал Винчестер 1895 года.
Не ТОЗовка сраная, и не Сайга даже!
Винчестер!
Повстречай Ваша Покорная на московских зимних улочках таджика-строителя верхом на убитом в хлам Скотт-Гэмблере десятой модели ценой в три её месячных зарплаты — и то меньше бы удивилась.
В моём представлении с такими игрушками ездили на природу исключительно уважаемые взрослые люди, которые могут позволить себе подобное недешёвое увлечение. В крайнем случае, их дети-бездельники — вроде непутёвого Хомяка. Или не очень бездельники — Ваша Покорная, например. Думаю, треск моего шаблона вполне получилось расслышать невооружённым ухом.
Дед же невозмутимо улыбнулся беззубым ртом и протянул глиняную крынку с обколотым краем.
Молоко. Тёплое. Козье. Из грязной крынки. На летней жаре. С мозговым сотрясом хренадцатой степени.
Конечно, буду!
* * *— Почекай, доню, зараз дойидэмо, — в сотый, наверное, раз повторил дед. Словарный запас у него явно уступал современной хорошей стиральной машинке, да и понимал он меня не сильно лучше, чем я его.
Выжать из него удалось лишь то, что находимся мы "опрежь миста", куда "зараз и дойидэмо". Пресловутый "зараз" относился, наверное, к этому году, но вот насчёт месяца уже возникли ощутимые сомнения. Лошадь не торопилась, да и ехали мы ни разу не по дороге.
Железка с разгромленным поездом осталась далеко в стороне, как и пара достаточно широких просёлков. Корявые ветки над головой то и дело сплетались в тёмный полог. Узкую просеку даже асфальтировать поленились.
О комфортной поездке оставалось только мечтать: рессор у телеги деда Панаса не предполагалось даже в проекте, а возил он в ней явно всё подряд — от хвороста до навоза. Убойный запах, не менее убойный пронзительный скрип несмазанных колёс и тощая прослойка слегка подгнившего сена вместо любых сидений прилагались.
Иногда в небе что-то басовито гудело — не то чья-то "Цессна", не то ещё какой прогулочный кукурузник. Это вселяло размытую надежду, что цивилизация ближе, чем кажется.
Айфончик признаков жизни подавать не торопился, хотя, по моим прикидкам, ему давно уже следовало раскалиться от звонков. Лезть за ним прямо на глазах вооружённого деда и его не в меру цепкого правнука и проверять, куда пропала сеть, ни капли не хотелось. Достаточно того, что брелок с коллекционной фигуркой Харухи Сузумии и без того перекочевал в грязные загребущие ручонки с кармана джинсовых шорт, пока Вашу Покорную снова мутило.
Тем временем просека закончилась.
Мы снова оказались на пропылённой насмерть сельской грунтовке. Выглядела она так, будто утром её целенаправленно вспахало стадо мотолыг. На обочинах кое-где попадались остовы грузовиков таких древних, что помнили, наверное, ещё бегство Наполеона из России.
Ну, может, чуточку поновее.
Дед и пацан заметно нервничали. Понятное дело, в таких краях преимущество на трассе наверняка у самой тяжёлой машины. Собьют зилком-говнососом по залитым глазам вместе с лошадью, доказывай потом из могилы, что ехал согласно правилам. Очень это кому-то поможет, а моим безутешным родственникам — особенно.
Басовитое гудение в отдалении сначала не показалось чем-то достойным внимания. Далеко не первое за сегодня, оно уже давно воспринималось как обычная деталь шизофренического сельского пейзажа.
На деда оно произвело совсем другое воздействие. Он даже попытался как-то подхлестнуть свою клячу, с нулевым, впрочем, результатом.
Гудение приближалось.
— Эй, — поведение деда пугало. — Что происходит, а? В чём дело?
Вместо ответа тот сорвал ружьё с плеча, остановил телегу и встал на облучке в полный рост. Вопросы дед игнорировал. Гудение приближалось. Чуть в стороне приглушённо набирал воздух, готовясь вот-вот шумно завыть, малолетний дедов правнук. Ствол винчестера двигался как башенная установка КПВТ — плавно и целеустремлённо.
— Гах! — винчестер деда зримо подпрыгнул. Возле ствола повисло синее облако дыма от явно самодельного патрона.
— Щёлк-клац! — рычаг, таким привычным движением, прыгнул вперёд-назад. Затвор выплюнул дымящуюся гильзу, и дед снова приник к прицелу.
— Гах! Щёлк-клац! Гах! — выстрел следовал за выстрелом, артритные пальцы в глубоких морщинах двигались быстро и уверенно, без малейшей дрожи.
— Хлюп-хрясь! — оранжевая молния трассера просто разрубила деда напополам. Кровавые брызги, фрагменты винчестера и согнутый баранкой ствол мелькнули перед глазами. Безголовое тело покачнулось и упало под колёса телеги. Бешено завизжала и забилась покалеченная лошадь.
— Диду! — крик пацана заглушил даже предсмертные лошадиные крики. — ДИДУ ПАНАС!
Гудение в небе возвращалось.
Небесный охотник шёл на второй заход.
— Беги, — короткое слово потребовало таких усилий, что перед глазами снова потемнело. — Слышишь, придурок малолетний? Беги!
Завывая, как сирена путинского кортежа, пацан кинулся прочь от замершей посреди грунтовки телеги.
Короткий треск очереди — и стук босых пяток оборвался. На его место пришёл оглушительный гул мощного двигателя. Характерно вытянутый силуэт — жёлтая окантовка, серо-голубой фюзеляж и широкие балкенкройцы на плоскостях, размытой молнией промелькнул в считанных метрах над дорогой и унёсся вдаль.
