Джеймс Поллард - Заколдованный поезд
Поезд сделал поворот, и головной прожектор осветил сухое корявое дерево, за которым начинался разъезд. Шедрик потянул за проволочный крюк. “У-и-и-иии!”
Он думал, что свисток прозвучит презрительно и торжествующе. Так и было в самом начале, когда свисток победным криком пронзил ночь. Потом поезд прогрохотал через переезд, проследовал к стрелкам закрытой линии, каким-то образом прошел через них и повернул на юг. И тогда свисток страдальчески взвыл: “Уай-ай-ай-ай!”
Шедрик услышал, как два голоса закатились хриплым смехом, и под жуткое завыванье свистка груженный дровами состав с гривой из окрашенного пламенем дыма понесся вместе с пое.вдной бригадой и двумя ведьмами по заржавелым рельсам, проходившим через покинутый людьми Ведьмин Лог.
А на платформе Подветренная ночной дежурный Бенджамин Уайт в 23.55 проверил свой хронометр по станционным часам и увидел, что те и другие часы показывают одно и то же время. “Где же двадцать шестой?” — удивился он и прислушался, силясь за тиканьем часов и капаньем воды уловить шум приближающегося поезда.
Но шума не было.
В 00.05 он снова вышел на платформу, снова прислушался и напряг глаза, ожидая увидеть вдали светлое пятно головного прожектора.
В 00.15 он услышал только крик ночной птицы, донесшийся со второго от станции (так ему показалось) телеграфного столба.
В 00.30, устав от долгого и мучительного ожидания, он жалобно спросил у мыши, присевшей на полу освещенного коридора станции почесать усы:
— Ведь не мог Шед поехать через Ведьмин Лог? Или… поехал? Это все она, проклятая! — простонал он. В 00.45 Бену начало мерещиться, что из всех темных уголков станции ему корчат рожи привидения. И когда наконец вдалеке послышались какие-то слабые звуки, то уж они успокоить его никак не могли. Ведь никакой уважающий себя поезд не станет скрипеть при движении, как разваливающаяся на ходу телега, тарахтящая по булыжной мостовой, и при этом еще кашлять, свистеть и хрипеть как старые-престарые мехи.
Тому, что под этот пугающий аккомпанемент приближалось к платформе Подветренная, понадобилась целая четверть часа, чтобы покрыть расстояние, которое обычно поезд проходит за две минуты. К концу этой четверти часа любой, увидев приросшего к земле Бена, решил бы, что перед ним каменное изваяние.
То, что наконец подкатило к платформе, вернуло Бенджамина к жизни — к той жизни, которой живут в страшном сне.
Ибо, рассуждал он позднее, когда к нему вернулась способность соображать, мог ли он рассматривать, этот “поезд” иначе, нежели как некий фантастический кошмар?
Котел паровоза был смят, его бока раздались в стороны и зависали над колесами. Паровозная труба вытянулась и раздвоилась, и ее обвивали теперь немыслимо вытянувшиеся буфера. На месте будки был корявый, сгнивший внутри эвкалиптовый пень, шишковатый, трухлявый и мшистый. Предохранительная решетка скрывалась под кучей прелых листьев, на которой восседал черный кот с фосфоресцирующими глазами.
Из будки на Бена таращились Шед и его кочегар. Это были два сморщенных тщедушных старичка — похоже, таких деревенщин, что в паровозную будку им и коваться было нечего, разве только в эту вот выдуманную ведьмами.
Взгляд Бена переметнулся к хвосту поезда; но непонятное отсутствие там кондуктора Рока Имдарна его уже ничуть не удивило. Взглядом затравленного зверя Бен снова посмотрел на локомотив.
Из локомотива шел пар, он тяжело дышал и, казалось, потел. Силы его вовсе не были на исходе — напротив, впечатление было такое, что он может двигаться без конца. Исходившие от него серные и аммиачные испарения наводили на мысль, что двадцать шестой побывал в плену у ведьм и стоял в их логове возле котлов, в которых варились их зелья.
На эту мысль наводил не только вид паровоза, но и вид вагонов. Если каждый второй вагон оставался таким, каким он должен быть (то есть контейнером с дровами, предназначенными для печей Меррины), то остальные вагоны — в них везли заправку для самих рудокопов: имбирное вино и крапивное пиво, эвкалиптовый коктейль и овечий ром — эти вагоны, доверху нагруженные рождественским весельем, предстали взору Бенджамина Уайта какими-то чудовищами. Чудовища истекали пузырящимися дрожжами и брызгали суслом, и в довершение всего из них высовывались диковинные разноцветные фигуры, столь странные, неправдоподобные и быстро меняющиеся, что описать их не было никакой возможности.
У Бенджамина подкосились ноги. Он снова окинул состав отупелым взглядом и застонал.
— Вы опоздали, — начал он трагическим шепотом. По мере того как он говорил, голос его набирал силу. — Я не помню, чтобы вы когда-нибудь так опаздывали. А вид у вас какой! Похоже, что вы проехали через Ведьмин Лог. Как вы туда попали?
— Спроси лучше, как мы сюда попали, — плачущим шепотом отозвался Шед.
Голос Бена звучал как дальнее эхо.
— О-о-о-ох! Будь проклят день, когда я стал железнодорожником! Что за собачья жизнь! Ты скажи, поедет эта… чертова машина?
— Поехать-то она поедет, но только что скажут в Меррине, когда мы прибудем туда? — уже громко простонал Шед. — Бенджамин, ты мой тесть” Скажи мне, чем я заслужил это?
— И я! — пропищал Джо, таращась на Бена выпученными глазами.
— Это ты мне скажи! А что сделал я? Катись отсюда, и чтоб твоего духу здесь не было! Мне и без тебя тошно. Ну, тронулся! Отправление! Брысь! Пи-и-и-п! — Беи свистнул, махнул рукой, а его сигнальный фонарь быстро просверкал красным, зеленым и белым светом. Бен топнул ногой. — Нечего тебе торчать здесь, проваливай! Ведь ты страшилище, Шедрик Малкехи! Ты мне не зять, я от тебя отказываюсь! Глаза бы мои на тебя не глядели! Ох, помираю, конец мне!
Тут же, около издававшего булькающие звуки паровоза, Бен закрыл лицо руками, упал на колени и горько зарыдал.
Шед скрылся в своем эвкалиптовом пне. Паровоз жалобно заблеял, и какая-то жуткая, неведомая сила сдвинула с места и медленно поволокла конвульсивно дергающийся состав. Вихляясь и повизгивая, он пополз по направлению к Меррине.
Когда “специальный рождественский” растворился в ночной тьме, Бенджамин поднялся и вытер слезы, Обычные тишина и спокойствие снова царили вокруг, когда он вернулся наконец к исполнению своих служебных обязанностей и сообщил в Меррину, что двадцать шестой только что проследовал через Подветренную, и о том, как он проследовал.
Ночной дежурный в Меррине написал небольшой рапорт о своем разговоре с Бенджамином. “Если и вправду на поезде были ведьмы, — размышлял он, — то хоть не меня за это повесят”. Потом он вышел на платформу, остановился, поставил фонарь рядом и, словно желая унять невольную дрожь, похлопал себя по груди. Так и стоял он, обеспокоенно глядя туда, откуда должен был прийти поезд.
