Александр Бушков - Брежнин луг
- А точно, я слышал, это место у вас нечистое, - заговорил Федя.
- Варнавицы? Еще бы! Еще какое нечистое! Там не раз, говорят, Хозяина видели, старого барина! Ходит, говорят, во френче, трубку покуривает и все это этак охает, чего-то на земле ищет. Его раз Нина-то повстречала: "Что, мол, батюшка Осип Виссарионыч, изволишь искать на земле?" - "Разрыв-траву, - говорит, - ищу". - "А на что тебе, батюшка генералиссимус, разрыв-трава?" - "Давит, - говорит, - могила, давит, Ниночка: вон хочется, вон..."
- Вишь какой! - заметил Федя. - Мало, знать, пожил.
- Экое дело! - промолвил Костя. - Я думал, покойников можно только в родительскую субботу видеть.
- В родительскую субботу ты можешь и живого увидеть, - подхватил Илюша. - Кого, то есть, в этом году снимать будут. Стоит только ночью сесть на крыльцо исполкомовское да все на дорогу глядеть. Те и пойдут мимо тебя, по дороге, кому в этом году сняту быть. Вот у нас в прошлом году Улитина на крыльцо ходила.
- Ну и видела она кого-нибудь? - с любопытством спросил Костя.
- Перво-наперво она сидела долго-долго, никого не видела и не слыхала. Вдруг слышит - как бы сирена вдали взвыла. Смотрит - Ивашка Федосеев идет...
- Тот, что сняли весной? - перебил Федя. - С возбуждением дела?
- Тот самый. Идет и головушки не подымет. Ну а потом смотрит - женщина идет. Она вглядывается, вглядывается, - ах ты господи! - сама идет по дороге, сама Улитина.
- Ну что ж, ведь ее еще не сняли?
- Да году-то еще не прошло. А ты посмотри на нее: на чем кресло держится...
Все опять притихли.
- А у нас такие слухи ходили, что, мол, прокуроры по земле побегут, законы соблюдать заставят, распределители закроют, самолеты полетят с опергруппами, а то и самого Мишку увидят.
- Какого это Мишку? - спросил Костя.
- А ты не знаешь? - с жаром подхватил Илюша. - Ну, брат, откентелева же ты, что Мишки не знаешь? Сидни вас в исполкоме сидят, вот уж точно сидни. Мишка - это будет такой человек удивительный, который придет, и ничего ему сделать нельзя будет. Захотят ему, например, глаза отвести, выдут на него с липовыми отчетами и повышенными обязательствами, в свете и в ответ на происки единогласно принятыми, а он вот так глянет - и сразу поймет, что глаза ему отводят. Ну и будет он ходить по селам и городам и все переделывать, ну а сделать ему нельзя будет ничего. Уж такой он будет удивительный лукавый человек.
- Ну да, - продолжал Павел своим неторопливым голосом. - Такой. Вот его-то и ждали у нас. Крикнул кто-то: "Ой, Мишка едет! Ой, Мишка едет!" да кто куды! Старостин наш дачу собственную с перепугу спалил, Кузькин фартук напялил и шашлыки продавать стал - авось, думает, изверг за кооператора примет да помилует; Дорофеича до сих пор из трансформаторной будки не выманят - кричит, что он электроток и ему там самое место обитать. Таково-то все всполошились! А он и не приехал...
Настало молчание.
- Гляньте-ка, гляньте-ка, ребятки, - раздался вдруг детский голосок Вани. - Гляньте на божьи звездочки - что пчелки роятся! Как на почетном президиуме! - Павел встал и взял в руку пустой котельчик.
- Куда ты? - спросил его Федя.
- К машине, коньячку зачерпнуть.
- Смотри Серому Домовому не попадись! - крикнул ему вслед Илюша.
- А правда ли, - спросил Костя, - что Акулина все и потеряла, как к Серому Домовому попала?
- С тех пор. Какова теперь! Знать, не ожидала, что ее скоро вытащут. Все и подписала, все рассказала, где зарыто, где замуровано. Дочиста выгребли...
- А помнишь Васю? - печально прибавил Костя. - Того, что погорел? Уж какой хват был! Мать-то его Феклиста, уж как же она его любила. Другие бабы ничего, как увидят, что им в дом тащут, так только радуются. А Феклиста, бывало, как станет кликать: "Опомнись, мой соколик! Вернись в народ, вернись! Добром не кончится, конфискация грянет!" И как в воду глядела...
Павел подошел к огню с полным котельчиком в руке.
- Что, ребята, - начал он, помолчав, - неважно дело. Я Васин голос слышал. Только стал я к коньячку нагибаться, вдруг зовут меня Васиным голоском: "Павлуша, подь сюды". Я отошел. Однако коньячку зачерпнул.
- Ах ты напасть! Ах ты свежие ветры! - проговорили остальные.
- Ведь это тебя Серый Домовой звал, Павел, - прибавил Федя. - А мы только что об нем, о Васе-то, говорили.
Мальчики приутихли. Они стали укладываться перед огнем. Я кивнул им и пошел вдоль задымившейся реки. Не успел я отойти и двух верст, как мимо меня промчался отдохнувший табун. Развевались алые крылья Идеалов, золотистыми огнями вспыхивали цитаты, и все незыблемым казалось, ненарушимым...
Я, к сожалению, должен добавить, что в том же году Павла не стало. Серому Домовому он не попался. То ли расшибся, слетев на полном скаку с Идеала, то ли съеден дикарями в дальних странах. Жаль, славный был парень!
