Александр Казанцев - Купол надежды
— Вот мы посмотрим, как вы тут оба завоняете, если нам не выдадут наших парней.
В ответ Саломак произнес целую речь:
— Господа! Я привык к вежливому обращению. Сотни лет назад Алжир захватили пираты и с благословения турецкого султана страна стала «государством пиратов». Но у вас, бойцов за освобождение Алжира, одинаково ненавидящих и султана, и пиратов, и колонизаторов, должны быть другие приемы. Я сочувствую вам и потому считаю долгом бойца Сопротивления предупредить вас, что мсье Рене — отнюдь не мой единомышленник — не ездит без вооруженной охраны. Мне кажется, что это его «кадиллак» спускается с противоположной стороны к вилле.
— Давай газу! — закричал сидевший сзади похититель, толкнув Саломака в спину, словно он мог прибавить ходу старенькому «пежо».
Автомашина, подскакивая на неровностях дороги, мчалась к великолепному стратегическому шоссе, построенному по четырехлетнему плану «освоения Северной Африки» на иностранные субсидии.
Вероятно, кто-нибудь из слуг Рене видел, как похитители увезли его гостей, потому что «кадиллак» задержался у виллы лишь на минуту.
Похитители заметили погоню, но не собирались уступать свою добычу. Они выехали на новое шоссе и с полузакрытой дверцей помчались по нему с предельной для «пежо» скоростью.
И вдруг все качнулись вперед. Мсье Саломак ударился головой в лобовое стекло, водитель лег грудью на руль и охнул. Анисимов и два его стража полетели на спинку переднего сиденья. Машина встала, мотор ее взвыл, колеса завизжали, понапрасну вращаясь.
Возможно, скрытые чадрой лица похитителей были растерянны. Они выскочили наружу и завозились у колес. Потом бросились прочь от шоссе.
— Куда вы? — закричал им вслед Саломак.
Один из похитителей обернулся и крикнул по-французски:
— Такова воля аллаха. Вам повезло, отродье гяуров, презренный джинн сожрал шоссе, чтобы нам не ехать.
— То есть как это сожрал? — переспросил Саломак, но похитители уже исчезли.
Больше всего они боялись быть узнанными, когда с убитого или раненого снимут чадру.
Анисимов оглянулся. Через заднее стекло виднелся приближающийся «кадиллак».
— Во всяком случае, что бы он там ни говорил про аллаха и джинна, это весьма любезно с их стороны — не прикончить нас перед расставанием, — заметил профессор Саломак, выбираясь из машины и растирая шишку на лбу. Очевидно, пребывание в лагере и бегство оттуда научили его владеть собой.
Анисимов последовал за ним:
— Что же случилось? О каком прожорливом джинне шла речь?
— Непостижимо! — отозвался Саломак. — Колея в порошке. Вы только посмотрите. Этот прах был недавно асфальтом.
— М-да! — протянул Анисимов. — Похоже, что парафиновые связи растворились неведомо в чем. — Он пересыпал из ладони в ладонь тонкий порошок, взятый им из-под колес.
— Есть над чем подумать! — проворчал Саломак.
— Любую химическую реакцию можно повторить, — заметил Анисимов. — Хотя бы в лаборатории.
— Моя лаборатория к вашим услугам, профессор. Париж! Париж!
Подкатил «кадиллак» и тоже забуксовал колесами, увяз в порошке по самую ступицу.
Из машины выскочил розовощекий, коренастый, с туго обтянутым брюшком и нафабренными усами мсье Рене. За ним следом — пять молодцов. Все в беретах, блузах, они смахивали на апашей и были с автоматами.
— Вы живы, господа? Какое счастье! — воскликнул мсье Рене.
— Все в порядке, кузен. Нас никто не съел, чего нельзя сказать о шоссе, как заметил один из доставивших нас сюда любезных похитителей.
— Что за чепуху вы говорите, Саломак? Как можно съесть асфальтированную дорогу?
— В этом суеверном экспромте есть свой смысл.
— Это предстоит выяснить, — заметил Анисимов. — Для исследования выдвинем рабочие гипотезы, в том числе и о биологической коррозии асфальтов.
— Вы не исключаете джиннов? — живо спросил Саломак.
— Выясним в лаборатории, — пообещал Анисимов.
Глава вторая. БУЛЬВАРЫ
В Париже лил дождь. Крыши машин в многоструйном их потоке казались лакированными. Солнечные лучи, пробиваясь сбоку от дождевых туч, сверкали словно в движущихся зеркалах.
А на тротуарах бушевали водовороты зонтиков: строгих, темных — мужских; разноцветных, радужных — дамских.
Казалось, что от площади Согласия до Триумфальных ворот проходит парад машин и раскрытых зонтиков.
Елисейские поля знали много парадов. Накануне второй мировой войны, 14 июля, в день 150-летия Великой французской революции, здесь происходил последний мирный парад французов. Толпы парижан тогда заполняли бульвары по обе стороны аллеи, а над сплошными живыми стенами поднимались самодельные бумажные перископы, накануне продававшиеся с рук, или просто дамские зеркальца, в которых отражались нарядные мундиры.
Потом по этой же магистрали, печатая гусиный шаг, маршировали серые куртки и устрашающие черные ряды оккупантов. А на бульварах робко жались к деревьям одинокие прохожие.
И уж совсем недавно промаршировали здесь высадившиеся наконец в Европе американцы и сражавшиеся во Франции французские бойцы Сопротивления.
— А знаете, дорогой мой друг, о чем я думаю, когда смотрю на парижский асфальт? Что его не сожрали мерзкие боши, подобно одноклеточным дрожжам кандиды, слопавшим, к нашему счастью, шоссе в Алжире.
— Честь и хвала вашей лаборатории, Мишель, где удалось распознать в пожирателях дрожжи кандиды.
— Честь и хвала тому, мой друг, кто догадался об этом еще в Алжире.
— Меня натолкнул на такую мысль наш незадачливый похититель и его «прожорливый джинн».
Два профессора, недавно приехав в Париж из Алжира, шли от площади Согласия к Триумфальным воротам, к знакомому кафе.
Маленький француз высоко в руке держал зонт, чтобы прикрыть им своего высокого спутника.
Молодые ученые уселись за столик под тентом кафе.
Солнечный дождик прошел. И сразу нарядной стала толпа прохожих.
— Не кажется ли вам, мой друг, что парижанки много выигрывают оттого, что не закрывают чадрой и балахоном ни лиц, ни ног, как в арабской части Алжира?
— Или на вилле вашего кузена, — заметил Анисимов.
Оба расхохотались.
— Итак, мой друг, нашей общей пассией стала кандида. Ай, ай, ай! Что скажет Шампанья, ее исследующий?
Подскочил гарсон с манерами апаша.
— Вы сказали шампанское, мсье?
— Я сказал Шампанья, мой друг. Это имя повторят ваши внуки.
— Я не женат, мсье. Это удобнее и не мешает пить шампанское.
— Вы подсказали верную мысль, — вмешался Анисимов. — Мы должны поднять бокал с искрящейся влагой за сделанное открытие, за съеденное не джинном, а кандидой шоссе!
