Говард Лавкрафт - Он
Пройдя по аллее, усыпанной гравием, мы поднялись по каменной лестнице, ведущей прямо ко входу в дом и вошли. Я едва не потерял сознание от затхлого запаха плесени, ударив того мне в нос и показавшегося мне симбиозом веков и гнили. Мне показалось, хозяин дома не заметил моей реакции. Из вежливости я предпочитал хранить молчание. Мы прошли в холл, затем поднялась по витой лестнице с резными перилами и очутились в какой-то комнате. Незнакомец запер за нами дверь на ключ, затем подошел к старинному камину и зажег две свечи на канделябре с двенадцатью подставками. Покончив со своими приготовлениями, он попросил меня говорить шепотом.
Мы находились в просторной, прекрасно обставленной по моде начала XVIII века библиотеке с великолепными дверными фронтонами, изысканным дорическим карнизом, прекрасным лепным каминным колпаком. Над книжными полками висели восхитительные семейные портреты. Вся обстановка библиотеки отличалась некоей тусклостью, даже таинственностью и гармонично сочеталась с внешностью хозяина. Человек сделал мне знак сесть в кресло рядом с деревянным инкрустированным столиком. Мне казалось, что прежде чем занять место по другую сторону столика, незнакомец на минуту испытал колебание. Но потом, решившись, сиял свои перчатки, широкополую шляпу и плащ и предстал передо мной в довольно театральном костюме эпохи короля Георга: пышное жабо, короткие шелковые штаны, туфли с пряжками, на которые я не обратил внимание во время нашего ночного путешествия. Он сел на стул со спинкой в форме лиры и принялся с пристальным вниманием смотреть мне в лицо. Теперь без своей шляпы он выглядел глубоким стариком. Возможно его поразительное долголетие стало причиной внезапно появившегося у меня страха. Он заговорил мягким, тихим голосом и я был вынужден напрягаться, чтобы понять речь старика, но слушал рассказ хозяина, как зачарованный, испытывая одновременно легкое беспокойство.
- Итак, милостивый государь, вы видите перед собой весьма эксцентричного человека, который не считает нужным приносить извинение за свой костюм кому бы то ни было, имеющему современные вкусы. Думая о самых лучших временах, я не испытывал сомнений сохранять ли обычаи той эпохи, костюмы и их фасоны. Эта практика никому не причиняет вреда. Мне посчастливилось сохранить невредимым дом моих предков, несмотря на создание здесь двух городов: сначала Гринвича в 1800, а затем Нью-Йорка в 1830 году.
У нашей семьи было много причин, заставивших нас ревниво охранять это место. И я тоже не нарушил свой долг. Мой предок, живший в этом доме с 1768 года, увлекался многими науками и сделал некоторые открытия, тесно связанные с воздействиями этого места. Поверьте, эти открытия заслуживают того, чтобы их хранили в секрете. Я готов рассказать вам кое-что, но при условии, что вы будете хранить молчание обо всем, что увидите и услышите. Я думаю, что могу довериться моей интуиции на людей, и надеюсь, что мне не представится случай сожалеть о вашей нескромности.
Он замолчал. Я утвердительно кивнул головой и сказал, что нет ничего более отвратительного для моей исстрадавшейся души, чем бесформенное и гигантское чудовище по имени Нью-Йорк. Кем бы ни был хозяин старинного особняка безобидным сумасшедшим или поклонником опасных наук, у меня не было другого выхода, как подчиниться его желанию и удовлетворить возросшее любопытство.
- Мой предок, - продолжал незнакомец, - открыл, что человеческая воля обладает замечательными свойствами, позволяющими контролировать не только собственные действия и действия других, но и властвовать над всеми силами и субстанциями природы и даже над многими явлениями, выходящими за ее рамки. Я должен упомянуть и о том, что он пренебрегал неприкосновенностью таких параметров, как время и пространство, и прибегал в своей практике к древним ритуалам краснокожих, некогда живших на этом самом месте, где был построен дом. Индейцы пришли в бешенство от строительства дома и каждый раз в полнолуние стремились вернуть свою утраченную землю предков. Годами они совершали набеги на наше жилище, пытаясь преодолеть высокие стены. Но в 1768 году новый хозяин особняка заключил с ними соглашение, заставшее их врасплох. За право свободного посещения своей территории индейцы обязались давать подробные объяснения всем действиям во время совершения своих ритуалов. Хозяин особняка узнал, что совершаемый обряд достался им в наследство, с одной стороны, от их далеких предков, с другой - от старика голландца времен объединения Штатов. Через неделю после заключения соглашения с краснокожими мой предок стал единственным обладателем сокровенной тайны индейского обряда. Возможно в немалой степени этому способствовал отличный ром, в изобилии хранившийся в подвале дома. Вы первый человек, которому я рассказываю эту историю, но поскольку вы, как и я сам, интересуетесь прошлым, я полностью доверяю вам.
Я почувствовал озноб, когда хозяин стал изъясняться на диалекте, пришедшем из другой эпохи.
Старик снова заговорил:
- То, чему научили его дикари, было лишь малой долей необъятной науки, которую он постиг в дальнейшем. Мой предок не учился в Оксфордском университете, не брал уроки у старого известного химика и астролога в Париже. Самостоятельно он пришел к убеждению, что весь мир есть не что иное, как испарения нашего мозга. Заурядная личность не может оказывать на него влияние, но мудрый ум легко управляет всеми стихиями, словно табачным облаком из Вирджинии. Итак, мы можем делать все, что сами пожелаем, и отвергать все, что претит нашей воле. Вы, без сомнения, заинтересуетесь картинами эпохи, столь дорогой для вас. Я прошу вас усмирить возможный ужас перед лицом того, что собираюсь вам показать. Подойдите к окну и оставайтесь спокойным.
Хозяин подошел ко мне и подвел за руки к одному из двух имевшихся в комнате окон. Едва он дотронулся своими пальцами до моей кожи, кровь застыла у меня в жилах: его руки были холоднее льда. Я с трудом сдержал себя, чтобы не оттолкнуть руку старика, но, вспомнив о небытие и об ужасной ежедневной действительности, был готов перенести любое испытание. Старик раздвинул желтые бархатные портьеры. Сначала в сумерках какое-то мгновенье я ничего не видел, кроме бесчетного количества пляшущих вдалеке огоньков. Но вдруг, словно по неуловимому мановению руки старика, яркая, зарница вспыхнула в небе, и я увидел море листьев, покрывавших крыши. Справа зловеще мерцал Гудзон, прямо перед окном простиралось обширное солончаковое болото, усыпанное светлячками. Зарница потухла. На лице старого некроманта заиграла дьявольская улыбка.
- Попробуем еще раз, - прошептал незнакомец. Я был близок к тому, чтобы лишиться чувств и почти сожалел об утраченном современном городе.
