Роберт Хайнлайн - Уроборос (Все вы, зомби)
Он продолжал:
- Как раз тогда пришли к заключению, что нельзя отправлять мужчину в космос на месяцы и годы без возможности расслабиться, сбросить напряжение. Помнишь, может, как голосили тогда пуритане? Мало кто отважился вступить в Корпус, и это здорово повысило мои шансы. Девицы должны были быть порядочными, желательно - именно девицами, поскольку с нуля учить всегда проще, чем переучивать; они должны были быть умственно выше среднего уровня и эмоционально уравновешенны. Но большинство волонтерок были старыми потаскухами или невротичками, которым грозило сумасшествие после десяти дней в космосе. Внешность моя была ни при чем: если меня принимали на службу, то поправляли мои зубы, делали волосы волнистыми и пышными, учили походке, танцам, умению внимательно и ласково выслушивать мужчину и многому другому - плюс, естественно, основной специальности. При необходимости в ход шла пластическая хирургия - "Ничего не пожалеем для наших храбрых парней!".
И это еще не все: они заботились, чтобы сотрудница не забеременела во время срока службы, а после увольнения замужество было гарантировано почти на сто процентов. У "ангелочков" сейчас то же самое, они выходят за космонавтов - им легко найти общий язык.
Восемнадцати лет меня определили на должность "помощницы матери-хозяйки". Разумеется, я была нужна как почти дармовая прислуга, но я не возражала - все равно на службу принимали только с двадцати одного года. Я работала по дому и посещала вечернюю школу, говорила, что продолжаю изучать машинопись и стенографию, а на самом деле записалась на курс "Обаяние" - чтобы повысить шансы на вступление в корпус.
А потом я встретила этого мошенника. Сотенными бумажками карман у него был просто набит. - Мать-Одиночка скривился. - Я говорю буквально: как-то он показал мне толстенную пачку сотенных и сказал: бери, мол, сколько надо. А я не взяла, потому что он мне понравился. Это был первый мужчина, который был со мною ласков и притом не пытался стянуть с меня трусики. Чтобы чаще с ним встречаться, я бросила вечернюю школу. И это были самые счастливые дни моей жизни!.. Ну а потом... Однажды ночью, в парке, я и сняла трусики.
Он умолк.
- И что потом? - осторожно спросил я.
- И потом ничего! Больше я его не видела. Он проводил меня домой, сказал, что любит, поцеловал на прощание... и больше не появлялся. - Мать-Одиночка помрачнел. - Если б нашел - ей-богу, убил бы мерзавца!
- Да, - с сочувствием сказал я, - я хорошо представляю, каково тебе было. Но убивать его... В общем дело-то житейское, естественное. Хм-м... ты ему сопротивлялся?
- А?.. При чем здесь это?
- Очень даже при чем. Может быть, он и заслуживает, чтобы ему сломали одно-два ребра - за то, что он тебя бросил, но...
- Он заслуживает, чтобы ему все кости переломали! Погоди вот, сейчас расскажу. Короче, никто не узнал, а я решила, что все к лучшему. Я его не любила по-настоящему и, думаю, никого уже не полюблю. А после этой истории я еще больше захотела вступить в ДЕВКИКИСКИ; девственность там была не обязательна, хотя и желательна, так что я не особо расстроилась. Но скоро юбки стали мне жать.
- Забеременела?
- И еще как! Мои скряги делали вид, что ничего не замечают, пока я могла работать, а потом вышвырнули, и обратно в приют меня уже не взяли. И я приземлилась в палате благотворительной больницы и таскала горшки, пока мне не пришло время рожать. И в один прекрасный вечер уснула на столе - "расслабьтесь и глубоко дышите: раз, два..." - а проснулась в кровати, и ниже груди у меня была точно сплошная деревяшка. Тут входит мой хирург и весело так, сволочь, спрашивает: "Ну-с, как мы себя чувствуем?"
"Как египетская мумия", -говорю.
"Естественно: вы в бинтах, действительно, не хуже мумии, и нашпигованы лекарствами, чтобы не болело. Все будет в норме, но кесарево - это вам не заусеницу обрезать".
"Кесарево?! Док... мой ребенок погиб?!"
"О, нет. С ним все прекрасно".
"Фу. Мальчик, девочка?"
"Девочка, здоровая крепкая девочка. Пять фунтов и три унции".
Тут я маленько расслабилась: родить ребенка - это, скажу тебе, кое-что значит. Ну, думаю, как-нибудь устроюсь: перееду, назовусь "миссис", а малышка пусть думает, что папочка помер. Моя дочь в приюте не окажется!
Но хирург еще не все сказал, оказывается.
"Скажите, - говорит, - э-э... - Гляжу, замялся и по имени меня не назвал. - Скажите, у вас никогда не было проблем с железами внутренней секреции? Ничего странного?"
"А? - спрашиваю. - Ничего конечно. Куда это вы клоните?"
Он помялся, помялся...
"Ладно, - говорит, - вывалю на вас все разом, а потом сделаю укольчик; поспите - придете в себя. Это вам понадобится".
"В чем дело?"
"Приходилось вам слышать о шотландском враче, который до тридцати пяти лет был женщиной, а потом его прооперировали, и он стал мужчиной - с юридической и медицинской точки зрения? Он даже женился, и все было в порядке".
"А при чем здесь я?"
"Вот я же и говорю- вы теперь мужчина".
Я попыталась сесть в постели.
"ЧТО?!!"
"Ну только не волнуйтесь. В общем, вскрыл я полость, смотрю - просто черт ногу сломит. Велел позвать главного, а сам пока извлек ребенка; потом устроили прямо у стола консилиум, все обсудили и принялись за дело. Несколько часов возились, старались спасти что можно. У вас оказалось два полных набора половых органов, оба недоразвиты, хотя женские созрели достаточно, чтобы вы забеременели. Но это их доконало, больше они бы вам не пригодились - вот мы их и убрали и сделали так, что теперь вы сможете развиться в настоящего мужчину. - Тут он меня осторожненько так похлопывает по плечу, утешает: - Не беспокойтесь. Вы молоды, скелет перестроится, за железами вашими мы посмотрим, гормончиков подкинем - и сделаем из вас парня на заглядение".
А я заревела.
"А как же, - плачу, - моя девочка?"
"Ну, кормить ее вы все разно не можете - у вас молока и для котенка не хватит. На вашем месте я бы не стал даже смотреть на нее, чтобы не мучиться, а отдал бы на удочерение..."
"НЕТ!.."
Он плечами пожал.
"Нет так нет, дело ваше. Вы мать... то есть, родитель.Но пока не думайте об этом - сперва вас на ноги поставим..."
Назавтра выносят мне девочку, показывают, и каждый день так: я к ней хотела привыкнуть. До того я детей никогда не видел...ла и не представляла, как они жутко выглядят. Моя дочка походила на оранжевую мартышку. Но я твердо решила... решил, что не брошу ее, а воспитаю и все такое. Только четыре недели спустя это уже ничего не значило.
- То есть?
- Ее украли.
- Украли?
Мать-Одиночка чуть не сбил со стойки бутылку, на которую мы поспорили.
- Похитили! Украли прямо из больничных ясель! - Он тяжело дышал. - Как это называется - отнять у человека последнее, ради чего он живет?!
