Юрий Нестеренко - Возвращенец
Поначалу я и не думал подчиняться этому молчаливому указанию. Я развернулся лицом к ветру и пошел в сторону невидимого отсюда города. Но казалось, что с каждым моим шагом ветер усиливается. Впрочем… не могу с уверенностью сказать, что это был именно ветер. От него не перехватывало дыхание, он не сек песком лицо, не шумел в ушах. Скорее это было просто давление, нараставшее по мере моего движения к городу. Я шел, наклонившись вперед, сжав зубы и с трудом переставляя ноги, но вскоре принужден был и вовсе остановиться. Раз за разом я пытался продвинуться дальше, даже опустился на четвереньки и пытался ползти, но все было безуспешно. Неведомая сила закрывала мне путь в город. В конце концов я сдался и зашагал обратно в пустыню.
Я шел уже несколько часов. На Земле я бы уже страдал от жажды, да и ноги бы, вероятно, натер; здесь же я не чувствовал даже физической усталости — только тоску от унылого пейзажа вокруг и неизвестности впереди. Давление в спину ослабло, но все же не исчезло совсем. Освещение практически не изменилось, подтвердив мою догадку, что оно зависит от удаленности от города, а не от времени. И в этом сумеречном свете я внезапно увидел человека.
Он сидел неподвижно в стороне от направления моего движения, и сперва я решил, что это просто камень. Но в окружавшей меня пустыне не было таких больших камней. Еще не веря, что вижу здесь кого-то живого (насколько вообще уместен такой термин), я громко окликнул его и замахал руками. Он, однако, не отреагировал, и тогда я почти бегом устремился к нему.
Если доселе увиденное здесь мало напоминало проповеди священников, то теперь предо мной была картина в совершенно библейском стиле. На камне сидел изможденный старик, босой, в рубище. Грязные спутанные космы седых волос и бороды почти скрывали его лицо. Вид его был столь жалок, что я рефлекторно задал совсем не тот вопрос, который меня интересовал:
— Могу я вам помочь?
— Нет, — ответил он глухим голосом. — Здесь нет места помощи.
— Здесь — это где? — перешел я к более интересующей меня теме.
— Ты лишился зрения или ума? Здесь, в аду.
— Город не показался мне особенно инфернальным.
— Город там, а ты здесь, — резонно ответил старик. — Почему бы тебе не пойти туда, умник?
— Похоже, что с этим некоторые проблемы, — натянуто улыбнулся я.
— Еще бы, — ответил старик с явным злорадством, — это потруднее, чем резать девушек!
— Эти шлюхи заслужили… — начал я и осекся. Откуда он знает? В тот же момент я понял, что знаю историю старика. Он был богатым бизнесменом, владельцем целой финансовой империи. Деньги и успех были его единственными ценностями; ради них он не брезговал ничем. Он разорил десятки конкурентов, вышвырнул на улицы тысячи работников, обманом присвоил состояние нескольких компаньонов, покупал правосудие и прессу — короче, являл собой хрестоматийный тип бесчестного, бессердечного и ненасытного дельца.
— Давно вы здесь? — спросил я его.
— Здесь нет времени. Здесь только вечность.
— Ну хорошо, а как насчет пространства? Далеко простирается эта пустыня? Есть здесь что-нибудь, кроме нее?
— Пойди и проверь, — снова усмехнулся он.
— По-моему, таким субъектам, как вы, здесь самое место! — не выдержал я и зашагал дальше, не оглядываясь. В спину мне донесся хохот безумца.
Я шел еще, наверное, около часа, прежде чем давление, подгонявшее меня, не исчезло совсем. Кажется, я прибыл по месту назначения; что же теперь? Неужели сидеть на камне посреди пустыни, как тот старик? Я оглянулся по сторонам и увидел замок.
Это было величественное готическое сооружение, похожее на те, что рисуют в качестве иллюстраций к книгам про вампиров. Я и сам в детстве и юности часто рисовал такие. У замка не было ни рва, ни внешней крепостной стены; высокий и узкий, он возносил к сумеречному небу начинавшиеся на большой высоте зубчатые башенки с вымпелами и флюгерами. В стрельчатых окнах не горело ни огонька; тяжелые ворота были распахнуты навстречу гостю. Я пожал плечами и вошел.
Мои подозрения, что замок предназначен именно для меня, вскоре подтвердились. Несколько его комнат воспроизводили убранство квартир, в которых мне приходилось жить; другие так же были отделаны в моем вкусе. Здесь были книжные шкафы и даже телевизор и телефон. Я включил телевизор; работала только одна программа, и по ней шел фильм, который я уже видел. Тогда я снял телефонную трубку и задумался, какой номер набрать. У меня не было друзей — ни живых, ни покойных; в конце концов я не нашел ничего лучшего, как набрать номер полиции. В трубке раздались длинные гудки.
Продолжив осмотр замка, я обнаружил шикарные подземелья, которые куда более соответствовали стилю здания, чем достижения технической цивилизации. Такой антураж прекрасно подошел бы для моего творчества — но, увы, здесь негде было взять материал. Хотя — если все шлюхи, умирающие на Земле, оказываются здесь, то материала должно быть предостаточно. Однако могу ли я проделывать с ними здесь то же, что и там? Что-то подсказывало мне, что нет.
Обывателю из толпы замок показался бы слишком мрачным, но мне он понравился. Если отныне мне предстояло жить здесь — что ж, это был отнюдь не худший вариант загробного существования.
Прошло, вероятно, несколько дней. Я говорю «вероятно», ибо здесь не было смены дня и ночи; правда, в нескольких комнатах имелись часы, но я с самого начала сомневался, что могу им доверять. За прошедшее время я сделал несколько весьма неприятных открытий. Когда бы я не включал телевизор, я натыкался на уже знакомую передачу; хуже того, оказалось, что и с книгами та же история — в шкафу не было ни одной, которую бы я не читал. Не все из прочитанного я помнил хорошо, но когда я брал полузабытую книгу, оказывалось, что как раз в тех местах, которые я не помнил, страницы вырваны, испачканы, напечатаны с типографским браком и т. п. И вообще — даже лучшие из книг были написаны менее талантливым языком, чем я ожидал, исходя из воспоминаний о своих впечатлениях. Мне становилось все более скучно — а вместе со скукой рос страх, что так теперь и будет вечно.
Но вот однажды мои унылые размышления прервал низкий звук автомобильного сигнала. Я выглянул в окно и увидел у ворот замка роскошный черный автомобиль 40-х годов — вероятно, «Мерседес» или «БМВ», в общем, на таких обычно ездят немецкие генералы в фильмах о Второй мировой. Я чуть ли не бегом устремился вниз по лестнице, чтобы впустить неведомого гостя.
Человек, вышедший из машины, мог, конечно, оказаться и генералом, но сейчас он был одет в штатское; на нем был дорогой костюм-тройка покроя середины века. Он имел плотное телосложение и чуть одутловатое лицо; в темных, аккуратно уложенных волосах поблескивала седина.
