Кир Булычев - Летнее утро (Сборник)
Я не согласился с Курловым.
— Такие уникумы — исключение. Мы знаем о двух-трех, не больше. Игру делает команда.
— Ну-ну.
На экране высоченный центровой перехватил мяч, посланный, над головами игроков, сделал неловкий шаг и положил мяч в корзину.
Курлов улыбнулся.
— Талант, труд, — сказал он. — Все это теряет смысл, стоит в дело вмешаться человеческой мысли. Парусные суда исчезли, потому что появился паровой котел. А он куда менее красив, чем грот-мачта с полным вооружением.
— Оттого что изобрели мотоциклы и появился мотобол, — возразил я, — футбол не исчез.
— Ну-ну, — сказал Курлов. Он остался при своем мнении. — Поглядите, что эти люди умеют делать из того, что недоступно вам, человеку ниже среднего роста (я внутренне поклонился Курлову), человеку умственного труда. Они умеют попадать мячом в круглое отверстие, причем не издалека Метров с трех — пяти. И притом делают массу ошибок.
Говорил он очень серьезно, настолько серьезно, что я решил перевести беседу в несколько более шутливый план.
— Я бы не взялся им подражать, — сказал я. — Даже если бы потратил на это всю жизнь.
— Чепуха, — сказал Курлов. — Совершенная чепуха и бред. Все на свете имеет реальное объяснение. Нет неразрешимых задач. Эти молодые люди тратят всю жизнь на то, чтобы достичь устойчивой связи между мозговыми центрами и мышцами рук. Глаз всегда или почти всегда может правильно оценить, куда следует лететь мячу. А вот рука после этого ошибается.
— Правильно, — ответил я. — Знаете, я когда-то учился рисовать. Я совершенно точно в деталях представлял себе, что и как я нарисую. А рука не слушалась. И я бросил рисовать.
— Молодец! — одобрил Курлов. — Спасибо.
Последнее относилось к тому, что я наполнил его рюмку.
— Значит, — продолжал Курлов, — система «мозг — рука» действует недостаточно четко. Дальнейшее — дело физиологов. Стоит лишь найти неполадки в этой системе, устранить их — и баскетболу крышка.
Курлов строго посмотрел на экран. Я понял, что комплексы, которые мне удалось в себе подавить, цепко держали в когтистых лапах моего соседа.
— Ради этого я и пришел.
— Сюда?
— Да. Пришел смотреть телевизор. И теперь я знаю, что могу превратить в гениального баскетболиста любого неуча. Вас, например. Хотите?
— Спасибо, — сказал я. — Когда же я стану баскетболистом?
— Мне нужно два месяца сроку. Да, два месяца, не больше. Но потом не жалуйтесь.
— Чего же жаловаться? — улыбнулся я. — Каждому приятны аплодисменты трибун.
Я встретился с Курловым недели через две. В лифте. Он раскланялся со мной и сказал:
— Мне на шестой.
— Помню.
— И кстати, в моем распоряжении еще шесть недель.
— Как так? — Я забыл о разговоре у телевизора.
— Шесть недель, и после этого вы становитесь великим баскетболистом.
Прошло не шесть недель, а больше. Месяца три. Но потом часов в семь вечера вновь раздался звонок в дверь. Курлов стоял на лестнице с большой сумкой в руке.
— Разрешите?
— У вас снова сломался телевизор?
Курлов ничего не ответил. Он был деловит. Он спросил:
— Дома никого?
— Никого, — ответил я.
— Тогда раздевайтесь.
— Вы говорите, как грабитель.
— Раздевайтесь, а то стемнеет. До пояса. Да послушайте, в конце концов! Вы хотите стать великим баскетболистом или нет?
— Но ведь это была…
— Нет, не шутка. Я решил эту задачку и дарю вам первому удивительную способность управлять собственными руками. Казалось бы, природа должна была позаботиться об этом с самого начала, так нет, приходится вносить коррективы.
Сумку он поставил на пол, из кармана пиджака извлек небольшую плоскую коробку. В ней обнаружился шприц и ампулы.
— Почему вы не спросите, не опасно ли это для жизни? — спросил он не без сарказма.
— Признаться, я растерян.
— «Растерян» — правильное слово. Но надеюсь, не напуган? Или мне сбегать домой за дипломом доктора медицинских наук? Нет? Ну и хорошо. Больно не будет.
Я покорно стащил с себя рубашку, майку, благо был теплый вечер. Мне тогда не пришла в голову мысль, что мой сосед может быть сумасшедшим, убийцей. Эта мысль мелькнула после того, как он вкатил мне под правую лопатку два кубика раствора. Но было поздно.
— Вот и отлично, — сказал Курлов. — Я ставил уже опыт на себе и на обезьянах. Результаты поразительные. Надеюсь, у вас будут не хуже.
— А что с обезьянами? — глупо спросил я, натягивая майку.
— Ничего интересного для профана, — отрезал Курлов. — У них эти связи функционируют лучше, чем у людей. Тем не менее павиан по кличке Роберт умудрился попасть грецким орехом в глаз нелюбимому смотрителю на расстоянии пятидесяти метров.
— Что теперь? — спросил я.
— Теперь — в Лужники, — ответил Курлов. — До темноты осталось три часа. Два с половиной. Посмотрим, что получилось.
— А уже действует?
— К тому времени, как подъедем, подействует.
В автобусе он вдруг наклонился к моему уху и прошептал:
— Совсем забыл. Никому ни слова. За неофициальный эксперимент с меня снимут голову и степень. Если бы не данное вам слово, человечество получило бы этот дар через пять лет.
— Почему через пять?
— Потому что каждый эксперимент надо проверить другим экспериментом. А тот — следующим. И еще ждать, не получатся ли побочные эффекты.
— А если получатся?
Курлов пожал плечами. Он был великолепен. У него был явный наполеоновский комплекс. Он подождал, пока автобус остановился, спрыгнул первым на асфальт, подобрал с земли камешек и запустил им в пролетавшего мимо шмеля. Шмель упал в траву и обиженно загудел.
— Я вкатил себе эту дозу две недели назад. С тех пор ни разу не промахивался.
Мы отыскали почти пустую баскетбольную площадку. Один щит был свободен, у другого двое девчат перебрасывались мячом, словно не решались закинуть его в корзину.
— Надо раздеваться? — спросил я.
— Зачем? Сначала так попробуем.
Потом я удивлялся, почему за все время пути и в первые минуты на площадке я почти ни о чем не думал. То есть думал о каких-то глупостях. Во сколько завтра утром вставать, надо купить хлеба на ужин, погода стоит хорошая, но может испортиться — вот о чем я думал.
— Ну, — сказал Курлов, доставая из сумки мяч ровно за секунду до того, как я сообразил, что мяча у нас нет.
Я поглядел на кольцо. Кольцо висело страшно высоко. Оно оказалось маленьким, и попасть в него мячом было совершенно невозможно. Девушки у второго щита перестали перебрасываться мячом и изумленно глазели на двух среднего возраста маленьких мужчин, толстого (я) и тонкого (Курлов), которые явно собирались заняться баскетболом. Девушкам было очень смешно.
