Роберт Хайнлайн - Миры Роберта Хайнлайна. Книга 7
— Вот так-то лучше, — одобрил доктор. — Ближе к делу, Джим. Почему тебе кажется, что с ним что-то не так, если мы с ним думаем иначе?
— Да потому что он так себя ведет, док. Дома-то все хорошо, а вот когда выходит… Раньше он со мной всюду ходил, скакал и везде совал свой нос…
— У него нет носа, — заметил Фрэнсис.
— Пять с плюсом. А теперь, когда я его беру погулять, он сворачивается в клубочек, и ничего от него не добьешься. Если он не болен, почему он так делает?
— Начинаю соображать, — сказал доктор. — Он у тебя сколько времени живет?
Джим задумался, перебирая в памяти двадцать четыре месяца марсианского года.
— Где-то с конца зевса, почти с ноября.
— А теперь конец марта, почти церера, лето кончилось. Тебе это ни о чем не говорит?
— Да нет.
— Что ж он, по-твоему, по снегу должен скакать? Мы уезжаем, когда приходят холода, а он здесь живет.
— Вы думаете, это он впадает в спячку? — раскрыл рот Джим.
— А что ж еще? Предки Виллиса много миллионов лет приспосабливались к смене времен года, не может же он так сразу от этого отказаться.
Джим забеспокоился.
— Я ведь хотел взять его с собой в Малый Сирт.
— Малый Сирт? Ах да, ты ведь в этом году поступаешь в школу. И Фрэнк тоже.
— Точно!
— Не могу привыкнуть к тому, как быстро вы растете. Я прилетел на Марс, потому что здесь год в два раза длиннее, но что-то не вижу никакой разницы — годы летят еще быстрее.
— Док, а сколько вам лет? — поинтересовался Фрэнсис.
— Неважно. Итак, кто из вас будет изучать медицину, а потом вернется мне помогать?
Ответа не было.
— Ну, ну! — настаивал доктор. — На кого вы собираетесь учиться?
— Не знаю, — сказал Джим. — Я интересуюсь ареографией[1], но и биология мне тоже нравится. Может, стану планетарным экономистом, как мой старик.
— Это обширная область. Долго придется учиться. А ты, Фрэнсис?
Фрэнсис немного смутился.
— Я? Да ну, я все-таки думаю стать космическим пилотом.
— А я думал, ты из этого уже вырос.
— А что тут такого? Мне кажется, я смогу.
— Дело твое. Да, раз уж об этом зашла речь: вы ведь уедете в школу еще до миграции?
Поскольку людям несвойственно впадать в зимнюю спячку, колония дважды в марсианском году переезжала. Южное лето они провели в Хараксе, в тридцати градусах от южного полюса, а теперь собирались перебраться в Утопию, в Копаис, почти на том же расстоянии от северного полюса. Там колония должна была провести половину марсианского года, то есть почти целый земной год.
Возле экватора находились постоянные, немигрирующие поселения — Нью-Шанхай, Марсопорт, Малый Сирт и другие, но они не считались колониями, и населяли их в основном служащие Марсианской Компании. Контракт и закон обязывали Компанию обеспечить колонистам высшее земное образование, а Компании было удобнее сосредоточить обучение в одном месте — в Малом Сирте.
— Мы едем в будущую среду, — сказал Джим, — на почтовом скутере.
— Так скоро?
— Да, потому я и беспокоюсь за Виллиса. Что с ним делать, док?
Виллис, услышав свое имя, вопросительно посмотрел на Джима и повторил, в точности копируя его:
— Что с ним делать, док?
— Заткнись, Виллис.
— Заткнись, Виллис, — Виллис столь же точно скопировал и доктора.
— Наверное, правильнее всего было бы вынести его на воздух, найти норку и сунуть его туда. Вы сможете возобновить знакомство, когда спячка кончится.
— Что вы, док, он же так потеряется! Он выйдет гораздо раньше, чем я приеду на каникулы. Может, он проснется еще до переезда колонии.
— Может быть. — Макрей задумался. — Ему не повредит снова оказаться в своей среде. С тобой он ведет неестественный образ жизни, Джим. Ты же знаешь, он личность, а не собственность.
— Конечно! Он мой друг.
— Не пойму я, — вставил Фрэнсис, — чего это Джим так с ним носится. Конечно, болтает он здорово, но все равно, как попугай. По-моему, он просто болван.
— А тебя никто не спрашивает. Виллис меня любит. Правда, Виллис? Ну, иди к папе. — Джим протянул руки, меховой шарик взобрался по ним и устроился у Джима на коленях — теплый, чуть пульсирующий. Джим погладил его.
— Почему бы тебе не попросить марсиан позаботиться о нем? — предложил доктор.
— Я пробовал, но не нашел ни одного в таком настроении, чтобы он обратил на меня внимание.
— То есть у тебя не хватило охоты этого дождаться. Внимание марсианина можно завоевать, только набравшись терпения. А почему ты не спросишь самого Виллиса? У него свое мнение есть.
— А как ему объяснить?
— Давай я попробую. Виллис!
Виллис обратил к доктору два глаза.
— Хочешь выйти и найти место, где спать?
— Виллис не хочет спать.
— Надо выйти. Хорошо, холодно, найти норку в земле. Свернуться и поспать как следует. А?
— Нет!
Доктору стоило труда не поддаваться наваждению, что это говорит Джим (говоря от своего лица, Виллис всегда пользовался голосом Джима). Звуковая диафрагма Виллиса так же не имела собственного тембра, как не имеет его мембрана радиоприемника, она и была устроена так же, как мембрана радио, хотя и была органом живого существа.
— Решительно сказано, но попробуем зайти с другой стороны. Виллис, хочешь остаться у Джима?
— Виллис остаться у Джима. Тепло! — задумчиво произнес Виллис.
— Вот секрет твоего обаяния, Джим, — сухо сказал доктор. — Ему нравится температура твоего тела. Но ipse dixit, бери его с собой. Не думаю, чтобы это ему повредило. Ну проживет он пятьдесят лет вместо ста, зато получит вдвое больше удовольствия.
— Значит, обычно они живут по сто лет? — спросил Джим.
— Кто их знает. Мы недостаточно долго пробыли на этой планете, чтобы знать такие вещи. А теперь выметайтесь. У меня полно дел. — Доктор задумчиво посмотрел на кровать, которая уже неделю не застилалась, и решил подождать, пока будет менять белье.
— А что значит «ipse dixit», док? — спросил Фрэнсис.
— Значит «сказано — сделано».
— Док, — предложил Джим, — пойдемте к нам обедать. Я позвоню маме. И ты тоже, Фрэнк.
— Нет, — сказал Фрэнк, — я, пожалуй, не пойду. Мама говорит, что я слишком часто у вас ем.
— Моя мама, будь она здесь, непременно сказала бы то же самое, — признался доктор. — Звони, Джим.
Джим подошел к телефону, попал на двух колониальных мамаш, болтающих о своих малышах, и наконец, сменив частоту, соединился с домом. Когда на экране появилось лицо матери, Джим сказал ей, что пригласил доктора.
